Александр Тюрин - Яйцо Чингисхана или Вася-василиск
Василий подумал. Не о программе «пилот», а о девушке. Вот она — бездушное орудие неведомого зла — получила по заслугам. Но потом впервые в жизни помыслил в религиозном ключе: ее-то Бог уже испытал и покарал, а вот его испытывает сейчас.
В отсеке было слишком темно для каких-либо осмысленных действий. Василий ногой расширил пролом и стал тащить бесчувственное тело наружу. Там уложил его на легкий снежок и стал размышлять, что делать дальше. Зина была в бронированном комбинезоне — это, возможно, избавило ее от проникающих ранений и в какой-то степени смягчило удар. Однако на шлеме имелась вмятина, так что можно было представить, как тряхнуло его содержимое, а одна ладонь чересчур уж сильно посинела — результат то ли сдавливания, то ли перелома руки.
Без медпакета ничего тут не попишешь, и Василий снова полез внутрь машины. В первом отсеке он ничего не обнаружил, несмотря на обилие медицинских предметов и запахов.
Оттуда сорванная с крепежных узлов дверь вела в узкий проход, которой видимо тянулся от кабины борт-стрелка до пилотов. Тут на Василия стало чтото капать. Он понадеялся, что это масло из гидравлики, но потерев капельку пальцами, понял, что принимает топливный душ. Пилот, поди, успел выключить двигатель перед падением, поэтому вертолет и не взорвался.
Наконец Василий с помощью какой-то прорехи в обшивке разглядел крышку ящика с нарисованным красным крестом, потянулся к нему, открыл и выудил желанный пакет… но тут же получил удар в под дых и улетел назад. Кто-то, лежа на палубе, хряпнул его ногой. Если бы не толстый жилет, то внутренностям бы не сдобровать.
Этот кто-то уже поднимался и поднимал стальной лом, чтобы приголубить им по «чайнику». Но теперь лягнулся Василий, попав противнику по коленной чашечке, а заодно насколько можно отклонился в сторону. Вражеский лом врезался в металл палубы рядом с головой программиста-авантюриста и тут же на него свалилось грузное тело. Оно прижимало Василия, душило, не давало направить штурмгевер, а заодно подносило огонек зажигалки к топливному потеку.
— Вместе сгорим, курва, тварь подлая, — зловонно бранился противник.
Василий уловил, что еще немного — и будет совсем поздно. Одна рука была намертво зажата вместе с винтовкой, но другая все же высвободилась, причем вместе с тарелкой, которую удалось выудить из кисета. И Василий влепил ей, сперва плашмя — по чему-то полутвердому и хрустнувшему, а потом острым краем по чему-то мягкому. Противник взвизгнул и ослабил нажим. Тут Василий рванулся и выдрался, отчаянно пихаясь ногами. Он увидел, что какой-то мордатый тип тянется за ним, сжимая в руке фитиль, но злодейская рука загибается, натолкнувшись на какой-то элемент конструкции, и огонек падает в топливную лужу.
Василий вылетел наружу почти одновременно со взрывом — вертушка полыхнула за его спиной. Он подумал, что еще какая-нибудь бяка сдетонирует, поэтому подхватил Зину и потащил прочь от машины. Когда преодолел метров двадцать, произошел взрыв еще более мощный, чем первый. Волна горячих газов прижала Василия к земле, да так, что он нечаянно ткнулся губами в едва теплые губы поверженной девки. Он сплюнул от омерзения и грязно выругался.
А затем разразился совсем уж непотребной бранью, способной зараз умертвить сто монахинь.
Дело в том, что в одной руке Василий сжимал медпакет, а в другой ничего не было, кроме дурацкой тарелки — он явно выронил штурмгевер, когда пытался избавиться от толстомордого «пресс-папье».
Один в глухом лесу, среди медведей, волков и злобных негодяев, а в качестве оружия одна лишь рогатина. Опять эта чертова Зина виновата — из-за нее же полез в машину и нарвался на неприятности.
Однако не успел он завершить истерику, как заметил штурмгевер на недалекой ветке, видимо, взрывом туда зашвырнуло. Причем, как показала проверка, оружие было по-прежнему в ажуре. А вот несколько ближайших деревьев уже полыхали, так что он оттащил врагиню еще дальше в лес и устроил ее на сорванных лапах ели. Что теперь? Василий сперва расстегнул ворот девушки и потрогал комбинезон изнутри — пока тот грел, хотя и слабенько. Но скоро он превратится в ледяную раковину. Кстати, выглянувшая из расстегнутого ворота девичья шейка вызвала только острую ненависть — ведь она служила орудием соблазнения и погубления.
