Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.
Если бы можно было найти Вовку. Но этот типчик появляется только после дождичка в четверг. Именно только в пасмурные дождливые дни… Борис… Борис, он же оставлял визитную чип-карту. НАСА, марсианский проект, все как будто солидно. На чип-карте должна быть персональная информация… Но где же эта чёртова карта? Вроде оставлял ее на столе. Но сейчас там только засохшая дрянь…
7.В комнате раздалось шипение. Это вползла Марина Аслановна, волоча груди по полу. Какая часть костей и половина прежнего объема вернулась к ней, так что она напоминала сказочную змеедеву.
— Велено доложить, гости к вам, — не слишком приятным, но подобострастным голосом сказала змеевидная соседка.
Через распластанную соседку переступила длинными ногами Вера и встала у шкафа, эффектно задрав подбородок.
— Я просила эту дамочку подождать, но она не согласилась, — зашипела снизу Марина.
— Милый мой, — протяжно начала Вера, как будто внутри ее полоскалось добрые пол-литра шампанского.
Несмотря на следующую серию ужасов в виде змеедевы, Грамматиков был счастлив. Вера жива!
— Но что с Леной?
— Бог с Леной, — кратко ответила Вера. — Наверное, торчит сейчас в казино, рассчитывая на будущие Борины доходы.
— А где Боря, мне надо срочно связаться с ним? — зачастил Грамматиков. — Ты же видишь все это. Стасик, Марина, они теперь монстры и, вообще творится невесть что. Борис, твой Борис, поставил эксперимент на всех, кто живет в этой квартире.
— Андрюша, какой ты в сущности еще ребенок. Или олигофрен. Борис не мой. Это ты — мой. А на Дворкина мне плевать…
Вера Лозинская заскользила между рук Грамматикова. Наглядно демонстрируя преимущества непосредственного телесного контакта перед абстрактным общением с наукой.
— Позвольте удалиться, — смущенно сказала Марина и неуклюже, словно перекормленная мамба, выползла из комнаты.
Прямо из стены над шкафом выросла нанопластиковая [1] ветка, на ней набухли яблоко, апельсин и презерватив. Это, наверное, Боря сюрприз оставил…
Да, с Веры все и началось. С ее звонка.
Но от ее волос такой аромат. Луч солнца, мастерски проникая сквозь форточку, играет на ее ресницах. И тонет в черных зрачках. Ее тело как пружина, раз и хлестнет, собьет с ног. Да он и не хочет стоять на ногах… Но она как будто призывает совершить предательство. А он никогда никого не предавал…
— Коды активации, — сказала она.
Раскрылись затворы и струйки почти невидимого властного света потянулись из Бездны… Уже во второй раз! Значит, не переутомление виновато. Это — новое виртуальное окно, которое открывается тайными интерфейсами, непонятно как угнездившимися в его нервной ткани!
Других рациональных объяснений нет, хоть сойди с ума.
Струйки проходили сквозь Верино тело, к своей пронзительности добавляя ее сладость, фокусировались, а затем начинали опутывать его мозг, его мускулы, свиваясь в сеть… О чем она только что говорила?
— Какие коды?
— В программной спецификации на твою техножизнь имеется закрытый раздел, касающийся подсистемы полового размножения, — промурлыкала она, продолжая пританцовывать между его рук. — Меня не обманешь, коды доступа к половой подсистеме находятся лишь в твоей умной красивой голове… Ты просто вспоминай, милый, и коды будут передаваться мне через боди-коннектор.
— Но почему сейчас? — несколько растерялся «милый».
— Потому что скоро восьмое марта. Женский праздник. День любви, цветов и полового размножения технорганизмов. Можешь ты мне подарить эти коды?
Ее ножка наступила на носок его распластанного и рваного домашнего тапка, давно просящего каши, а коленка потерлась об его ногу, облаченную в пузыристый дедовский треник. По позвоночнику Грамматикова потекла расслабляющая сладость. Вера становилась объектом его веры…
Но все же что-то не то. Старорежимное «Восьмое марта» — не тот праздник, который может быть интересен продвинутой Вере. Давно прошли те времена, когда молодой кандидат наук имел, помимо баронского носа, еще неплохую зарплату и был по своему обаятелен для студенток-аспиранток. Уход в интеллектуальное подполье сделал Грамматикова непривлекательным для увлекательных женщин. Беспорядочные научные изыскания вызвали в нем необратимые изменения. Внешний вид стал неухоженным, карманы пустыми, взгляд отрешенным, мышление отвлеченным — а это именно то, что отвращает симпатичных дамочек. По опыту последних лет, Грамматиков твердо знал, что, когда он предлагает себя женщинам, они смеются. А когда женщины предлагают ему себя, то случаются неприятности. Убежденная коммунистка по имени Владилена Ильинична потом его в партком своей партии таскала, там вышестоящие товарищи убеждали Грамматикова жениться, разъясняя при помощи наглядной агитации высокие моральные качества невест, придерживающихся социалистической ориентации. А соседка Марина Аслановна ему просто жизнь отравила, чуть до самоубийства не довела. Даже грозила кастрировать папашиным кинжалом, а потом спрятать клинок с потеками свежей резус-отрицательной крови в лесном схроне.
— Конечно могу, Вера.
Коды активации — это всего лишь картинки, которые он должен нарисовать в своей голове…
Или все-таки, не могу?
Слишком она торопится…
Андрей сделал шаг от удивленной Веры, сладкая светоносная сеть напряглась, и он увидел в виртуальном окне, как из-под ее ногтей поползли синие мономолекулярные змейки. Их там много, настоящий гадючник. Извиваются, крутятся между ее рук. Спецэффекты, как в кино… А вдруг они настоящие, не нарисованные, и виртуальное окно просто сделало их видимыми?
Грамматиков неловко повернулся, рванулся, разрывая сладкую сеть, которую сплела горгона Вера, бросился к открытой двери. Быстрее, быстрее, теперь вильнуть в сторону — летучая змейка пронеслась около его уха и воткнулась в фотографию прабабушки. Назад дороги уже нет. Другая синяя змейка пересекла его путь — надо перепрыгнуть или она рассечет все мягкие ткани, могут и яйца улететь…
Окрыленный ужасом Грамматиков взвился в воздух, кое-как удержался на ногах после приземления, уже в коридоре перескочил через натужно ползущую Марину Аслановну, отшвырнул полупрозрачного Стасика, в котором бултыхнулись моча и пиво… Наружная дверь квартиры была на одной старинной щеколде…
8.Он сразу соскочил на пролет вниз, и тут же услышал. Снизу идут. Тяжело, вбивая массивные ноги в каменные ступени. Хорошо, что в доме с 1917 года не работает лифт…
Остается только путь наверх. На чердак. Там можно перескочить на соседнюю лестницу. Он так делал не раз, в детстве.
Андрей взлетел вверх на два пролета. Вот заветная дверца с огромным ржавым замком. Замок тут для видимости, он еще двадцать лет назад настолько проржавел, что спокойно открывался и закрывался пальцами…
Пятнадцать лет назад отец врезал дуба именно на этом месте. Почему он потащился на чердак, вместо того, чтобы позвонить в свою квартиру? Разыграл последний акт благородства, не захотел подыхать на глазах у своего болвана-сына? Или хотел доказать своей героической милиционерше-жене, что он не чемодан с соплями?
Тяжелые шаги приближались. Андрей ощутил то распирающее сочетание ужаса и бесстрашия, какое бывает только в детских снах. Отбросил замок и вошел внутрь…
Отчаянно заскрипели половицы, поверх них кружилась поземка из пыли. Фу-ты, там и сям в полу провалы. Кое-где остались лишь балки перекрытий, да и они не выглядят надежными. Со стропил, поддерживаемых покосившимися столбами, летит потревоженный пух и прах, копившийся тут десятилетиями. Из всех лампочек фурычит только одна, ближайшая, да и она, похоже, только усиливает сумрак.
Андрей сделал шаг и пол тревожно чмокнул под ногами. Потом пошел, напряженно вслушиваясь в стоны потревоженной древесной гнили. Впереди что-то хрустнуло, значит, надо взять левее.
Странные звуки донеслись сверху. Как будто кто-то шляется прямо по кровле. Ну, кто там может ходить? Отец Гамлета, брат Гамлета, сват Гамлета. Или быть может полтергейст моего папаши? Тьфу, отступись мысленная зараза…
И вообще то, с ним происходит с утра — это просто набор детских кошмаров. Грамматикову даже стало на секунду обидно. Почему детских-то? Ему ж тридцать три. Может, потому что он — инфантил. Мамаша ему сопли вытирает и пирожками подкармливает, пока он заглядывает в грядущее.
Стоп, не думать. Сверху что-то громыхнуло, сейчас ринется вниз. Вот здесь деревяшка на одном гвозде, еле держится. Уже двадцать лет еле-еле… То, что было наверху, уже рядом с ним… Грамматиков сорвал деревяшку и, почти не глядя, махнул в сторону сгустившегося засопевшего мрака. Потом обернулся. Рядом никого не было. Прямо наваждение какое-то. Или, может, шизофрения? В прессе писали про случаи техногенной шизофрении, вызванной неумеренным потреблением стимботов…
