Вадим Панов - Хаосовершенство
Сливаются…
А Копье вдруг оставляет звезды и землю и прячется в камень, раскаляя алтарь до температуры безумия. Копье сжимается, собираясь с силами, и разлетается в восемь сторон, повинуясь пляшущим на алтаре рунам. Чертит восемь спиц, упирая их в стены, и на кончике каждой набухает переполненный мощью шар. И каждый шар, повинуясь громогласному приказу Избранной, сплющивается в вертикально стоящий круг и навсегда впечатывается в стену. И под огромным куполом Главного Энергоблока рождаются восемь круглых, наполненных бесконечным черным глаз. Восемь черных тоннелей в восемь неизведанных миров. Восемь дорог под новые звезды.
Восемь…
– Отец, – шепчет обессиленная Патриция. – Мы победили, отец.
Она садится у алтаря и закрывает глаза.
– Мы сделали, – вторит Избранной Мишенька. Он бьет ладонью в толстенное стекло панорамного окна и повторяет: – Мы сделали, чтоб меня наизнанку вывернуло! Мы сделали!
А позади кричат вскочившие на ноги офицеры.
Мамаша Даша обнимает Матильду.
Плачет Рус.
Улыбается Мертвый. Он стягивает перчатки, смотрит на лишившиеся страшных отметин руки и улыбается. Страшно улыбается.
Смеется Грег, глядя на падающие после столкновения с зеленоватой сферой вертолеты. На перепуганных десантников, которых добивают окрыленные успехом защитники Станции.
Сидит на земле ошарашенный Кристиан, а вокруг приплясывает Олово. Приплясывает и кричит:
– Совершенство!
И Крис наводит «шиву» на пронзившее Землю Копье.
Кадр № 1000. Тринадцатый полигон «Науком», Станция, август.
– Сегодня мир стал совершенен! Она построила кольцо миров! Сегодня…
…был ад.
«…прямое попадание крылатой ракеты в производственный блок № 11 привело к гибели пятидесяти трех человек и вызвало неконтролируемый энергетический выброс огромной мощности. Мы не в силах предсказать, чем обернется для Земли эта катастрофа. Да хранит вас бог!»
(из срочного заявления коменданта тринадцатого полигона «Науком» Михаила Щеглова).Расчеты Ганзы оказались верны: тысячекилометровая зона вокруг Станции практически не пострадала. Нетронутым остался и весь меридиан.
А вот остальным пришлось несладко.
Шесть первых минут – сто миллионов первых погибших. Изнасилованная энергетическим копьем планета огрызнулась волной землетрясений, самое слабое из которых тянуло на восьмерку по Рихтеру. Новосибирск, Дели, Куала-Лумпур, Сиэтл, Берлин, Денвер, Кито…
Жертвами землетрясений стали не только люди и города. По всему миру к ним присоединились тридцать пять атомных электростанций. Тридцать пять новых Хиросим…
Потревоженная вода бьет наотмашь. Тридцатиметровые волны разбегаются по Индийскому океану и Атлантике, а огромный Тихий порождает пятидесятиметрового монстра. Цунами захлестывают Лос-Анджелес и Новый Орлеан, Нью-Йорк и Бостон, Калькутту, Сингапур, Шанхай…
Вулканы Исландии и Камчатки «отзываются» почти мгновенно, а через два часа после запуска Станции в ста милях от Солт-Лейк-Сити начинает пыхтеть первый из «новых вулканов», заливая окрестности вырвавшейся из глубин лавой…
Приходят в движение плиты, вздрагивают разломы земной коры, уходят под воду острова и возникают новые. В других морях и океанах. Или рядом, по соседству…
Все рушится.
А под куполом Главного Энергоблока Станции таинственно поблескивают переливчатым черным ворота в неизведанные миры.
Эпилог
Оставшиеся за пределами Станции десантники прекратили огонь почти сразу, сообразили, что толку от него нет, что пули и гранаты растворяются в окутавшем Станцию силовом поле, и перестали стрелять. А те, что оказались внутри, заняли было круговую оборону, но Слоновски распорядился силу не применять. Хватит, настрелялись. Окруженным солдатам предложили беспрепятственный выход за пределы Станции. Десантники сначала отказались, но, увидев гибель посланных на выручку вертолетов – два из них разбились, столкнувшись с силовым полем, – предложение приняли и ушли через Арку.
Война закончилась.
Остатки десанта заняли позицию между вторым и третьим периметром, перегруппировались, но активных действий не предпринимали, ждали приказов. А их не было. Флотилия в катаклизме не пострадала, однако правительствам стало не до Станции.
Война закончилась.
И наспех зализавшая раны служба внутренней безопасности немедленно занялась организацией экспансии. Именно им, самым преданным Патриции офицерам, предстояло первыми отправиться в новые миры.
