Сергей Лукьяненко - Лабиринт отражений
Мне кажется, что эльфу-точильщику просто скучно. Его подопечный явно заканчивает приобретение пяти очков мастерства, и эльфу придётся сидеть здесь в одиночестве.
— Слушать твои речи — наслаждение, высокородный эльф, — заявляет Вика. — Но мы рвёмся в бой.
— Тогда идите туда! — эльф мрачно машет рукой и набрасывается на мужика с мечом: — Как точишь? Ты как точишь? Это что, столовый нож? Не засчитаю мастерство!
Мы поспешно уходим в указанном направлении. Строго тут у них.
Очарование Лориена как-то слегка рассеивается.
— А я думала, они тут только мечами машут… — удивлённо шепчет Вика.
— Нет. Они ещё учат эльфийский и гномий языки, точат мечи и кинжалы, изучают экономику средневековья, слагают баллады и легенды.
— Что и говорить, масса полезного опыта…
— Так бы и прикрыла все ролевичные сервера, — ехидно подсказываю я.
— Нет, это их право, — Вика не поддаётся на провокацию. — Просто тоскливо немножко. Ещё одна жвачка для мозгов.
— А мало ли таких субкультур существует? Эти, по крайней мере, наркотиками не колются и революций не устраивают.
— Лёня, я не мечтаю о единообразии. Каждый находит развлечение по своему вкусу. Но это всё — эскапизм. Бегство от жизни.
— Конечно. И собирание марок, и игра в покер, и большая политика, и маленькие войны с соседями — всё является бегством от жизни. Не существует общих ценностей в мире. Приходится искать маленькие-маленькие цели. И жертвовать им свою жизнь.
— Знаешь, так и в коммунизм захочется верить.
— Почему бы и нет? Красивая и большая цель. А уж жизнью за неё жертвовать — это совсем в традиции…
Отважный эльф Макрель тоскливо смотрит на меня.
— Лёня… Элениум… а у тебя есть в жизни цель? Хоть какая-то? Не своровать тысчонку-другую долларов, не повеселиться в ресторанчике с друзьями, а именно — Цель?
— Есть, — честно говорю я.
— Это секрет?
Молчу секунду.
— Знаешь, я хотел бы приходить домой и не доставать из кармана ключи.
Вика, в своей эльфийской маске, отводит глаза.
— Это совсем-совсем мелко и смешно, — говорю я. — Это даже не заточка несуществующих мечей… и не изучение психопатов в виртуальном пространстве. И уж никак не коммунизм и мировая революция. Но мне хочется просто позвонить в свою дверь — и чтобы её открыли.
— Мне тоже этого порой хочется, — отвечает Вика наконец. — Но мне уже приходилось возвращаться домой, когда дверь могли открыть. И это… не всегда было здорово.
Вот так, дайвер…
По сусалам тебя, по сусалам.
— Лёня, пойдём, надо вытаскивать Неудачника, — говорит отважный воин Макрель.
И мы топаем к стене, опоясывающей Лориен.
Здесь народа побольше. Под присмотром эльфийских мудрецов десяток новобранцев зарабатывают очки силы, фехтуя на мечах и пуская стрелы по мишеням. Вдоль ряда лавок, где торговцы зарабатывают очки мастерства, прогуливаются покупатели. Тоже чего-нибудь достигают. Оборванный художник рисует портреты всех желающих, фокусник, наверное — мелкий маг, жонглирует огненными шариками. Жизнь бурлит. Парень с гитарой, человек, но в зелёных эльфийских одеждах, поёт под гитару:
Бродячий менестрель постучался в ворота замка,
Ему открыла двери молоденькая служанка…
Маленькая группка слушателей энтузиазма не проявляет, и бард, оборвав балладу, оглядывается и переходит на какие-то жуткие местные частушки:
Эльф, по кличке Леголас,
Угодил назгулу в глаз!
Из-за этого назгул
Чуть в реке не утонул!
Эта немудрёная песенка толпе нравится куда больше. Менестрелю аплодируют, кидают мелкие монетки, хохочут.
Мы тихонько отходим.
— Нам что-нибудь надо? — Вика указывает взглядом на лавки.
— А деньги?
— Поищи в карманах.
Сую руку в карман куртки — там и впрямь пять медных монет.
— Автоматически добавляют всем входящим, — объясняет Вика. — Я слышала про такое.
В одной из лавок, азартно поторговавшись с продавцом, мы покупаем две фляжки с местным вином и два коротких кинжала. В бой вступать мы всё равно не собираемся, мечи, копья и алебарды, в изобилии продающиеся в торговом ряду, нам ни к чему. И всё-таки тяга к оружию — это что-то генетически заложенное в мужской организм. Под укоризненным взглядом Вики я брожу вдоль прилавков, разглядывая средства искоренения себе подобных. В лавке полутьма, лишь под стеклом прилавков, рядом с оружием, горят свечи. Отблески света на лезвиях — кроваво-красные. Вспоминаются продавцы цветов, которые зимой ставят свечи в свои аквариумы с цветами.
