Марк Романов - Суд Проклятых
— Значит, что здесь кто-то свой, — закончила Анна за боцмана.
— Умница, девочка, в точку, — похвалил её Джек.
— Изя, можешь дать перехват переговоров с корабля «Искандер»? — запросил Рик, тыкая в сенсоры распознавания судов на экране. — Всё, что удалось перехватить, и не надо мне о том, что ты такой хороший, не подслушиваешь и не подглядываешь.
— Не могу, капитан, — сокрушённо выдал искин корабля, — слишком древняя аппаратура, локации и перехвату не поддаётся.
— Значит, спускаемся к планете, — отдал приказ Рик, — Все помнят свои задачи? Тогда поехали, смертнички!
Шуту казалось, что он умер. Нет, он точно знал это. Сознание ещё боролось, балансировало под накатывающими волнами боли и иррационального страха смерти, казавшегося таким знакомым и родным. Мутная мысль о знакомстве со страхом смерти неожиданно позабавила Шута. Он никогда не мог представить себе, что значит смерть. Жизнь представлялась ему бесконечной игрой в шахматы, где ход противника мог оказаться решающим и последним для его оппонента, но Шут верил в рокировку, будто эта его странная религия, не имеющая сходства ни с одной имеющейся среди людей, оберегала его от всех напастей.
«Странно, — подумал он угасающим сознанием, — почему я не отношу себя к людям? Это забавно».
Ему показалось, будто верный Кетчуп тыкается мокрым носом в его ладонь, мяукая и умоляя подняться на ноги. Но кота рядом не было, и Шут знал это точно. Рыжая скотина юркнула к полковнику, спасая свою мохнатую жопу, когда дроуллер пошёл бортом к поверхности планеты и размазался о стены Цитадели. Груда покорёженного металла и пластика молчаливым гробом нависала над Шутом, являя собой последний приют и бесславный памятник его тупости и отчаянной смелости.
— Живой? — раздался голос совсем рядом. Шут почувствовал, как его тащат прочь из покалеченного гробика страданий. Он приоткрыл один глаз, чтобы рассмотреть того, кто оторвал его от размышлений о вечности, но вместо этого увидел нечто невообразимое.
Сияющая громада корабля, походившего на толстый болт с гайкой, изящно стояла на трёх опорах совсем рядом с грудой бесполезного транспортного средства полиции Марса. Перед затуманенным взглядом Шута возникло сосредоточенное лицо мужчины средних лет с отчаянно холодными голубыми глазами. Светлые волосы, аккуратно постриженные и зачёсанные назад, добавляли незнакомцу строгости и некой доли отрешённости от мира.
— Док? — прохрипел Шут. Незнакомец удивлённо посмотрел на него, прекратив манипуляции с замером состояния раненого, но потом согласно кивнул, словно что-то понял, и сказал:
— Док, да не тот. Жить хочешь?
Шут кивнул.
— Тогда я то, что тебе нужно, парень.
— Капитан Реверс, потрудитесь объяснить, кто это такие, и что делают на моём корабле? Как, кислота им в ноздри, они вообще попали на борт? Опять очередные ваши друзья?
Сандерс был вне себя от ярости и негодования. Казалось, ещё немного и он просто взовьётся вверх на своём кресле, орошая территорию кипящим содержимым мочевого пузыря. Писать кипятком капитан «Искандера» начал ещё в начале всей этой лабораторной работы по зачистке неугодных, если можно так выразиться, но теперь температура кипения превысила даже горящую плазму.
— А я откуда знаю? — пожал плечами Реверс, угрюмо взирая на капитана летающей лаборатории. — Мы с командой так-то вообще отвалить хотели по-тихому, если уж на то пошло.
Сандерс засопел и уставился на стоящих перед ним людей. Странная одежда, странные манеры, странные заявления… в происходящем и так было слишком много странного, но этот абордажный захват судна, в котором был виноват, как считал Сандерс, исключительно Реверс и его команда, стали последней каплей.
— Капитан Александр Реверс, прошу вас, пройдите на борт нашего корабля, — вежливо пригласила его блондинка в странном комбинезоне, украшенном различными звенящими штуковинами и мешочками. Блондинка отчаянно напоминала Реверсу Рысь, но только если ту хорошенько отполировать в дорогих салонах и выкрасить в светлый цвет. Взгляд, впрочем, оставался всё тот же надменный и самоуверенный.
— И зачем бы мне это делать, сударыня? — как бы невзначай положил он ладонь на пистолет в набедренной кобуре. Рядом с Александром выстроилась вся его команда, исключая погибшего Шута. Цезарь, Рысь и Молчун до сих пор оставались в чешуйчатой броне, что позволяло капитану «Александрийской Рулетки» чувствовать себя в безопасности. Во всяком случае, квазиживая броня добавляла уверенности.
