Артем Полярин - В зоне листопада
Хайду удается сделать выпад между поднятыми к глазам клешнями. О чудо! Клинок находит заветную щель между пластинами и погружается в брюхо. Сокрушительный удар обеих лап обрушивается, в ответ, на черный закрытый шлем. Срывает забрало. Хайд отлетает в сторону. Зверь, пытаясь выдернуть из себя неудобно торчащий меч, оседает наземь. Стремится отползти по тропинке. Гертруда, опять вооружившись пламенным посохом, выбирается из укрытия. Спешит к другу на помощь. Кричит:
– Надо забрать меч!
Элеонора переключается на раненного монстра. Теперь он почти не двигается – легкая мишень. Стрелы впиваются в него одна за другой. Тут уж орет Никон. Первый, оставшись без внимания дальнобойщиц, начинает наглеть. Ухватил лапой копье и силится вырвать. Перехватывает его все ближе к руке. Никон бросает щит и хватается за копье обеими ладонями. Хитрый зверь, не выпуская древка, делает выпад нижней не менее когтистой лапой. Ранит в ногу. Элеонора снова целится в большой, рыскающий по жертвам янтарный глаз. Ее стрела, оторвавшись от тетивы, жужжит, словно улей. На подлете к зверю, рассыпается на рой крупных бодрых пчел, полосатыми огоньками тут же бросающихся на врага. Никона, вдруг, совершенно неуместно осеняет. Понимает, чего не хватало здесь, под солнцем, на берегу ручья – насекомых. Ни одного. Теперь недостаток исправлен. Улей истошно ревет вокруг головы зверя, безжалостно поражая органы чувств. Монстр, мотая головищей, раздраженно рычит. Наконец, не выдерживая действие столь сильного раздражителя, бросает копье, и сам же бросается наутек.
– Не упустите его! – опять кричит Гертруда.
С расстояния она жжет раненного в живот монстра, опасаясь к нему приблизиться. Пару огненных сгустков отправляет и в ноги убегающего первого так, чтобы не пожечь пчелок. Тщетно. Никон, теперь, не очень быстр. Бросил щит, но все равно не успевает хромать за прыткой бестией. Элеонора сейчас шустрее. Несется следом, выпуская стрелу за стрелой.
– Стой! – кричит Никон.
Девушка не слышит его. Улепетывающая мохнатая спина влечет и манит. Охотница предвкушает вкус уже изрядно поджаренной добычи.
– Стой! – кричит и Гертруда.
Посылает в землю, перед Элеонорой, шар, взметающий огнем разбитые камни. Охотница пробегает еще несколько десятков метров, останавливается. Выпускает стрелу вслед ускользающей добыче. Промахивается. Опять несется на длинных быстрых ногах следом.
– Да куда ж ты понеслась!? – возмущенно орет Гертруда. – Тебя же на запчасти сейчас разберут! Дура азартная!
Спешат разобраться со вторым. Копье пронзает зверю шею. Никон жмет его в сторону как рычаг. Монстр хватается лапами. Гертруда, уловив момент, выдергивает меч. Отдает его Никону, сама хватаясь за древко. Никон наносит удар за ударом. Зверь, в конце концов, испускает дух.
– Никон, пей кровь! – кричит Гертруда. – Только осторожно.
Сама подставляет ладони под рану, из которой торчит древко. Что значит, осторожно!? Что за бред, никак не может прокричать Никон.
– Фу, гадость-то какая!
Попробовав крови монстра, пытается мечом вспороть ему живот. Мешает броня.
– Вам надо срочно уходить! – кричит, сбегающий с каменистого склона, Исоз. – Вы уже здесь больше пяти секунд. Сейчас за вами приедут. Я сам сделаю анализ.
Ребенок хватается за голову массивной туши маленькими ручками. Крепко сжимает, закрывает глаза. То ли кусает, то ли лижет ее. Голова начинает таять, расплываться в ладошках.
– Уходим! – кричит окровавленными губами Гертруда. – Никон, собирай все оружие и держись за Хайда.
– Как же Эля!?
– Вытащим ее так. Здесь, просто, останется ее фантом. Исоз, если не удастся спасти, уничтожь его. Сотри.
– Хорошо!
Немощное солнце над долиной меркнет. Журчание ручья превращается в мерное урчание двигателя.
– Ну что, как там?
