Вадим Панов - Продавцы невозможного
– В определенный момент вы окажете мне ответную услугу. Сейчас я не могу сказать, в чем она будет заключаться. Возможно, я попрошу вас проявить жесткость, возможно, попрошу остаться в стороне, не вмешиваться в драку, – не знаю. Гарантировать могу только две вещи: это будет весомая услуга, и она на первый взгляд покажется невыгодной странам Католического Вуду.
– Определенный момент наступит, когда вы окажетесь под давлением?
– Он наступит скоро, но к тому времени вы уже будете обладать всей полнотой власти.
– Откуда вы знаете?
– В противном случае я бы не завел этот разговор.
Уверенность, уверенность и еще раз уверенность! Почему главным козырем Мертвого считается сила? Всесокрушающая уверенность – вот его конек. Он видит будущее или просчитывает его?
А?
Духи Лоа молчат за дверью. Нарисованный Мбота тоже не отзывается, но явно прислушивается.
– Пообещать я могу все, что угодно, – заметил Папа.
– Джезе, вы – крестоносец, а не миссионер. Вы потомок рыцарей, вы сдержите слово.
«Он настолько наивен?»
– Власть меняет людей, – медленно произнес Папа. – Став настоятелем храма Иисуса Лоа, я буду обязан заботиться о процветании стран Католического Вуду. А если запрошенная услуга будет противоречить их интересам, мне будет крайне сложно принять решение.
– Если мы договоримся, я найду способ заставить вас сдержать слово, – без угрозы, но очень уверенно сказал Мертвый.
Требовать уточнений Папе не хотелось. Он затушил сигарету, разлил остатки коньяка по бокалам и негромко, даже чуть рассеянно, поинтересовался:
– Как вы мне поможете?
– Большую часть задачи вы уже выполнили – сформировали блок лояльных архиепископов. Я же устраню Ахо.
«Да, конечно».
В духе Мертвого. Жаль, господин директор Кауфман, но на этот раз вы свои возможности переоценили.
– Полагаю, вы не поймете, что я имею в виду, но вы должны знать – это невозможно, – ровно произнес Папа. – Ахо – самый сильный хунган из всех, кого я когда-либо видел. Духи Лоа влюблены в него, а потому он в полной безопасности. Думаете, я от хорошей жизни затеял все эти пастырские визиты? Я не могу с ним справиться. – Джезе посмотрел в голубые глаза Мертвого. – Я нанимал лучших людей, но покушения даже не попали в газеты. Убийцы растворялись, исчезали. Ахо очень силен и очень хорошо защищен.
– Почему вы не сразились с ним лично?
– Я бы не доехал до храма, убили бы по дороге. К тому же Ахо не настолько глуп, чтобы соглашаться на поединок, он знает, что я – не подарок.
– В таком случае вы вообще ничем не рискуете, – развел руками Кауфман. – Скажите да, чтобы порадовать старика, и распорядитесь насчет еще одной бутылочки коньяка.
Взгляд Кауфмана снова стал цепким. Кошка положила перед собой толстый кусок сыра и внимательно наблюдает.
Уверенность.
А что, если он и на самом деле способен убить Ахо? Не зря же духи Лоа обходят Мертвого стороной!
– Вы действительно можете это сделать?
Мертвый не ответил, продолжил пристально смотреть на Джезе и не ответил.
– Договоримся так: я распоряжусь насчет еще одной бутылочки, и мы сменим тему. – Папа широко улыбнулся. – А на вопрос я отвечу позже.
– У вас чудный табак, Джезе, не поделитесь секретом смеси?
– Вы замечательный собеседник, Макс.
Джошуа Таллер зашел к Папе минут через пять после ухода Кауфмана – московскому архиепископу не терпелось узнать, как прошел неожиданный визит. Зашел и обнаружил растерянного Папу в примыкающей к гостиной комнате, где находилась электронная аппаратура.
– Решил податься в техники?
– Решил просмотреть запись нашего с Мертвым разговора, – медленно ответил Джезе.
– Спасибо, что не начал без меня.
– Я начал.
– И?
– Ничего не увидел.
– Вообще ничего?
– Смотри сам.
Папа нажал на кнопку, и на мониторе появилось изображение гостиной. Четкое, очень качественное изображение. Архиепископы легко различили узор на ковре, при желании могли прочесть надпись на бутылочной этикетке, но вот фигуры собеседников не удались. Они были смазанными, расплывчатыми. А голоса превратились в невнятный писк.
– Это не техническая проблема, – тихо произнес Таллер.
– К сожалению, вынужден с тобой согласиться.
И оба подумали о девушке, которая так кстати оказалась на проповеди. И которую тоже не смогли записать видеокамеры. Призрак Каори? Теперь это предположение вызывало большие сомнения.
