Чарли Хьюстон - Неспящие
Парк покачал головой.
Роуз кивнула:
— Я знаю. Никогда нельзя терять контроль, Паркер Хаас, ведь никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает. — Дотронулась до его лица. — Я люблю тебя. Люблю тебя больше жизни.
Она закрыла глаза.
Парк ничего не сказал.
Роуз вздохнула, открыла глаза и увидела его.
— Как же я смогу заботиться о тебе?
Парк покачал головой и сказал ей, что не знает, и она вроде как вздохнула, как это бывает, когда она думает, что до него что-то не доходит.
— Нет, серьезно, я хочу сказать, черт, как же я буду заботиться о тебе?
Парк сказал ей, что ей не нужно заботиться о нем, что у него все хорошо.
Роуз смотрела в потолок.
— Ты такой… господи, ненавижу это слово, но ты такой невинный. Я хочу сказать, как же мне уйти от этого?
Он ничего не сказал.
Она покачала головой, задумавшись о чем-то.
— Сколько я тебя уже знаю? Я прямо вижу это. Тебе на роду написано попасть под машину, читая книжку. Или получить ножом от пьяного урода в баре, когда ты будешь защищать честь какого-нибудь бродяги. Или сделать какую-нибудь глупость похуже, например пойти в морскую пехоту и погибнуть где-нибудь за нефть, потому что, по-твоему, это правое дело.
Парк знал остальное, каждое слово, наизусть, но дал ей высказаться.
— И как же мне удержать тебя от этих глупостей, если ты там, а я здесь? Я хочу сказать, откуда ты взялся? Как тебя занесло в мою жизнь? Ты, господи, ты же воплощение того, чего мне не надо. Обними меня.
Он обнял ее.
Роуз зевнула.
— Я могу заботиться о тебе, только если мы вместе.
Она чуть изогнулась, чтобы увидеть его лицо.
— По-настоящему вместе.
Он кивнул:
— Тогда давай поженимся.
Роуз медленно моргнула, улыбнулась, кивнула:
— Ага, давай на фиг поженимся.
Ее глаза закрылись. Она спала. Так же, как спала много лет назад, перед тем как они говорили об этом в утро после первой проведенной вместе ночи.
Парк встал, сгреб ее на руки, прошел по коридору, не оглядываясь на промокшие кровью полотенца на полу, и принес ее в детскую.
И устроил ее в колыбели Омахи, где она свернулась, такая маленькая; она еще раз открыла глаза.
— Парк?
— Что?
— Где Омаха?
— Она с Джаспером.
Роуз кивнула, снова закрыла глаза, уткнулась подбородком в его ладонь.
— Ой, это здорово. Тогда с ней ничего не случится.
Парк пять минут клал таблетки одну за другой в ее рот, подносил воду и следил, чтобы она не подавилась во сне. Потом сел на полу рядом с кроваткой и просунул руку между прутьев, чтобы взять ее за руку.
Ее глаза под веками двигались взад-вперед; она один раз вздохнула и дышала глубоко, потом дыхание стало неглубоким. Замедлилось. И остановилось.
Он вышел из комнаты, посмотрел на пистолет, валявшийся на полу у лужи крови. Парк все время помнил о поступке отца, о его ружье. Но он не почувствовал соблазна взять пистолет. Ему еще оставалось кое-что доделать.
В глубине шкафа он нашел полицейскую форму, завернутую в целлофановый пакет из химчистки. Прошло больше года с тех пор, как он надевал ее. За это время он разболтался и бросил тренировки. Семь лишних килограммов, которые он набрал, чтобы патрулировать улицы, за счет ежедневных весовых тренировок и непрерывного принудительного питания, ушли. Ему пришлось застегнуть ремень на одну дырку туже, и рубашка свободно висела у него на плечах и шее. Он не смог найти свой перцовый баллончик. Дубинка была зарыта под грудой обуви. Фуражка на верхней полке покрылась толстым слоем пыли. Нашлась только одна пара темно-синих носков с дырками на обеих пятках. «Вальтер» не так ловко умещался в кобуре, как его старый девятимиллиметровый, но если нужно, для этого дела сгодится и он.
Надев форму, Парк поехал на север.
Его еще останавливали на блокпостах, но ни разу не попросили выйти из машины. Он подумал, не откопать ли в гараже свою красную магнитную мигалку для крыши и не выехать ли на центральную полосу для спецтранспорта на шоссе 405, но побоялся, что застрянет среди неубранных разбитых машин. Как оказалось, городские улицы были почти так же пусты, как и предыдущей ночью.