– Что железнодорожники?
– Работают.
– Это понятно! – хмыкнул Грег. – Меня интересует, как идут дела.
– Обещают восстановить пути за сутки.
Сеть железнодорожных веток – от складов и производств к куполу Главного Энергоблока – была изрядно повреждена. К тому же предстояло пробить несколько дополнительных ворот в купольный зал, проложить через него пути к Вратам и дальше, за пределы Земли…
– Что с веткой в зону «Науком»?
– Ею занимаются ребята из корпорации.
– Я знаю, кто ею занимается. Когда будет восстановлено сообщение?
– Не раньше завтрашнего вечера.
– Сойдет.
Тем более что пока в поставках «Науком» нет необходимости. Все, что нужно на первое время, на Станции есть.
Мимо беседующих офицеров медленно проехал тягач, на открытой платформе которого стоял четырехместный вертолет с опознавательными знаками Картографической службы. Грег прищурился: все правильно, разведчики уже ушли, теперь готовятся картографы. За ними пойдут геологи и проектировщики. И одновременно железнодорожники подгонят тяжелую технику и начнут предварительные работы.
Согласно плану колонизации первые эшелоны в лишенный пока имени «Мир-1» должны пойти через неделю. На поездах через половину галактики. К другой земле. К другой жизни.
Тягач скрылся в воротах купольного зала. Слоновски тряхнул головой и улыбнулся:
«Мы сделали!»
– Миллион… еще один миллион… еще один миллион, и это будет двадцать четыре. Нет… это будет двадцать девять! Нет…
Рустам Лакри подсчитывал погибших. Упер бессмысленный взгляд в черный экран отключенного коммуникатора и подсчитывал. «Слушал» новости и подсчитывал, постоянно сбиваясь и начиная заново. Не замечая никого и ничего. Пребывая один на один со своим кошмаром.
– Тридцать четыре… тридцать восемь…
А рядом, в четырех шагах от него, сидела в кресле заплаканная Матильда. Иногда, когда Рус начинал кричать и размахивать руками, словно отбиваясь от навалившихся тварей, она подходила и гладила любимого по голове. Прижимала к себе. Шептала что-то и плакала.
Ее тепло успокаивало Руса. Он замирал, на какое-то время переставал дрожать, но через десять-пятнадцать минут продолжал свой страшный подсчет:
– Сто пятьдесят три… сто семьдесят… Двести…
– Она меня ненавидит? – негромко спросила Патриция.
– Она еще не знает, – честно ответила Мамаша Даша. И тяжело вздохнула: – Сейчас Матильда думает только о Рустаме.
– Но возненавидит.
Гадалка положила руку на плечо Пэт.
– Мата сама рассказала Русу правду.
– И что изменила?
Они говорили в коридоре, у входа в апартаменты Лакри. Говорили шепотом. Но не потому, что Матильда или Рус могли их услышать, совсем нет. Просто шепот лучше всего подходит для горьких слов. Ты не произносишь их в полный голос, и от этого немного легче.
– Ты прекрасно знаешь, что она изменила, – заметила Мамаша. – Если бы не вмешательство Маты, ты обманула бы Руса так же, как и остальных. Сказала бы, что виной всему ракета, что все вышло из-под контроля, что катастрофа – трагическая случайность…
– Он слишком умен, он бы не поверил.
Патриция улыбнулась, но в глазах ее застыла боль. Не раскаяние, не сожаление – боль.
Матильда должна была стать ее совестью, ее жалостью. Матильда! Сознательно или нет, она поделилась своим грузом с любимым, и Рус не выдержал.
– Он захотел бы поверить, – с нажимом продолжила гадалка. – Так же, как сейчас он захотел от всего сбежать. Он заставил бы себя поверить.
Пэт понимала, что гадалка права, но легче не становилось. Потому что все пошло не так, как должно. Потому что ее любимая сестра убивается сейчас рядом с сумасшедшим мужчиной и готовится ее возненавидеть. Потому что обмануть не получилось.
– Ты сможешь его вылечить?
Патриция машинально посмотрела на скользящие по кистям рук руны.
– Только в том случае, если Рус этого захочет.
– Но ты попытаешься?
– Должно пройти время.
Оно ведь не только убивает, оно еще и лечит. Притупляет пережитый ужас. Сейчас Лакри один, но рано или поздно он, возможно, захочет вернуться к Мате и ребенку. И тогда Патриция поможет ему вырваться на свободу. Но только тогда.
Боль постепенно уходила из взгляда Пэт. Не исчезала, но пряталась, поскольку, вспомнив о времени, Избранная вспомнила и о делах – день ее был расписан по минутам.