Жизнь и смерть — они так похожи. Их одеяния почти неотличимы.
В углу лавки, за столиком, сидят двое людей. Незнакомые, вначале я прохожу мимо, и лишь потом останавливаюсь.
Приземистый крепыш в белых одеждах мне не знаком. Но…
— Блевать, — говорит крепыш за моей спиной. — Дешёвка. Бульварщина. Полное вырождение во всём.
На меня накатывает такое отвращение, как давным-давно, в детстве, когда купаясь в реке я вынырнул — и увидел прямо перед глазами, на берегу, здоровенную жабу.
Крепыш за моей спиной поправляет натянутую на глаза кепочку. Продолжает:
— Раньше твои ролевки были необычны. Содержали здравый элемент. Сейчас — сплошное хрючество и жрачество.
— Ну, слушай, ты перебарщиваешь… — отвечает Кепочке тот, кто сидит с ним рядом. — Надо же молодёжи развлекаться…
— Я всегда говорю то, что думаю. Говорю истину, — безапелляционно заявляет Кепочка. И я вдруг понимаю — это не фигура речи. Не оговорка. Он ведь и впрямь так считает. Не разделяет себя и истину.
Ой-ёй-ёй…
— И за это тебя не любят, — возражает Кепочке собеседник.
— Ха. Любовь — это уже ложь. Когда фиксируешь всё происходящее в динамике, то это становится очевидным.
Лавочник по ту сторону прилавка видит, что я замер над витриной, и оживляется. Подходит, тычет пальцем в стекло, за которым лежит меч.
— Очень, очень хорошее оружие! Но вы можете купить его, только если уже заработали сто очков мастерства!
Кепочка за моей спиной талдычит:
— Игра опустилась до потребностей быдла. Потеряла свою развивающую роль. Пункты силы, менестрели, фокусники… Хрючество! Подумай об этом.
— Хотите подержать меч? — любезно предлагает мне торговец.
Я кидаю взгляд на Кепочку. Его собеседник, видимо, кто-то из известных ролевиков, спрашивает:
— Так что ты предлагаешь?
— Ситуация уже полностью ясна, — вещает Кепочка. — Я предпочту посмотреть, найдёшь ли ты адекватное решение…
— Нет, спасибо, — говорю я продавцу. — Мне очень далеко до ста очков.
Выхожу из лавки. На свежий воздух, к поджидающей Вике. Она, кажется, так и не заметила своего бывшего клиента.
— Чего ты там искал? — спрашивает Вика.
— Жизнь.
— И нашёл?
Пожимаю плечами.
— Кажется, нет.
Когда мы идём к городским воротам — мимо менестреля-куплетиста, мимо фокусника и фехтующих новобранцев, я вдруг понимаю странную вещь.
В том, что говорит Кепочка — девчонкам ли в борделе, эльфам ли в Лориене — очень много правдивого. Истина — маскировочная одежда цинизма.
Это, наверное, тоже цель. Считать себя истиной. Идти сквозь глубину гордым глашатаем правды, брезгливо отряхивая с белых обшлагов грязь людских пороков. Страдать за истину и обличать ложь.
И всё — по одной-единственной причине.
Из-за неумения любить людей.
Я вижу этот мир, и мне смешно наблюдать за мальчишками, точащими нарисованные мечи, изучающими гномий язык и торгующими пустотой. Но это ещё не совсем то… Надо сделать лишь один шаг… маленький, совсем маленький шаг — чуть дальше. Не любить.
Таинственного Неудачника, глупого маленького хоббита, виртуальную проститутку Вику, торговца в лавке, менестреля с гитарой, оборотня Ромку, Человека Без Лица…
Никого.
Ведь это так просто — они все полны недостатков. На каждого из них можно злиться, каждого — презирать. Нет, не то… Не злиться, а просто — не любить.
И я словно приоткрываю какую-то узкую и тяжёлую дверь и заглядываю в иной мир. Стерильно белый, выстуженный до абсолютного нуля. Мёртвый и чистый, словно машинный процессор.
— Вика, — шепчу я. — Вика…
Зачем мы идём спасать Неудачника? К чему весь этот долгий и утомительный процесс?
— Вика…
Она заглядывает мне в глаза — и я вижу её сквозь обличие эльфа, под золотыми кудряшками и бледным аристократическим лицом.
Обычную, настоящую.
Мою Вику.
Которой не надо ничего объяснять.
— Скажи «люблю», — говорит она.
Я мотаю головой. Не могу, я ведь ещё там, в холодной белизне насмешливой истины. Правда и любовь — они несовместимы.
