Иван Суббота - Темный Эвери. Лич-2
— Мы можем хорошо заплатить.
Впрочем, в его случае, уровни не самое главное. Сколько, интересно, он турнирных эликсиров выпил? Если на последнем турнире "Триада" три с лишним сотни пузырей взяла, то сколько из них досталось Дракону? Вдруг все? Это вообще будет двойной "опупеть" тогда!
— Не интересует.
— Ты в моем городе!
— Я переживу этот печальный факт.
— Не уверен!
Тонкая рука опять касается плеча закованного в золотые латы воина.
Нет, все турнирные элики с прошедшего турнира ему не могли достаться. Слишком жирно будет для одного. Он хоть и глава "Триады", но там первая сотня клана тоже не прочь приобщиться к дележу пирога. Каждый хочет урвать свой кусочек. Манкировать интересами и желаниями первой сотни клана Дракон не будет. Но, до чего же любопытно было бы взглянуть на его инфу, узнать, сколько у него в "Силе".
Опять быстрый обмен взглядами и резкий командный рык Дракона:
— Сай!
Все это время простоявший истуканом, застывшим в позе "зю", Сай выпрямился и подскочил ко мне. Протянул руку с зажатым в ней картонным прямоугольником.
— Благодарю, Сай. Вы очень любезны!
Хотел еще добавить пару выражений, вполне приличных, даже где-то высококультурных, но опасно блеснувшие глаза Сая резко отбили у меня охоту делать это. Не стоит дергать рассерженного кота за хвост. Не стоит плодить врагов.
Быстро проверяю билет и, удовлетворенный, прячу его в рюкзак. Поворачиваюсь к Дракону с Вонг и, не глядя им в глаза, бросаю:
— Я передам флакон с эликсиром сразу же, как только переступлю порог кукольного театра.
И будь что будет!
Краем глаза все же замечаю, как наливаются кровью глаза Дракона. Кажется, он сейчас взорвется! Тихий смешок и мелодичный голос не позволил ему сделать это:
— Сай, проводите господина Эвери до входа в театр.
Разворачиваюсь и легкой походкой иду в сопровождении триадца к двустворчатым дверям театра. Очень надеюсь, что походка выглядит легкой. На самом деле во мне все задеревенело.
— Сегодня не будет увертюры, Эвери, — слышу за спиной мелодичный перелив. — Сегодня будет обычная постановка, довольно пресная. В этом театре увертюра бывает раз в год и, кончено же, мы с Драконом никогда не пропускаем это, как ты говоришь, поистине грандиозное зрелище.
У меня мороз прошел по коже.
О боги! Как же мне повезло, что сегодня всего лишь обычная, довольно пресная постановка! Как же мне повезло, что сегодня нет увертюры.
— Лови, Сай, — сказал я, переступая порог театра, и бросил ему флакон с эликсиром.
Как только за нами закрылась дверь, я прислонился к ней спиной и тихо сполз на пол.
— Фух, — я вытер рукавом пот со лба. — В гробу я видел такие напряги!
— У тебя нет гроба, не обзавелся еще. А давно пора! Выбросить кровать из комнаты и приобрести нормальный полноценный саркофаг. А еще лучше завести себе нормальный склеп, как и положено любому нормальному личу.
— Кому что, а вшивому баня, — пробормотал я, поднимаясь. — Тут чуть голову не отвернули, а ты с глупостями лезешь.
— Да, кстати, босс, я так и не понял! Они что, хотели обмануть нас? Забрать эликсир и не отдать билеты?
— Не то, чтобы очень хотели. Хотели бы, мы бы в театр не вошли. Эликсир я бы им, конечно, не отдал, сам использовал бы, это мгновенное дело, но в театр они нас точно не пустили бы.
Мы двинулись вдоль пустующего гардероба внутрь здания. Любой театр начинается с вешалки, и этот не был исключением. Единственное, что его отличало от театров в реальном, мире, так это пустые вешалки. Никто не сдает вещи в гардероб в виртуальном мире, не стали этого делать и мы.
— А как, тогда, объяснить все это представление, что они устроили перед театром?
— Как, как! Элементарно! Не по нутру им было просто так вот взять и отдать такую ценную вещь нубу, у которого даже сотого уровня нет. Отдать, не сделав даже вялую попытку шугануть его. Нубу, за которым никто не стоит — не будет же за меня вписываться "Серебряный риф" после того, как я украл у него этот элик, как они думают?
— Понятно-о, — протянул Прив. — Небольшая и ненавязчивая проверка на вшивость.
— Что-то вроде этого, — согласился я. — А так у них совесть спокойна. И все довольны: "Триада" получила элик, я — билеты в театр. Обычно они такими глупостями не занимаются. Мелко для них слишком. Они этими билетами торгуют направо и налево. Кроме одного раза в год.
— Увертюры! — догадался Прив.
