Виктор Точинов - Рай Сатаны
Но это все мелочь… Вернее, общая сумма огромна, но в сравнении с остальным состоянием аль-Луаньяна – мелочишка на карманные расходы. Все это можно бросить здесь, большого убытка не будет…
Потому что в сейфе хранился раллер – на вид обшарпанный, старый, непонятно как и зачем здесь оказавшийся. Точно так же в набитой сокровищами пещере, куда забрел пытливый юноша по имени Аладдин, валялась в углу запыленная, исцарапанная лампа, позабытая и никому не нужная.
Но именно лампа была главным сокровищем в пещере. А раллер – в сейфе, он давал прямой выход на главный банковский счет Эфенди, не больше и не меньше. С возможностью бесконтрольного распоряжения.
Конечно, счет будет заморожен, едва владелец разберется в ситуации. Но Тарантул недаром побывал сегодня в радиорубке, и знал: несколько часов у него в запасе есть.
За несколько часов грамотный человек может сделать очень многое. Даже отсюда, из таймырской тундры. Все рассчитано идеально – спутник появится в зоне приема через двадцать три с половиной минуты. И тут же начнется ударная экспроприация экспроприатора. Первый транш уйдет Триаде, без него вертолет, который должен прилететь и вывезти Тарантула на мыс Четыре Креста, в воздух не поднимется.
А потом…
Электронная отмычка сработала. Наружная крышка поднялась. Устройство, напоминавшее коммуникатор, выдало кодированный сигнал абсолютно бесшумно. Тишина стояла мертвая. Тарантул не дышал, в самом прямом смысле, организм позабыл, что имеет такую функцию.
Через миллиард лет томительного ожидания прозвучали несколько первых тактов детской песенки. Тарантул хотел заплакать, но он не умел.
Внутренняя дверца отворилась – сама, словно услышав «Сезам, откройся!»
Тарантул увидел именно то, что должен был увидеть, – монеты, банкноты, чеки, слитки, раллер… То, что видел не раз в своих снах.
Через миг наваждение рассеялось. Всё было не так, как представлялось. Кто-то и зачем-то завернул сокровища в большой сверток из упаковочной бумаги, местами испачканной. И нарисовал на бумаге маркером картинку – стилизованная кисть руки, четыре пальца согнуты, средний оттопырен.
Тарантулу повезло. Он не успел ничего понять. Сверток взорвался, вспыхнул ослепительной сверхновой звездой, испепелившей и поглотившей Тарантула.
Популяция диких северных оленей на Таймыре переживала не лучшие свои времена. Далеко не лучшие. Возможно, последние…
Одни пастбища исчезли в пучине вновь образовавшегося моря. Другие уцелели, но любой человек, имеющий радиометр или аналогичный прибор, обошел бы их десятой дорогой.
У оленей радиометров не имелось. Они щипали зараженный ягель, а потом важенки телились странными и уродливыми оленятами, погибавшими вскоре после рождения. Олени не умели удивляться и не умели понять, что все в мире сдвинулось, что все идет не так…
Они, пока могли, пытались жить, как многие поколения их предков, кочевавших по тундрам и предгорьям. А когда не могли – погибали.
Олени вымирали.
Едва ли десятая часть от прежних бесчисленных стад двинулась в ежегодную осеннюю откочевку. Но в абсолютном значении их оставалось еще много, счет шел на тысячи голов.
Словно живая серая река текла по долине – олени двигались на юго-запад, в Авамскую тундру, куда позже приходит зима и ягель дольше остается питательным и сочным.
Так было тысячи лет назад. И в позапрошлом году. И в прошлом…
Но теперь случилось то, чего не случалось никогда. Зона действия излучателя «Сатаны» увеличивалась медленно, исподволь, почти незаметно… Но увеличивалась. И в этом году пересеклась с путем миграции северных оленей.
И произошло небывалое.
Вожак – огромный матерый самец с развесистыми рогами – остановился, замер, глубоко втягивая ноздрями воздух. Издал трубный призывный звук, хотя до гона оставалась еще пара месяцев. И устремился в сторону, почти под прямым углом к прежнему направлению движения.
Остальные поначалу двинулись за ним по инерции, по привычке следовать за вожаком. Но вскоре излучение подействовало и на них.
Живая река хлынула в новое русло, слишком тесное для нее, – в узкий горный проход, ведущий в сторону от долины.
Олени давили друг друга. Олени ломали ноги на каменистых осыпях, падали и тут же превращались в кровавое месиво под ударами десятков и сотен копыт. Олени ни на что не обращали внимания. Несколько сотен животных рвались в свой олений Рай.
