Ведьма, пришедшая с холода (сборник) - Суэнвик Майкл

— А ты не можешь?

Она помотала головой.

— Я могу лечить симптомы. Проблема глубже, к ней я даже не приближусь. И если ты решишь не обращать на нее внимания, симптомы усилятся настолько, что я уже не смогу их снять.

— Звучит не очень.

— Не очень, — согласилась она. — Ты должен поговорить с Алистером Уинтропом. Он... — Она задрала голову, подбирая верную формулировку, и остановилась на этой: — Атташе по культуре в британском посольстве. Один из твоих.

Гейб закинул ногу на ногу и откинулся в кресле. Она не сказала «агент». Не сказала «шпион».

— Атташе по культуре?

— МИ-6, — пояснила она. — Так что действительно из твоих. Я же не отправляю тебя в КГБ.

— А был такой вариант?

Улыбка Джордан сверкала белизной, но на этом сходство с акулой заканчивалось.

— Ваши агентства дружат. Если твои сослуживцы или Лэнгли узнают, что вы общаетесь, им это даже понравится: межведомственного сотрудничества трудно достичь, особенно в этой сфере.

— И... Кто он там...

Она поморщилась.

— Волшебник, как они говорят. Но да. Он из наидревнейшей семьи. Льду важно такое: родословные, титулы, семьи. Снобы, говорю же.

— И он в МИ-6. Разумеется.

— Мне плевать на Лед, Гэбриел. Но Алистер — хороший человек. Он тебе поможет.

«Да», — вертелось у него на кончике языка. Слово было гладким, круглым, успокаивающим, словно пастилка от кашля. Но боль ушла, а годы подготовки просто так не проходят. Гейб знал, что агент обрабатывает контакт по стадиям вербовки подобно тому, как священник ведет свою паству по пути Христа на Голгофу: найти потенциального информатора, определить его потребности, установить с ним связь, пользуясь его доверием, страхом, определить общую цель, а затем завербовать. Втянуть игрока в игру.

«Я не пытаюсь ничего тебе продать», — заявила Джордан. Но это была суть вербовки, двойной слепой метод, это была история, которую она одновременно рассказывала и продавала: это не обычная болезнь, я не предлагаю формальное решение проблемы. Ты особенный. Ты важен для нас.

Магия была реальной. Улицы Каира проникли в его кошмары. Шакалы хохотали, железные подошвы звенели по мостовым его памяти. Окровавленные лезвия ножей сверкали во тьме. Он вспоминал эти мрачные видения при пробуждении, а порой — перед приступом мигрени.

Джордан хотела помочь. Или хотела, чтобы он в это поверил.

Он проглотил «да», сказал «нет» и встал. Комната не прогнулась и не качнулась, когда он подошел к двери.

— Гэбриел...

— Нет, — повторил он, обнаружив, что во второй раз отказать проще.

Она обогнула стол, протянула к нему руку, но не дотронулась.

— Ты не можешь отмахиваться от Каира вечно. Рано или поздно тебе придется залечить раны, которые ты там получил. Рано или поздно тебе придется довериться мне.

Он не смог сказать «нет» в третий раз, поэтому вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

***

Карел Гашек смотрел, изящно изогнув бровь, как Владимир раскладывал содержимое портфеля на столе, и ранние солнечные лучи окутывали незаслуженной нежностью предметы, не сумевшие выполнить свои задачи. Клубок расплавленной медной проволоки. Осколки кристалла. Пучок трав или цветов, опаленный до неузнаваемости. Обломок кварца. Владимир закрыл портфель и скрестил руки на груди, ожидая, что скажет начальник.

— Что? — спросил Карел. — Что это?

— Это все, что нам удалось собрать в переулке, где мы его нашли, сэр. — Толстые пальцы Владимира сжали ремень портфеля. — Подозреваю, что те, кто его уничтожил, взяли остатки с собой.

— Те. Те. — Карел запустил руку в свои темные кудри. — А кто, по-вашему, скажите, способен уничтожить такой конструкт?

У Владимира сжалось горло, он оглядел кабинет, опасаясь, что остальные члены ковена в любой момент шагнут из тени на свет.

— Ле… Лед, господин?

— Да. Да, Лед. Что они делают в Праге? — Карел выскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету. — Когда в последний раз они сами выслеживали Носителей?