— Угу. Именно!
— Жаль, что сегодня не будет увертюры, — огорченно сказал Прив.
Я чуть не споткнулся от этих его слов.
— Прив, ты сам не знаешь, что говоришь! Вот только нам этой, так называемой, увертюры еще не хватало!
— Ты уже видел увертюру? — с удивлением спросил Прив.
— Видел. На роликах на форуме. Все три.
— На форуме?
— Да, я рассказывал уже тебе, что такое форумы.
— Зря вы пришли сюда, — раздался за нашими спинами тихий печальный голос.
Я резко обернулся. Залпы "Катюши" готовы была сорваться с моей, вытянутой вперед, руки.
Перед нами стояла наряженная в белоснежные одежды худая высокая фигура. Длинные рукава, украшенные кружевными манжетами, свисали до самого пола. Большие печальные глаза смотрели на нас с сожалением и даже с явным сочувствием.
— Ты напугал нас, Пьеро, — раздраженно сказал я.
Бледное лицо стало еще печальнее. Не уверен, что лицо обычного живого человека смогло бы так же полно передать глубочайшую, поистине вселенскую печаль, как смогла это сделать эта вырезанная из дерева кукла. Кровавая слезинка появилась в уголке ее глаза, скатилась по щеке и, сорвавшись с нее, упала на белое одеяние.
— Жаль, — прозвучал голос, тоска в котором пробирала до мозга костей. Пьеро перевел взгляд на мою руку, с которой в любой момент готово было сорваться заклинание, и медленно повторил, — жаль, что вы удержали заклинание. Было бы лучшее, если бы вы его применили. Было бы лучше.
Я смотрел, как кровавые капли падают на белую ткань, быстро окрашивая ее сначала в красный, а затем бурый цвет. Еще секунду назад это была прочная материя, а сейчас она на глазах превращалась в полусгнившее рубище, гниль постепенно расползалась по всей одежде, открывая прорехи, сквозь которые виднелось такое же полусгнившее тело. Запах разлагающейся плоти дотянулся до меня. И только лицо у стоявшей перед нами фигуры оставалось лицом куклы — вырезанным из дерева и раскрашенным краской. Бледным, гладким и печальным.
— Не дождешься, Пьеро! — прошипел я и опустил руку. — Не прошел твой номер! Никого убивать здесь я не собираюсь!
— Было бы лучше, — опять, словно не слыша меня, все так же неторопливо повторила эта полукукла-полузомби. — Для вас было бы лучше. Здесь, по крайней мере, выход рядом.
Его рука медленно поднялась и указала назад, где виднелись входные двери театра.
— Может, вам удалось бы убежать, — прошептал Пьеро. Кровавые слезы уже ручьями сбегали по его щекам.
— Мы не собираемся никуда бежать, — бросил я кукле. — Не за тем мы пришли сюда, чтобы сразу же убегать после глупой шутки глупой куклы. Пойдем, Прив!
Я спокойно повернулся спиной к Пьеро и зашагал к расположенной впереди анфиладе, за которой угадывались двери, ведущие в зрительный зал.
— Брр! — сказал Прив. — Жутковато как-то!
Со стороны коридора, полукругом охватывающего анфиладу, раздался дробный цокот, заставивший нас напряженно замереть. Спустя минуту из-за поворота показался пудель и, стуча коготками по лакированному паркету, прошел мимо нас. В пасти его была зажата человеческая рука, ее конец волочился по полу, оставляя за собой кровавый след. Кожа, сшитая из серого бархата, с одного из боков пуделя слезла, открывая голые ребра и высохшие внутренности пса.
— Жутковатое место, — тихо повторил Прив.
Проводив глазами пуделя, пока он не скрылся за поворотом, я аккуратно переступил через кровавую полосу и продолжил путь к дверям в зрительный зал. Взявшись за ручку, я бросил взгляд назад. Пьеро внимательно смотрел нам вслед. Слезы уже не капали из его глаз, и я увидел бледное лицо. Одухотворенное лицо, полное сострадания и печали. Деревянное. Как может дерево так ярко и полно передать одухотворенность? Я решительно повернул ручку и вошел в зрительный зал.
Длинные ряды кресел, полностью заполненные посетителями, убегали в стороны от протянувшегося от нас с Привом до самой сцены прохода. Там, на сцене стояли три фигуры, закутанные в серые балахоны и заунывно тянули одну ноту.
— Соль, — поморщился я.
— Что? — встрепенулся рядом Прив. — Где соль? Какая соль? Причем здесь соль?
— Соль третьей октавы, — опять поморщился я, вспоминая детские годы и нелюбимую мною тогда музыкальную школу. — Самая противная нота на теноре. Никогда не мог ее чисто взять.
— Понятно, — покачал головой Прив и с интересом начал осматриваться по сторонам. — Что это с ними?