Создатели «Сатаны» не раз говорили, что их детище – «умное» оружие. Преувеличивали, конечно же, ума у комплекса было не больше, чем у бетономешалки с компьютерным блоком управления. Но цепь обратной связи имелась – с ростом числа активных целей мощность удара автоматически увеличивалась.
До сих пор прирост шел постепенно. Сейчас произошел резкий всплеск. И столь же резкое расширение зоны действия, разом зацепившей еще несколько оленьих стад, движущихся той же дорогой. Процесс пошел лавинообразно, но долго не продолжался.
Выйдя на пик мощности, аппаратура продержалась пять или шесть секунд. Затем «сердце» комплекса – генератор тета-частоты – не выдержало нагрузки.
Образно говоря, смерть «Сатаны» произошла от инфаркта. Но в предсмертные пять секунд пси-удар накрыл огромную площадь.
…За несколько секунд до того, как вожак оленьего стада застыл на перепутье, Эфенди пытался связаться с группой Хасана Бен-Захра. Безуспешно пытался. Зону действия УКВ группа явно покинула. Техники обещали восстановить дальнюю связь в течение двух часов. Посмотрев на их бледные лица и подрагивающие руки, Эфенди счел такой прогноз чересчур оптимистичным…
Сам он был реалистом. И хорошо понимал: охота закончена. Охота полностью провалилась.
Он понял это в тот момент, когда охваченная пламенем «Стрела» неслась к земле. Ни на одном из его многочисленных сафари не случалось таких трагедий. Платить за рекордный трофей почти полусотней жизней он не был готов.
Значит, не судьба.
А вскоре выяснилось, что охотился Эфенди за призраком… За миражом. И изначально не имел шансов на успех.
Прав оказался Хасан, никогда не веривший в таймырского монстра и с большим подозрением относившийся к теориям Птикошона. Но даже Бен-Захр не смог разглядеть, кто скрывается под маской говорливого и взбалмошного франко-канадца. Хасан считал, что это всего лишь жулик, достаточно экстравагантным способом выманивающий деньги у богатых остолопов. А оказалось…
Когда Эфенди смотрел запись, сделанную скрытой камерой в его приемной, сначала его чуть не стошнило при виде хладнокровной и методичной ампутации. Потом он не поверил. Смотрел, все видел своими глазами, – и не верил. Ему случалось иногда ошибаться в людях, но чтобы настолько…
Вся экспедиция на Таймыр стала ошибкой, с того самого момента, когда смутная идея о ней родилась в эль-парижском кабинете Эфенди. Родилась с подачи Птикошона, разумеется…
Последнюю ошибку он совершил минувшей ночью, когда отпустил Хасана. Не хотел отпускать… Но взглянул в глаза – и отпустил. Понял, что иначе тот улетит без разрешения.
Хасан всегда казался ему зверем. Одним из тех хищников, которых Эфенди стрелял в разных уголках гибнущей планеты. Леопардом, например. Прирученным, носящим ошейник, выполняющим команды… Но лучше никогда не заглядывать такому зверю в глаза. Потому что можно увидеть там собственную смерть.
Хасан улетел, и тут же выяснилось, что без него ситуацию в лагере под контролем не удержать. И его, и его людей, и вертолет – последнее уцелевшее транспортное средство – надо вернуть, и как можно быстрее. Надо – но не получалось. Связи не было.
Он вышел из палатки-кабинета (в приемной теперь никто не дежурил). Проклятый утренний туман наконец развеялся, и над Таймыром-17 виднелись лишь последние легкие клочья. Эфенди раздраженно посмотрел на озеро, а на небо – с надеждой. Прислушался… Нет, вертолета не видно и не слышно.
И тут его накрыло. И его, и весь лагерь, и горы, и озеро… Удар ощущался даже физически, и Эфенди показалось, что произошел очередной подземный толчок.
По озеру бежали волны, расходясь концентрическими кругами, словно кто-то поднатужился и зашвырнул в воду громадный камень, шлепнувшийся в полукилометре от берега.
Но никакого всплеска Эфенди не увидел и не услышал. Вместо этого поверхность озера бесшумно приподнялась, набухла холмом. Через мгновение взгорбившаяся вода хлынула в стороны, Эфенди разглядел непонятный темный объект. Отдаленно он напоминал термитники, виденные Великим в Африке, – нечто неправильно-коническое, скругленное, но более низкое и широкое… Над водой «термитник» возвышался метра на два или чуть более.
Но чем бы ЭТО ни было, оно плыло. Плыло само по себе, достаточно быстро, оставляя хорошо заметную кильватерную струю. Плыло к берегу.
Эфенди понял все. Байки шарлатана и по совместительству садиста-убийцы неожиданно угодили в десятку. Или очень близко к ней…