— Похоже, они заняты лишь тем, что вмешиваются в нашу работу, — поддакнул Владимир.

— Мы всегда должны быть на два шага впереди, Владимир. Никогда не быть дичью. Что толку, что Советы пытаются поспеть за Америкой? Кеннеди говорил, что хочет высадить людей на Луну, и Советы бросили все силы на то, чтобы опередить Штаты. Опоздали. Они пытались сломить наш дух здесь, в Праге, но, играя с огнем, разожгли десятки новых костров. Так же будет и со Льдом.

Владимир рассматривал карту, висевшую над столом Карела. Нарисованная от руки, древняя — политические границы на ней чудовищно устарели. Но четкие диагонали создавали неровную решетку, которая никогда не менялась. Чего бы они ни пытались достичь при помощи ритуалов, при помощи всех Носителей, действующих сообща, как один, эта решетка будет служить их целям. Вечный источник энергии для их вечного правления.

— Но у них наш Носитель, — продолжил Карел.

Владимир прокашлялся.

— Мы не можем быть в этом уверены. Если мы определим Носителя по остаткам конструкта, то сможем найти этого человека более... обыденным способом.

— Хм. Пожалуй. — Карел взял один из кристаллов, повертел в руке. Темное пятнышко в центре. Владимир не помнил, было ли оно там до ритуала. — Или, по крайней мере, нам удастся найти этих Ледяных нарушителей. Это может оказаться гораздо важнее — в долгосрочной перспективе.

Владимир пару раз моргнул, затем заставил себя кивнуть, хотя его била дрожь.

— Конечно, господин. Но пока... что мне сказать остальным?

— Скажи, что нам нужно провести новый ритуал раньше, чем планировалось. Я проверю карты, альманах, но думаю, у нас найдется несколько подходящих дат. — Карел поморщился. — Будет лучше, если мы получим доступ к слиянию под баром «Водолей».

— Которым владеет эта Римз? — переспросил Владимир. Его плечи расправились, он вытянулся. — Думаю, мы найдем подход.

Карел схватил пальто с вешалки и запахнулся в него. Тяжелый твид, превосходный английский фасон — вещица из прежней жизни, до танков.

— Тогда займитесь этим. — Надел шапку. — А мне пора читать лекцию.

3.

Пражское отделение ЦРУ представляло собой архитектурную ошибку.

Здание посольства, в котором находился штаб, было ярким образцом классицизма; оно огибало заросший деревьями двор, а комнаты на втором этаже в далеком аристократическом прошлом могли бы быть гостиными, библиотеками, кабинетами — хотя Гейб плохо различал их по этим функциям.

За те несколько раз, что Гейб оказывался в этих комнатах, он понял, что архитектор умел создать ощущение простора. Свет заполнял комнаты от полов, устланных роскошными коврами, до высоких потолков, а стены с бледно-голубой штукатуркой создавали безупречную иллюзию открытости. И, конечно, все это совершенно не подходило разведке.

Но между этими комнатами и за ними — теперь их перепрофилировали под картотеки, конференц-залы или приемные — извивался лабиринт из каморок размером с гроб, в которых двое мужчин с трудом могли разойтись, невероятных тупиков, дверей, построенных для карликов, и S-образных пространств с потолками, как на подводной лодке, которые можно преодолеть только ползком. Каждая из комнат могла перетекать в странные угловатые закутки в два раза выше, чем любая другая комната в доме. Все это без окон, разумеется. В одной каморке даже удалось воткнуть впритык четыре стола для сотрудников. Прежде это были людские и кладовые, которые ежедневно использовали те, кого подлинные хозяева дома предпочитали не замечать.

Что, если подумать, оставалось точным описанием происходившего здесь и по сей день.

В кабинете Фрэнка во время ремонта пробили окно — щель с тонированным стеклом, которая расширялась изнутри, как бойница. Это было единственное изменение в пользу красоты или уюта, символ статуса и щедрых выплат главе штаба. Когда Гейб только прибыл в Прагу, он воображал, что окно сделали таким узким из целей безопасности, но сегодня он подумал, что на то наверняка были другие причины. Конечно, сейчас-то он раздобрел по сравнению с университетскими временами, но даже в свои лучшие годы, когда он еще играл в футбол, он не смог бы вылезти из этой щели.