Преодолев неприязнь, Василий решил оказать вредной девке первую помощь, а затем бросить на произвол судьбы. Наверняка в ее комбинезон вмонтирован маячок, так что дружки отыщут. Ну, а не найдут, значит кара ей за грехи окончательная и бесповоротная.
Василий вскрыл медпакет и для начала воспользовался диагностическим электромагнитно-ультразвуковым сканером. Он провел им возле Зининой головы, затем налепил на нее плоские датчики для снятия энцефалограммы. Череп был цел, однако бодик, проанализировав сообщения приборов, сказал: «Не исключен ушиб мозга, альфа-ритм внушает некоторые опасения. Однако без томографа ничего тут не узнаешь наверняка. Будем надеяться, что срочная трепанация для снятия внутричерепного давления не требуется.» Затем Василий потянул молнию на Зинином рукаве и по открывшейся белой полосе на ее коже сразу догадался, что случился перелом. В медпакете имелась временная шина, Василий установил ее, следуя указаниям боди-компа, а затем надул внешний протектор.
Дальнейшее сканирование и тесты показали, что остальные кости в порядке, хотя не обошлось без ушиба селезенки и внутреннего кровоизлияния в соединительной ткани брюшной полости.
Во время этих манипуляций пришлось еще подрасстегнуть Зинин комбинезон. Под ним, на самой женщине, не оказалось ничего кроме трусиков, чего и следовало ожидать в случае с саморазогревающейся одеждой. Ее тело, худое, бледное и узкое, с заметными ребрышками и кострецами, сейчас вызывало смешанное чувство неприязни и жалости, однако не похоть и не желание разорвать на куски.
Василий сделал все необходимые уколы — антибиотик, противоспалительное. Но как с Зиной теперь поступить? Оставить здесь? Обогрев-то комбинезона окончательно сдохнет через пару часов, и в самом деле неизвестно, найдут ли девку за это время ее кореша. Да и волки могут погрызть. Возникла здравая мысль: а не пристрелить ли, чтоб не мучилась? Но Василию эта мысль не слишком понравилась.
Значит, тащить с собой. Но тяжелый леденеющий бронекомбез, да еще с вмонтированным маяком, совершенно не нужен. Отдать ей свой белый комбинезончик? Во-первых, она этого не заслужила, во-вторых, это будет кошмар для него, а ей не поможет — слишком он тонкий.
Постояв с минуту в тягостном раздумьи, Василий стал стягивать с себя медицинский комбинезон и свитер и штаны. Потом, оголив Зину, надел на нее свои, вернее, трофейные, вещи. И в конце концов оценил свой оставшийся наряд — рубаха, поверх нее жилет; вверх вроде прикрыт достаточно, но низ!
Вплоть до ботинок ноги были голые и беззащитные, на мужские достоинства активно поддувало. Василий оторвал рукава от рубахи и устроил себе подобие набедренной повязки. Стало лучше внизу, по части обороны чресел, но зато оголились руки и вообще он теперь напоминал сам себе индийского йога, в результате неудачной медитации-левитации оказавшегося в сибирской тайге.
Но в любом случае пора было двигаться в путь. На юго-восток. Сперва он тащил Зину на еловых лапах, но каменистая почва ее нещадно бросала, да так что тело вообще скатывалась с носилок-тащилок. Тогда Василий взвалил противницу на спину, заодно связав тряпкой ее запястья у себя на шее, чтобы как-то зафиксировать ее верхнюю часть. Поначалу девушка показалась легкой, но спустя пару километров она уже напоминала штангу тяжелоатлета, и руки совсем обессилели, поддерживая ее за колени. Если бы хоть кормежка имелась, кабы было что пожевать во время этого мрачного похода, напоминающего отступление французов от Москвы и наступление русских на Шипке.
Вскоре Василий бросил поддерживать ноги девушки, они теперь тоскливо волочились по камням и снежной пелеринке, и только старался не отпускать ее руки, чтобы тряпка не передавила его горло.
Так ему хотелось сейчас, чтобы Зина очнулась и сказала на манер раненных партизан из занюханных фильмов: «Брось, командир.» Но она не подавала голос из своего обморока, и как-то неудобно было отшвыривать совершенно безропотного человека.
Он протащился еще километров семь по пересеченной гористой местности и понял, что дальше не может. Зина, как выяснилось по опыту, была не худой и тонкой девицей, а жирной раскормленной кобылой.
Наконец он сказал «капут» и, прислонив вражескую женщину спиной к какому-то валуну, хотел поскорее удалиться, чтобы не расстраиваться от вида ее замерзания и кончины.
Но именно в этот момент она прошептала:
— Пить!
— Вот зараза, пить еще ей, — прошептал Василий, понимая, что ему теперь не отчалить. Он сгреб немного снега, растопил у себя в ладонях и влил ей в рот. После этого она открыла глаза и сказала слабым голосом:
