Крис Сэкнуссемм - Зейнсвилл
Но и на сей раз не смог найти свалки, через которую сюда попал, зато впереди увидел огни: гостиница «Красное облако» сверкала как новогодняя елка. Еще он увидел Джейн Стихийное Бедствие, гигантского ленивца. И вдруг понял, что, невзирая на массивность, по поведению и жестам, перед ним — маленькая девочка. Это она за ним следила? Сейчас трудно было сказать наверняка, потому что сгущались сумерки, но, по всей очевидности, она играла возле той части скалы, которая отливала странным светом — отличным от люминесцентного мха, который он видел раньше. Она издавала странные звуки и буквально подрагивала от возбуждения — а потом вдруг сделала кое-что неожиданное. Она исчезла. Во всяком случае, отчасти. Она высунулась из скалы, извиваясь, еще более неугомонная, чем раньше, а потом сунула что-то внутрь, и стена камня словно бы проглотила этот предмет. Ленивец сделала несколько танцующих шагов назад, потопталась и поплелась назад в город. Несколько секунд спустя Чистотец последовал за ней. На ступеньках гостиницы он услышал горестное позвякивание, а когда подошел к конторе шерифа, звук стал только громче.
Глава 11
Сущности
Шериф не сумел скрыть облечения, что это Чистотец нашел его запертого в тюрьме, хотя не спешил объяснить, как там оказался, только сказал, что, проснувшись, увидел, как Юла исчезает в гробу в конторе гробовщика. Когда же он пошел на разведку, то услышал «охрененные звуки» с другого конца города, а отправившись посмотреть, наткнулся на контору местного шерифа, которая, как он с удивлением обнаружил, выглядит в точности как в «Стар-Сити». Одно потянуло за собой другое. А потом он не смог выбраться.
Чистотца его рассказ удивил, поскольку дверь в камеру открылась от одного его прикосновения, а ведь Шериф утверждал, что она была надежно заперта. Отложив на время эту загадку, Чистотец повел старого актера назад в отель, и по дороге оба умолчали о том, что каждый узнал сам по себе.
Мэгги отмокала в ванне, еще две ванны, от которых поднимался пар, ждали их самих, равно как и записка от Юлы с приглашением на обед, чистые белые балахоны с эмблемой пылающей тачки на груди и мокасины из оленьей кожи — под размер каждому. Чистотца порадовало, что у балахонов есть карманы: ему не хотелось расставаться с шариком из слоновой кости.
К тому времени, когда они оделись, за окном окончательно стемнело, и на улицах зажгись антикварные фонари. Несколько раз ударил колокол церкви, и прибыла карета, которая привезла на концерт Йо-Йо. На сей раз на козлах сидел хариджан, одетый как ливрейный лакей викторианских времен.
Высоко в пещерах на уступах Каньона неандертальцы жгли костры, а между уступами сияли орнаменты из люминесцентного мха. Карета миновала хижину радиостанции, которую они уже видели раньше, только теперь она была свежепокрашена и полна света и звука, шпиль антенной башни сверкал серебром, а из-за частокола пульсировало «Чистилище души» Т. Букера и М. Джи.
Тайна места обитания Юлы эффектно раскрылась, когда Каньон завершился настоящим дворцом, высеченным в скалах наподобие индийского храма — только в форме американского Белого дома. Перед ним выстроилась почетная гвардия неандертальцев и хариджанов под гигантским флагом со скунсом и словами «ЛОКО ФОКО — Подними вонь».
Юла ждал их на ступенях лестницы в сингапурском льняном костюме, причем ткань меняла рисунок и цвет при каждом его движении.
— Приветствую вас, друзья мои, — улыбнулся он, как только гости вышли из кареты. — Все отдохнули?
— А вы? — спросил Чистотец, думая о карусели.
— Бесспорно, — просиял Юла и жестом предложил следовать за ним.
В этом особняке их ждала такая обстановка, что взгляд у Мэгги остекленел, и даже Шериф присвистнул сквозь зубы. Юла оказался коллекционером диковин и мелких сокровищ: от сувениров американского цирка на рубеже позапрошлого века до артефактов блюза и рок-н-ролла — с основательной примесью астронавтики, раннего Голливуда, шедевров Ренессанса и самым полным, по всей видимости, собранием пластмассовых голов президентов США.
— Господи Боже, — ахнул Шериф. — Они совсем как настоящие!
У одной стены стоял мортоновский рояль. На другой висели боксерские перчатки, которыми когда-то Кассиус Клей вышиб дух из Сони Листона. Наконец Юла провел их в обшитую дубовыми панелями гостиную, где огромный скунс Уолт Уитмен спал на персидском ковре, а Слепой Лемон уже сидел за длинным столом орехового дерева.