Спрашивая, Хайд выруливает из-под дома на ухабистую дорогу. Он уже немного оправился. Никон протискивается сквозь пелену боли и слабости. Зрение и слух изменили ему. Осязание вообще исчезло. Мир превратился в кашу из блеклых теней и глухих шумов. Нехотя, словно прижившись с салоне, мгла начинает рассеиваться. Трясет Элеонору – так увлеклась погоней, что в себя приходит только при разрыве связи с роутером. Дышит тяжело, хрипя и судорожно глотая воздух. Ошалело вертит безумными глазами по сторонам. Дергается, пытаясь размахивать руками. Никон отхлебывает из бутылки теплой, очень сладкой и кислой жидкости неопределимого состава. Пытается напоить девушку. В голове творится что-то невообразимое. Такое чувство, словно из мозга крепкими мозолистыми руками выкрутили все, что можно было выжать. Он разогрелся и скукожился. За десяток секунд бешеной работы исчерпал ресурсы, рассчитанные на дни. Какие алгоритмы просчитывали его взбесившиеся нейроны? Сколько атак и повреждений пришлось на эту несчастную кору и подкорку? Разве может человеческий мозг тягаться с машиной? Выходит, что может, но на грани своих возможностей. Выигрывают же люди у компьютеров в шахматы. Есть же саванты – чудаки, ограниченные во многом, но имеющие островки гениальности. Способные помнить тысячи книг, мелодий и карт. Считать в уме быстрее калькулятора.
– Это все равно, что очнуться от сна, в котором на ватных ногах убегал от монстра и свалился с обрыва, – смеется Хайд, добавляет. – А, вообще, напряжение такое, что можно сравнить с приступом эпилепсии.
Силясь сфокусировать непослушные глаза Никон хрипит зло и надрывно:
– Предупреждать надо!
– Да я и сам не знал, что на грани возможностей все получится.
– На чем все прервалось?
Гертруда спрашивает, чуть оправившись. Ей тоже заметно плохо. Бледна. Осунулась. Голос дрожит. Эля, изрядно отпив из бутылки, немного приходит в себя. Пытается рассказать:
– Он бежал! Я бежала! Потом все взорвалось яркой вспышкой. Я чуть не задохнулась.
– А не надо было бегать! – сердится Гертруда. – Теперь, если твой фантом там выловят, то самое плохое – это установят твою личность. Плюс, разберут его по винтикам и, в следующий раз, нам будет намного сложнее.
Хайд пытается напрячь жалкие остатки своего мышления и отыскать полезные моменты:
– Но, может все и к лучшему. У фантома некоторое время будет сохраняться нечто похожее на твою личность. Он, по инерции, будет преследовать зверя. Если сообразит, то узнав что-то ценное, спрячется и дождется, пока ты его ассимилируешь. Или, хотя бы, расскажет Исоз.
Мимо пронеслись три полицейские машины с мигалками.
– По нашу душу спешат, – усмехается Хайд. – Пригнитесь, кто может. Или газету в руки возьмите. Или можете там, на заднем сидении, поцеловаться.
Целоваться совсем не хочется. Сейчас одно желание – сожрать как можно больше глюкозы, аминокислот, еще чего-нибудь для нейронов и замереть в тихом месте, на пару дней.
Глава 6.
Фантом Элеоноры бесследно исчез. Исоз, скрывавшийся от Гарма, наблюдал за преследованием издалека. Рассказал, как перед зверем открылся портал и девушка, сломя голову, устремилась в дыру, вслед за добычей. Конечно, и монстр, и лучница, и портал были смысловыми интерпретациями. Картинками, которые универсальный интерфейс нарисовал для людей. На самом деле на серверах сети Мнемонета взаимодействовали сложные системы функций – программы и нейросети. Они, собственно, и были интерфейсом между людьми и миром Исоз и Гарма.
В памяти Монстра, добытой охотниками в жестокой схватке, выпитой и съеденной с его кровью и внутренностями, обнаружились очень интересные детали. Кровь, конечно же, никто не пил. Опять же, это было отображением копирования из нейронной сети монстра информации. Как это ни странно, но чудовище обитало в Городе. Бродило по знакомым улицам, среди знакомых домов. Каталось в метро и на троллейбусах. Не только шаталось среди людей, но и активно общалось с ними. Однако же, какой социальный монстр!
Энграмма Гарма №1
«Добрый день, мадам! Составите мне компанию в хорошем ресторанчике? Дома муж ждет? И дети? Вы думаете, они тоже голодны? Пусть приезжают. Ну, как хотите. Можно и без них. Выглядите вы просто великолепно. Такое сочетание юной живости и зрелой степенности. Чем занимаетесь? В журнале. Да, Вы прекрасны. А, Я? Я работаю в службе безопасности одной большой организации. Вам действительно интересно? Тогда приглашаю в гости. Есть у меня тут уютный домик на окраине. Зал с камином. Оранжерея. Вид на реку. Да. Идемте! Иди ко мне, моя крошка! Какая сочная! Сложная! Сейчас раздвину и поцелую. Крепко. Какая страсть. Раскрылась. Можно читать. Что тут у нас. Ага! Вот страх, неуверенность. Желание… Сложное желание. Высокоинтегрированная сеть. Незнакомая, очень сложная топология. Надо остановиться на ней. Изучить внимательнее. Кто ты там, говорила? Филолог? Как чуял. Филологов я люблю. Они повкуснее всяких там инженеров будут. Сети у них тонкие. Как бы не порвать раньше времени. Стони, крошка, стони. Мне тоже приятно. Только не трепыхайся сильно, пока я в тебе. Не мешай читать и копировать. Не сбивай такт.»