Ханна Шойц стояла чуть в стороне, наблюдая за происходящим.
Пластиковая преграда двери позади блондинки жалобно заскрипела и прогнулась под ударом тяжёлого ботинка с усиленным голенищем и титановой вставкой в мысок. Удары сотрясали несчастную преграду до тех пор, пока Сандерс не отдал приказ открыть вход. За спиной блондинки появился жилистый мужчина в лёгкой броне. Лицо и кисти рук без перчаток, заткнутых за пояс, покрывали сплошные татуировки. И что-то подсказывало Реверсу, что и всё остальное тело гостя являет собой пособие по художественной инсталляции космического рисунка. Задорно блеснувшие зелёные глаза и смачный щелчок снятых с предохранителя плазменников неизвестного образца заставил всех присутствующих обратить на него внимание.
— Добрый день, я добрый олень, — улыбнулся вошедший, размашисто пересекая палубу по направлению к Реверсу. — И со мной подарки.
Он посторонился, давая возможность кому-то протиснуться рядом. Александр Реверс вытаращился сначала на невредимого Шута, выглядевшего совершенно обдолбанным и убитым, а затем на татуированного мужика, как две капли воды похожего на него.
— Ты ещё кто такой, твою в дюзы богу мать? — выдохнул он, глядя в глаза незнакомцу.
— А вот это мы тебе расскажем на борту нашего корабля, — с удовольствием объяснил татуированный. — Ну? Идёшь со мной? Или тут сдохнешь? Пошли, пошли. У нас много общего.
— Кэп, — подал голос Шут, переваливаясь с ноги на ногу и старательно пытаясь сфокусировать взгляд на своём капитане, — нам реально лучше свалить с ними. Там такая заваруха, я аж ошизел, когда понял.
Реверс молча кивнул, соглашаясь со своим подчинённым и продолжая настороженно разглядывать незнакомого татуированного мужика с плазменниками в обеих руках. Тот, ни слова не говоря, развернулся и зашагал прочь. Александр и его команда последовали за ним на борт «Астарты».
В дверях татуированный мужчина остановился и, словно вспомнив о чём-то, отыскал взглядом Ханну.
— Тебя тоже касается, девочка, — повёл он пистолетом по направлению к выходу. — Да не бойся ты, — хохотнул он, — мы тебя доставим к твоему полковнику.
Шойц бегом бросилась догонять уходящих прочь людей.
— Вы не имеете права! — закричал вслед Сандерс, пытаясь перекрыть все двери и заблокировать шлюзы «Искандера». — Эти люди останутся здесь до особого распоряжения моего начальства!
— Какого именно? — невинно поинтересовался Реверс. Сандерс замешкался, не зная, что ответить.
— Эй, не оставляйте меня с этими жрущими трусами на борту! — раздался голос Линденхоста. — Они из меня килож***метров нахреначат!
К группе стремительно покидающих борт исследовательского рейдера людей присоединился Либерти, на ходу отряхивая крокоброню от несуществующей пыли, будто только что лично проверил и накормил все трусы и памперсы на борту.
— Кэп, всё в порядке, — доложил Джек по внутренней связи, — через пять минут будем на борту нашей старушки. Заберём тебя через полчасика.
— Принято, — протрещал транслятор в воротнике Джека, — команда готовности отдана.
Пристыкованная к первому попавшемуся работающему шлюзу «Астарта» гостеприимно распахнула чрево, выпуская лёгкий трап. Искин уверил всех гостей о собственной вменяемости и температуре за бортом корабля, предложил располагаться, где хочется, и всосал трап обратно, отчаливая в пустоту вакуума.
— Авель Гаррисон? — раздался голос из тёмного угла сбоку от кресла, в котором сидел новый начальник. Авель подавился дорогим коньяком, закашлявшись и отфыркиваясь огненной жидкостью. Из глаз тут же покатились слёзы, а голос предательски осип.
— Кто… — просипел Гаррисон, выпучив глаза, — кто ты такой?
В уголке сознания шевельнулась предательская мысль о призраке Ле Роя, вернувшегося в свой кабинет. Авель только что наслаждался мыслями о переделке слащавого убранства бывшего друга и соратника, представляя себе, как безжалостно станет обдирать бежевые покрытия и дорогие драпировки кресел. Ему никогда не нравился утончённый стиль аристократа Ле Роя, но в прошлом Авель не имел права высказываться по поводу вкусов Гастона. Теперь же, когда труп французика догнивал где-то в Лабиринте, он мог себе позволить и помечтать.
