Борис Георгиев - Далила-web
Думаете, я попробовал вырваться, двери высадить? Не угадали. Говорю вам, крышу мне сорвало, сто процентов. Сел на пол, прислонился боком к жёсткой кушетке и давай крыть матом, но только не санитаров, до них ещё не дошла очередь, а девку оранжевую, за то, что затащила меня в палатку. Палатке тоже досталось, но мимоходом. Главным образом моё выступление затрагивало вопрос происхождения девицы в оранжевом, разные стороны её внешности и внутренностей. Помянуты были также её душевные качества и сиськи. Я подробно помню, о чём именно вопил, но пересказывать не буду.
Накричавшись, я обнаружил, что стою на коленях у перегородки между кабиной и салоном, вцепившись в частую стальную решётку. За решёткой — пустые кресла: водительское и пассажирское. Машина, судя по виду панели, — электрокар с управлением для чипанутого водителя. Мне уже приходилось видеть такое — ни руля, ни педалей. Если вдуматься, чипанутому они не нужны, даже мешали бы.
Я не знаю лучшего средства для отрезвления, чем холодные прутья решётки между пальцами. Мне оно тогда помогло. Я подёргал решётку, больше для порядка, чем из желания сломать, справа звучно щёлкнуло, но не мои потуги были тому виной, просто открылась пассажирская дверь. В лицо дунуло прохладой, и вдруг над спинкой сиденья возникла блестящая лысина с хлястиком. Машину качнуло, в кабину сунулась ещё одна лысина, и я услышал недовольное хрипловатое ворчание:
— Говорил тебе, не суйся под руку. Энтузиаст. Таскай тебя теперь.
Одна из лысин, поворочавшись, утвердилась над спинкой кресла и прижалась к решётке, вторая скрылась. Стукнула дверь.
Пока я тупо разглядывал хвост антенны чипанутого энтузиаста, просунутый между прутьями, снова щёлкнул замок, на этот раз слева. Машина опять присела на амортизаторах, и тот же хриплый голос проговорил с ещё большим раздражением:
— И ещё я тебе говорил, проверь парализатор. На тебя, дурака, заряда хватило, а этого как? Брыкается же гадёныш мохнатый, мне халат порвал.
Это он обо мне, думаю. Меня гадёнышем назвал. Я, значит, брыкаюсь.
Чувствую, сейчас меня переклинит, опять наломаю дров. Но медбрат на меня ноль внимания, устраивается в кабине и чем-то там щёлкает на панели, бурча под нос:
— Тебе ничего, а мне теперь борт вести. А я в этом деле, как ты в анестезии. Что тут ещё врубить нужно, чтоб радар видеть?
— Долбозавр дятлоголовый, — говорю ему я. От ненависти меня таращит не по-детски. — Не умеешь — не берись. Таких как ты, ламеров, к машине близко подпускать нельзя.
— Мохнатым слова не давали, — отозвался санитар и — шарах! — кулаком в решётку. Я отшатнулся, но больше от неожиданности. Попало не мне, а его приятелю, аж голова дёрнулась, только тому это было глубоко по фидеру, потому как всё равно без чувств. «И я вот так же мог валяться, если б не кончился заряд в парализаторе», — подумалось мне, и тут я додумался наконец, что пора бы попробовать выбраться из машины. Бросился к дверям, задёргал ручку.
— Да, обезьянка мохноголовая, попрыгай там, можешь даже побиться своим безмозглым кокосом об двери, — злорадно бросил через плечо чистокожий.
— Выпустите меня! — кричу. — Яйцеголовые твари! Вы не имеете права! По конституции…
— О! — слышу в ответ. — Ты понял, Нил, какие эта мартышка слова знает? Конституция!
Меня как холодным душем окатило. По тону понятно, чихать они хотели на мои права. Я бросил ручку двери и кинулся к решётке. И тут же услышал, как заныл двигатель. Электрокар дёрнулся, меня бросило на пол. Ползать на четвереньках стрёмно, но мне уже было всё равно, как я выгляжу. Куда они меня везут? Зачем?
— Что вы хотите со мной сделать? — спросил я, цепляясь за решётку. Машина шла по узкой дороге, петлявшей между островками чахлой зелени, и резко поворачивала то вправо, то влево.
— Не мы хотим! — фыркнул водитель. — Ты сам мечтаешь о срочной чип-модификации.
Я глянул на него, как на сумасшедшего. Сбоку было видно — глаза закрыты, только головой покачивает. Налево наклонит — машину бросит влево, вправо кивнёт — мне приходится цепляться за решётку, чтобы не повалиться на пол.
— Я мечтаю, чтобы вы остановили машину! — сказал я ему твёрдо.
— Серьёзно? — переспросил он.
— Серьёзно.
— Вот оно как, — протянул он и повернул ко мне голову.
Я еле на ногах устоял.
