Джон Варли - Нажмите ВВОД
На следующий день к дому подкатил грузовой фургон, и двое парней принялись выгружать оттуда здоровенную кровать.
– Слушай, – сказал я, – ты случайно не воспользовалась компьютерами Клюга чтобы…
Лиза расхохоталась.
– Успокойся. Как ты считаешь, отчего я могу позволить себе «Феррари»?
– Признаться, я задавал себе этот вопрос.
– Если человек действительно умеет писать хорошие программы, он может зарабатывать очень много денег. У меня есть собственная компания, но ни один хакер не откажется от возможности познакомиться с каким-нибудь новым трюком. Кое-какие из приемов Клюга я когда-то применяла сама.
– А сейчас? Нет?
Лиза пожала плечами.
– Единожды солгавши…
Спала Лиза мало.
Мы поднимались в семь, и я готовил завтрак. Час-другой мы работали в огороде. Потом Лиза отправлялась в дом Клюга, и около полудня я приносил ей сандвич. Потом я заглядывал к ней несколько раз, но скорее ради собственного спокойствия, и никогда не оставался дольше минуты. Днем я отправлялся за покупками или занимался домашними делами, а часов в семь мы по очереди принимались за приготовление ужина. Я учил ее американской кухне, а она меня всему понемногу. Иногда она жаловалась, что в Америке не продают каких-то необходимых ей продуктов. Имелось в виду, конечно, не собачье мясо, хотя Лиза утверждала, что знает отличные рецепты из обезьян, змей и крыс. Я никогда не мог понять, шутит она или говорит всерьез, однако от вопросов воздерживался.
После ужина она оставалась в моем доме. Мы часто и подолгу говорили.
Очень ей понравилась моя ванна. Пожалуй, это единственное изменение, которое я сделал в доме, и мой единственный предмет роскоши. Я поставил эту ванну в 1975 году, для нее пришлось расширять ванную комнату.
Дурных привычек она не имела, по крайне мере таких, которые не совпадали бы с моими. Аккуратная. Любит чистоту. Переодевалась во все свежее дважды в день и ни разу не забывала в раковине невымытую чашку. В ванной после нее всегда оставался полный порядок.
В течении следующих двух недель Осборн заходил трижды. Лиза принимала его у Клюга и рассказывала то, что ей удалось узнать.
– У Клюга был однажды счет в Нью-Йоркском банке, где лежало девять триллионов долларов, – рассказала мне Лиза после очередного визита Осборна.
– Я думаю, он сделал это просто из желания узнать, пройдет у него такой трюк, или нет. Он оставил эту сумму на одни сутки, снял проценты и сбросил их на другой счет, в банке на Багамах, а потом уничтожил основной капитал. Все равно он был фиктивным.
Осборн в свою очередь рассказывал ей, что нового в расследовании убийства. Впрочем, нового они не узнали практически ничего, так что он делился своими соображениями относительно собственности Клюга, ситуация с которой по-прежнему оставалась неясной. Различные организации присылали своих людей для осмотра дома. Приезжала команда из ФБР, собиралась взять расследование в свои руки. Однако Лиза обладала удивительной способностью затуманивать людям мозги, рассказывая им о компьютерах. Сначала она объясняла свои действия, но в такой форме, что ее никто не мог понять. Иногда этого оказывалось достаточно. Если же нет, она вставала со своего места и предоставляла посетителям возможность самим справиться с творениями Клюга. После чего те с ужасом наблюдали, как вся информация на диске вдруг стиралась и на экране появлялась надпись «Ты – глупое дерьмо!».
– Я бессовестно надуваю их, – призналась мне Лиза. – Я даю им только то, что они и сами узнают, потому что я через это уже прошла. Потеряла я около сорока процентов хранимой Клюгом информации. Но другие теряют все сто. Ты бы видел их лица, когда Клюг подбрасывал им очередную логическую бомбу! Тот тип швырнул принтер ценой в три тысячи долларов через всю комнату, а потом пытался подкупить меня, чтобы я никому об этом не говорила.
Какое-то федеральное агентство послало к ней эксперта из Станфорда, и тот в полной уверенности, что рано или поздно расколет коды Клюга, начал стирать все подряд. Лиза показала ему, как Клюг забирался в главный компьютер налогового управления, но «забыла» упомянуть, как он оттуда выбирался. Эксперт тут же вляпался в сторожевую программу и, сражаясь с ней, стер, как оказалось, все налоговые записи с буквы «S» до буквы «W». По крайней мере, с полчаса Лиза держала его в уверенности, что это действительно так.
– Я думала, у него сердечный приступ, – сказала она мне. – Весь побелел и молчит. Я сжалилась и показала ему, куда предусмотрительно переписала всю эту информацию, потом объяснила, как запихнуть ее на место и как утихомирить сторожевую программу. Из дома он пулей вылетел. Скоро он поймет, конечно, что такой объем информации можно уничтожить в один миг разве что динамитом, потому что существуют дублирующие системы и у скорости обработки есть предел. Но сюда, я думаю, он больше не вернется.
– Все это похоже на какую-то замысловатую видеоигру, – сказал я.
– В каком-то смысле, да. Похоже на бесконечную серию запертых комнат, в которых прячется что-то страшное. Каждый шаг – это огромный риск, и за один раз можно сделать лишь сотую долю шага. Ты должен спрашивать чужую машину примерно так: «На самом деле это не вопрос, но если вдруг мне придет в голову спросить (чего я вовсе не собираюсь делать) о том, что случится, если бы я посмотрел на эту вот дверь (я даже не трогаю ее; меня нет даже в соседней комнате), то что бы ты в таком невероятном случае предпринял?». Программа все это перемалывает, решает, заслуживаешь ли ты тортом по физиономии, а потом либо швыряет в тебя этот торт, либо делает вид, что переходит с позиции А на позицию А1. Тогда ты говоришь: «Ну, предположим, я действительно посмотрел на эту дверь», после чего иногда она отвечает: «Ты подглядывал!» – и все летит к чертям.
Возможно, выглядит такое объяснение глуповато, но, по-моему, это была самая удачная из попыток Лизы объяснить мне, чем она все-таки занимается.
– Ты им все рассказываешь?
– Нет, не все. Я не упомянула про четыре цента.
– Лиза, я не хотел этих денег, не просил и жалею, что…
– Успокойся, все будет в порядке.
– У Клюга все это было зафиксировано?
– Да, и на расшифровку его записей я потратила уйму времени.
– Ты давно узнала?
– Про семьсот тысяч? Это оказалось в первом же диске, что я расколола.
– Я хочу вернуть эти деньги.
Она задумалась и покачала головой.
– Сейчас, Виктор, избавиться от этих денег будет опасней, чем оставить их у себя. Когда-то это были вымышленные деньги, но теперь у них своя история. В налоговом управлении полагают, будто им известно, откуда деньги взялись. Налоги на эту сумму выплачены. Штат Делавэр считает, что их перевела тебе реально существующая корпорация. Адвокатской конторе в Иллинойсе уплачено за оформление процедуры перевода. Банк платит тебе проценты. Я не стану уверять, что вернуться назад и стереть все записи невозможно, но я не хотела бы этим заниматься. Я неплохо знаю свое дело, однако у Клюга был особый дар, которым я, увы, не обладаю.
– Как ему все это удалось? Ты сказала «вымышленные деньги». Разве такое возможно? Он их что, с потолка брал?
Лиза нежно погладила свой компьютер.
– Вот они, деньги, – сказала она, и глаза ее заблестели.
Ночью, чтобы не беспокоить меня, Лиза работала при свече, и это обстоятельство сыграло для меня роковую роль. На клавиатуре она работала вслепую, а свеча ей требовалась только для того, чтобы находить нужные дискеты.
Так я и засыпал каждую ночь, глядя на ее хрупкую фигурку в теплом сиянии свечи. Золотистый свет на золотистой коже…
«Тощая», – сказала она как-то про себя. Лиза действительно была худа, я видел ее ребра, когда она сидела на скрещенных ногах, втянув живот и задрав подбородок. Иногда она замирала надолго, опустив руки, потом кисти ее вдруг взлетали вверх, словно для того, чтобы с силой ударить по клавишам. Но клавиш она всегда касалась легко, почти беззвучно. Мне казалось, что это скорее йога, чем программирование. И сама Лиза говорила, что в состоянии медитации ей работается лучше всего.
Никто не назвал бы ее лицо красивым. И, пожалуй, мало кто сказал бы, что оно привлекательно. Наверное, это из-за скобок на зубах: они отвлекали внимание. Однако мне она казалась красивой.
Я перевел взгляд с нее на свечу. Какое-то время смотрел на пламя, потом попытался отвести глаза, и не смог. Со свечами иногда случается – не знаю, почему – они вдруг начинают мигать, хотя пламя остается вертикальным. Оно подскакивает и опускается вверх-вниз, вверх-вниз, ритмично, разгораясь все ярче и ярче…
Я попытался позвать Лизу, но свеча все пульсировала, и я уже не мог говорить… Я задыхался, всхлипывал, хотел закричать громко, сказать, чтобы она не волновалась.
И тут я почувствовал тошноту…
Во рту ощущался вкус крови. Я попробовал вздохнуть. В комнате горел верхний свет.