Парк видел мало народу в переулках, да и те редко уходили дальше нескольких шагов от своего двора или дверей нечастых открытых заведений. Несколько таких заведений сгрудились у торгового центра, взломанного и разграбленного. Парк видел человека с охотничьим оптическим прицелом без ружья, который осматривал восточный горизонт, видимо пытаясь найти источник дыма, клубившегося над скоплением башен в даунтауне. Горячий ветер разметывал их и другие клубы дыма, которые недавно поднялись над Голливудом и южнее Санта-Моники, Санта-Ана размазывала дым над долиной до самого океана.
На блокпосте в Пико Парк подслушал двух гвардейцев, которые говорили об осажденном центре сайентологов на бульваре Сансет. Три «суперхорнета» сомкнутым строем прочертили полосы в небе, и они замолчали, глядя, как те с визгом уносятся на восток.
Один из них показал рукой:
— Флотские.
Другой кивнул.
— Похоже, «Рейган» только что прибыл.
Первый хлопнул по своему автомату.
— Самое время оказать нам хоть какую-нибудь поддержку с воздуха. И посмотреть, что думают НАХи насчет терактов, когда у берега стоит авианосная группа.
Второй покачал головой:
— Да пусть НАХи катятся к черту. Эти хаббардовские козлы нагребли больше денег, чем Иисус. Половина голливудских придурков у них в членах. И даже не хотят знать, на что они эти деньги тратят. Я слышал, у них там целый склад оружия, все, что приписывали Саддаму, на самом деле все у них. Вот что я тебе скажу, к чертям собачьим этих НАХов, сбросить пару бомб на ихнюю кодлу, и все, пока они не накормили всех нас своей дианетикой.
Гвардеец, проверявший значок Парка, махнул рукой, пропуская его.
На Олимпике была демонстрация протеста, сотни неспящих шаркали по улице молча, не считая редких стонов или криков. Единственный плакат, поднятый над толпой: СОН.
У ворот Белладжо его вежливо спросили, назначено ли ему. На человеке из «Тысячи журавлей», который спрашивал его, было почти на семьдесят тысяч долларов бронезащиты, коммуникационного и компьютерного оборудования и оружия. Парк сказал ему, что он по официальному делу. «Журавль» смерил взглядом слишком свободную форму Парка и побитую «субару». Он посмотрел на значок, который уже успел просканировать. Значок числился действительным. Он кивнул и сказал Парку, что его проводят до места.
Поместье Афронзо пряталось в конце дуги Мадроно-Лейн. Его окружали тринадцать чужих поместий, и оно не могло похвастаться эффектными видами из окна, однако было почти идеально изолировано. Тот, кто хотел подойти к нему, должен был либо проехать по дороге, либо рискнуть и пересечь участок кого-то из соседей, прежде чем попробовать на прочность охрану самих Афронзо.
Парк поехал вглубь, следом за ним два «журавля» в открытой машине, и затормозил, прежде чем дорога повернула к задней части дома. Там, пока «журавли» ждали его, он сидел в машине и писал дневник. Дописав, он оставил его на пассажирском сиденье и вышел из машины.
Поднявшись по лестнице, он поправил галстук на застежке. В отличие от сокурсников по академии, ему хватило ума, когда он приобрел свою первую форму, не спросить, почему галстук на застежке. Те, кто спрашивал, в ответ получали разве что презрительное хмыканье. При виде галстука Роуз захихикала и пристегнула его к горловине своей футболки. Он посмеялся вместе с ней. И так и не объяснил, что полицейские носят такой галстук потому, что в потасовке преступник может схватить обычный галстук и задушить того, кто его носит.
Дверь открылась, когда он встал перед ней, ее открыл для него Парсифаль К. Афронзо-младший.
— Парк.
Младший махнул наемникам из «Тысячи журавлей», они развернулись на 180 градусов и с гулом поехали назад.
— «Журавли». Каждый раз у меня такое чувство, как будто они под своей формой постоянно находятся в состоянии сексуального возбуждения. Почти такие же фетишисты, как Имелда и Магда.
Он посмотрел на Парка.
— Форма тебе велика.
Парк положил руку на кобуру.
— Парсифаль К. Афронзо-младший, вы арестованы.
Кейджер повернулся и пошел в темную глубь дома.
— Входи, Парк.
Парк шагнул в дверь, не снимая руки с оружия.
— Вы арестованы за убийство Хайдо Чанга и его сообщников.
Кейджер перестал ходить и обернулся:
— За что?
Парк показал.
— Положите руки на стену и расставьте ноги.
Кейджер остался, где был.
— За убийство Хайдо Чанга. Это не то, что я ожидал. Отец дал мне понять, что ты подозреваешь гораздо больше. Гораздо хуже.
Он стал расчесывать волосы.
— Мне даже польстило. Когда тебя считают главным злодеем.