— М-мать! — выругался чипанутый водитель. — Из-за тебя чуть в столб не вмазал! Не мешай, а то привезу три трупа, а трупы не чипуют. И мечта не исполнится.
— Какая мечта?
— Да твоя же, которая в договоре, чёрным по белому.
— Не подписывал я никакой договор, — сказал я не очень уверенно, потому что кое-что уже понял. От понимания у меня затряслись поджилки и пересохло во рту.
— Ну, как же не подписывал? У нас с этим чётко. Если сомневаешься, можешь после операции посмотреть протокол твоей беседы с промоутером.
— Я её мозг видал! Вашей промоу… шлюхи оранжевой! — обозлился я, припомнив, как она меня обмишулила.
— Это она тебя видала. Прямо в… ха-ха! В твой глупый мозг, — хохотнул водитель и даже башкой закрутил от удовольствия. На этот раз я не устоял на коленях. Когда этот горе-водитель выровнял машину, он попросил:
— Заткни оральное отверстие. В тоннель въезжаем.
И тут же спереди надвинулась тьма, она слизнула зелёную пену кустов и стволы деревьев, мелькавшие по обе стороны дороги. Синеватое сияние Нижнего Города померкло. Некоторое время я не видел вообще ничего. Ехать в кромешной темноте — удовольствие ниже среднего, если знаешь, что машину ведёт нуб, который и радар-то включить с первой попытки не может. Я судорожно цеплялся за решётку, ожидая, что следующий поворот окажется последним. Мало-помалу глаза привыкли к темноте. Приборная панель едва светилась, во мраке проступили контуры головы того санитара, который принял на себя заряд парализатора. Вскоре я смог различить даже косицу антенны, по-прежнему торчащую в грузовой отсек. Не знаю, что на меня опять нашло, но я стал выкручивать её из фидера. И выкрутил. С полминуты ощупывал упругую колбаску, потом меня передёрнуло — мерзость какая! — и я бросил антенну на пол. Ничего не случилось. Нулевой результат. Парализованный санитар валялся бревно бревном и только головой пошевеливал на поворотах.
Я глянул на водителя. Тот откинулся в кресле и тоже упёр затылок в решётку. «Чего у них сидушки без подголовников?» — спросил я себя. И сам себе ответил: «Это чтобы антенна не мешала». Косица водителя торчала между прутьями, как хобот слона. Клянусь, я начал её отвинчивать без всякой цели, никакого плана у меня не было. Просто хотелось учинить какую-нибудь пакость, и этим выразить протест. Когда антенна оказалась у меня в руках, я подумал: неплохо бы позлить чипанутого, чтобы заставить его остановить машину и открыть двери, но мысль была мимолётной, лавина событий смела её в один момент.
— Я ничего не… — растерянно проговорил водитель и пригнул голову, как будто пытался рассмотреть что-то на приборной панели. «Фа-а! Фа-а! Фа-а!» — отозвалась панель и замигала красной лампочкой. Меня потащило влево; пришлось снова вцепиться в решётку, я вгляделся во тьму, и в ту же секунду она нанесла удар.
Меня бросило на решётку, выворачивая пальцы, ударило, хлестнуло по лицу мелким стеклянным крошевом, потом оторвало от прутьев, но миг спустя снова швырнуло на них спиной. Дыхание отшибло; разевая рот, как выброшенная на берег рыба, я попытался нащупать, за что схватиться, но меня бросило плашмя на жёсткое и я потерял сознание.
Первое, что увидел, придя в себя, — заднюю дверь электрокара, висящую криво, на одной петле. Странно она выглядела, я даже сначала не понял, в чём дело, но, ощупав жёсткое и холодное под собой, сообразил, что машина лежит на боку. Второй двери просто не было, в проёме — что-то серое, освещённое рассеянным светом. Обнаружив, что меня больше не швыряет как попало, я стал на четвереньки и выполз наружу. Уже поднимаясь на ноги (правая болела в колене), заметил, что в ушах звенит и поэтому ничего не слышно. Я выпрямился и помотал головой, чтобы вытрясти звон, но всё вокруг поплыло и перекосилось. Думаю, на этот раз я не упал, но то, как очутился по другую сторону от искорёженной машины, вывалилось из памяти напрочь.
Помню смятую в морщинистый блин автомобильную морду метрах в десяти, припоминаю, как сидел, опираясь на кулаки и бессмысленно пялился на проносящиеся мимо электрокары, ни дать ни взять — лузер, стративший на первом круге «Death Car». Потом появился звук. Что-то гнусно завывало в недрах разбитого фургона. Когда очередная машина выпрыгивала из тьмы, в лицо било воздухом, и на мгновение рёв и свист шин перекрывал остальные звуки. Разбитые в кровь костяшки пальцев болели, я сел ровнее и попытался понять, что за неудобная штука зажата в моей левой руке. Это была антенна. Так и не выпустил её, пока меня болтало как шарик в погремушке.