— Джейн Стихийное Бедствие к нам сегодня не присоединится, возможно — к вашему облегчению. Она опять напроказничала, и, должен признаться, я ужасно удручен. Только подумайте, каково быть отцом ленивца-клептомана!
Горестно качнув головой, Юла жестом предложил всем садиться. Чистотцу вспомнилась скала, в которую словно бы исчезла ленивец.
— У вас раздраженный вид, Шериф. Вам чем-то не угодили в отеле?
— Вы прекрасно знаете, Юла, что со мной случилось, — проворчал Шериф. — Готов поспорить, у вас повсюду камеры и шпионы.
— Его зовут не Юла, — негромко сказал Чистотец.
— Едва ли вы можете меня винить, Шериф, за то, что я хочу знать, что творится у меня дома. Я просто предположил, что вы решите воспроизвести один из ключевых моментов из саги вашего отца. Заметьте, никакого слезоточивого газа или отряда спецназа вам не прислали.
— Что там стряслось? — поинтересовалась Мэгги.
— Ха, — усмехнулся Юла. — Наш дружелюбный страж порядка запер себя в городской каталажке. Ну, разве это не самая ловкая и настойчивая метафора жизни? Запирать себя в нами же созданных тюрьмах!
— Это не моя тюрьма, а ваша, — возразил Шериф. — И думаю, я до сих пор в ней. За чаепитием вы обронили довольно странную фразу. Даже несколько, если уж на то пошло.
— Чушь, — улыбнулся Юла.
Вошли хариджаны с серебряными подносами, заставленными тарелочками с икрой, фазанами, индейкой, дичью, бизоном, форелью и кроликом, маисом, стручковой фасолью, бобами, золотым картофелем и горами диких орехов и ягод (за ними последовало шесть различных фруктовых пирогов, гора козьего сыра и домашнее ванильное мороженое).
Некоторое время тишину в столовой нарушали лишь жевание, чавканье и глотательные звуки, поскольку никто не знал, что сказать. Слепой Лемон взялся за еду с таким пылом, что Мэгги заинтересовалась.
— Он еще и есть способен?
Слепой Лемон тут же пукнул.
— И не только.
— Успокойся, Лемон, — одернул его Юла. — Я извиняюсь за миссис Кейн. Она молода и невежественна, но у нее доброе сердце.
— Не-жежественна? — вспыхнула Мэгги и едва не подавилась икрой.
— Осторожнее, дорогая. Мы же не хотим, чтобы вы подавились косточкой. Конечно, я отвечу на ваш вопрос. В вашем понимании Слепой Лемон целиком и полностью человек. Тело у него органическое, в точности как ваше, хотя лучшего качества и более долговечное. Различия проявляются в том, что касается неврологии и харизмы.
Мэгги уже собиралась отпустить еще одно оскорбительное замечание и, возможно, даже швырнуть в хозяина бисквитом, когда Шериф, встрепенувшись, повернулся к Чистотцу.
— Что ты имел в виду, говоря, что его зовут не Юла? Кто же он тогда?
— Вот это называется замедленная реакция, — прокомментировал Юла.
— На самом деле он Ллойд Мидхорн Ситтурд, забытый американский гений девятнадцатого века, — ответил Чистотец.
— Кто? — удивился Шериф. — Никогда о таком не слышал.
— Я же сказал, что про него забыли.
— Я сменил много лиц и имен, — кивнул их хозяин.
— Подождите-ка! — оборвал его Шериф. — Девятнадцатый век? Значит, ему…
— Хорошо сохранился, а? — улыбнулся Юла, изучая тарелку с голубями, нафаршированными диким рисом.
— Я так думаю, — пожал плечами Чистотец. — Кажется, вам пора рассказать мне, нам всю историю целиком.
— Всю-всю? Я польщен, что тебе кажется, будто я ее знаю. — Юла положил себе дичи. — Ну, поскольку на сей раз нет чизкейка, чтобы в него упасть, надеюсь, все обойдется.
— Очень смешно.
— Несчастные случаи возможны даже в самых сбалансированных в химическом плане семьях. Но довольно об этом. Я Ллойд Мидхорн Ситтурд или был им. Но каждый был кем-то другим. Если повезет, то нам удается побывать многими людьми. В моем случае мне достаточно повезло, и я мельком увидел, кем был — и кто мы есть, — благодаря урагану, который унес меня, когда я был ребенком.
— Вас правда унесло? — разинула рот Мэгги.
— Так получилось. Но это была вихревая воронка, межпространственный проход, который открыл мне новые горизонты.
— Дерьмо, мистер. Да вы просто «дури» нанюхались.
— Я устремился соединиться с моей сестрой-близняшкой, которая умерла при рождении. Память о ней не отпускает меня, как вас об отце, Шериф. Но я обнаружил и кое-что еще. Присутствие иных форм жизни.