– Получается, Мертвый не так уж и прост?
– Совсем не прост, – задумчиво подтвердил Джезе. – А в какой-то момент нашего с ним разговора мне показалось, что духи Лоа… в замешательстве.
– Они осторожничали?
Папа покачал головой:
– Они боялись, Джош, они смертельно боялись.
В Пирамидом Мертвый вернулся по воздуху. Дождался, когда кортеж из шести машин покинет пределы собора Тринадцати Пантеонов, и забрался в кабину вертолета, который немедленно поднялся в воздух. Управлял двухместным разведчиком Щеглов.
– Как прошла встреча, доктор Кауфман?
– Полагаю, мы получим от Папы все, что нам нужно.
– А как вы нашли самого Джезе?
Вертолет опередил кортеж, взмыл очень высоко и стремительно приближался к Пирамидому.
– Она разобьет ему сердце, – помолчав, ответил Мертвый.
И улыбнулся.
– У вас замечательная дочь, доктор Кауфман, – невозмутимо констатировал Мишенька.
– Я знаю.
* * *Анклав: Москва
Территория: Болото
«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»
Нельзя все время собирать камни
Если в доме только один слуга, члены семьи гарантированно не вырастут избалованными эгоистами – проверено на опыте.
Командировка Олово внесла в привычный распорядок обитателей особняка определенное разнообразие. Кириллу пришлось вспомнить, как работают посудомоечная машина и плита, и гораздо чаще покидать дом – обедал Грязнов в окрестных заведениях. Патриция зависела от Олово меньше отца, а потому единственной новой обязанностью девушки стало приготовление вечернего чая.
И сейчас, сидя на кухне и дожидаясь, когда закипит вода, девушка просматривала пришедшие в коммуникатор сообщения.
«Любимая! Твои глаза…»
Прочь.
«Милая Патриция! Вспоминая нашу мимолетную встречу…»
Прочь.
«Мое сердце бьется…»
Прочь!
Их было много. И с каждым днем становилось все больше. Самые разные люди: романтики и циники, девственники и мачо, обладатели огромных состояний и мелкие служащие, женщины и мужчины, все они теряли голову, едва увидев Патрицию. Правдами и неправдами узнавали ее электронный адрес и наполняли ящик нежными посланиями. Присылали на дом цветы и дорогие подарки. Дежурили в Университете. Становились завсегдатаями любимых клубов девушки, старались «быть на виду», постоянно попадаясь на глаза и с трепетом ожидая, что Пэт обратит на них внимание. Системы не существовало, предсказать, кто из встреченных потеряет от любви рассудок, не было никакой возможности, и девушке оставалось принимать ситуацию как данность. Терпеть. Натянуто улыбаться. Не глядя, стирать приходящие в коммуникатор послания. И привыкать к мысли, что любой из них готов отдать за нее жизнь.
Патриция закрыла лицо руками и надавила на веки, пытаясь стереть вставшую перед глазами картину: окровавленный Кимура, рыдающая Матильда: «Я не могу ему помочь!» и Рус. Дрожащий от ярости и наполнившего душу холода Рус.
«Как?»
«Кто-то должен был умереть».
Это ее голос? Да, это ее голос. Горький и усталый. Да, это сказала она. Понял ли Рус, что она пыталась сказать?
«Кимура прикрыл тебя!»
Все верно – прикрыл, заслонил собой. А я прикрыла Джезе. Заявила свои права на мужчину, в глазах которого горит настоящий огонь, заявила перед духами Лоа, заставив их стерпеть оскорбление в собственном доме. И поэтому кто-то должен был умереть.
«Я просила Кимуру остаться».
«Кто бы тогда умер?»
«Скорее всего, я».
Соврала. Соврала. Соврала.
Соврала, искренне глядя в глаза. Обманула, но так было нужно, Рус не должен знать, что, не окажись Кимуры, смерть выбрала бы другую цель, но только не ее. Соврала. Рус не принимает и никогда не примет такую арифметику, никогда не станет играть жизнями. Рус хороший. А у Патриции есть цель.
Это был ее выбор. С самого начала был ее выбор. Но Кимура любил, а потому пошел, а пойдя – заслонил собой. Все правильно, счета закрыты, ни у кого нет претензий, она получила то, что хотела, Джезе жив, его спасла чужая кровь.
«Пэт не виновата! – Матильда поцеловала Кимуру в лоб. – Пэт не виновата».
Рус уселся рядом с мертвым другом, взял его холодную руку, опустил голову и очень-очень тихо произнес: «Я знаю».
Поймет ли? Примет ли? Простит? Пэт не знала. Зато поняла, что не должна сдерживаться, а потому села рядом и долго рыдала, закрыв лицо ладонями. А Рус… а Рус через некоторое время обнял ее и прижал к себе.
