Тед Уильямс - Море серебрянного света
— Что? — Сэм с удовольствием дала ему услышать презрение в своем голосе. — Это самый настоящий фенфен…
— Нет, ребенок, совсем нет. — Он повернулся и посмотрел на далекие прозрачные холмы. — Я не сказал, что люблю всякую жизнь. Я не ханжа. Подавляющая часть ползающих по земле миллиардов людей значит для меня меньше, чем муравьи и букашки, которых ты давишь, идя по траве, и даже не замечаешь этого. Я люблю свою жизнь и всю ту красоту, которую видел и чувствовал. И я сражаюсь против смерти, чтобы сохранить мои воспоминания и мой опыт. Да, верно, счастье других людей почти ничего не значит для меня — но значило бы еще меньше, если бы я умер. — Он медленно повернулся к Сэм и посмотрел на нее невообразимо пронизывающим взглядом. Сэм ненавидела этого мужчину, который пытался отвлечь ее от того, чем являлся на самом деле, но в это мгновение она почувствовала в нем силу, которая свергала правительства как кегли для боулинга. — А ты, ребенок? Ты думаешь, что будешь жить вечно? Тебе это нравится?
— Нет, если бы ради этого я была должна вредить другим. — Она внезапно поняла, что вот-вот расплачется. — Нет, если цена за это — дети…
— А, возможно нет. Но если бы тебе представилась такая возможность, ты уверена, что отказалась бы, а? Особенно тогда, когда Смерть стоит у тебя за спиной…
!Ксаббу, который до этого молча слушал разговор, внезапно прыгнул на ноги и уставился на какую-то точку на берегу реки.
— Что там? — спросила она. — !Ксаббу, что там?
Не отвечая, он побежал по берегу, грациозно перепрыгивая через почти невидимые камни, как степной олень. Через несколько секунд он оказался рядом с несколькими бесцветными деревьями, которые торчали над берегом, как дымки умирающего костра. Он схватил что-то с одного из ветвей и побежал обратно.
— Смотрите! — крикнул он, добежал во Жонглера и Сэм. — Вы только посмотрите на это!
Она наклонилась и взглянула. На его ладони лежал крошечный кусочек белой ткани, завязанный узелком. Ей потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что это означает. — Чизз! Это…?
!Ксаббу приложил кусочек к ткани, повязанной вокруг ее бедер. — Точно такая же! — Он неистово рассмеялся, такое от него она еще не слышала. — Это от Рени! Она была здесь! — Он едва не плясал, прижав крошечный кусочек ткани к груди. — Она оставила нам знак. Она знала, что мы пойдем вдоль реки. — Он повернулся к Жонглеру, и, как будто добродушно поддразнивая друга, сказал: — Я говорил тебе, что она умна! Я говорил тебе! — Он опять повернулся к Сэм. Мы должны идти вдоль реки пока хватит сил; быть может она остановилась где-нибудь впереди нас.
Сэм конечно согласилась, но, вставая с камня, не смогла подавить усталый вздох.!Ксаббу уже несся вдоль берега. Сэм пошла за ним. Жонглер покачал головой, но тоже пошел вслед за ними.
Счастье маленького человека была настолько заразительно, что вначале Сэм почувствовала себя легче, в первый раз после смерти Орландо, но постепенно холодные пальцы опять сжали ее сердце — было кое-что такое, чем она не могла поделиться даже с! Ксаббу, но что тревожило ее все больше и больше.
В Девочках-Скаутах всегда говорили, что, если ты заблудишься, ты должен оставаться на месте, сказала она самой себе. Сэм не слишком преуспела в Девочках-Скаутах, но она выучила все, что могла, особенно то, что казалось разумным и полезным. Интересно, есть ли Девочки-Скауты в Африке, откуда Рени родом? Она не была уверена, но в любом случае! Ксаббу прав — Рени очень умная женщина. Поэтому Сэм решила, что Рени должна знать правило оставайся-на-месте. И, значит, должна быть причина, почему она не осталась здесь, в месте, которое сама отметила.
Может быть ей пришлось уйти из-за того, кто шел по ее следам.
ОНА упорно шла из ничего в что-то, и, когда свет поменялся, из бездонного серого стал переливающимся и ярким, как ртуть, она поняла, что должна почувствовать возбуждение, радость, может быть освобождение. Ради этого непонятно что она останавливалась каждые несколько сот ярдов и махала зажигалкой, как посохом лозоискателя. Мир менялся, становился более материальным, и она должна была бы торжествовать, но вместо этого двигалась все медленнее и медленнее, как будто несла на себе тяжелую ношу.
Все дело в том, что в этом месте нет никакого смысла.
И я не слишком хорошо справляюсь с такими делами. Она оглянулась назад и посмотрела на Рикардо Клемента, который шел по неровной земле, если, конечно, можно назвать ходьбой то, что он делал: ставил одну ногу перед другой как заведенный автомат, который движется до тех пор, пока не выйдет на край пропасти и не упадет вниз, по-прежнему перебирая ногами.
Как мой отец. То, что он делал, не имело смысла — саморазрушительное скольжение в алкоголь и депрессию. Да, его жена умерла. Да, это ужасно. Но его жена была матерью Рени, а Рени сумела пережить то, что случилось и каждый день делать то, что необходимо. И это имело смысл. Сдаться, медленно гнить, нет. Смерть все равно возьмет тебя, и кто знает, что будет потом? Лучше сражаться.
Но, похоже, некоторые люди не в состоянии.
Отец так бы и поступил, подумала она. Даже не стал бы пытаться что-то сделать. Лег бы на землю и стал ждать, пока мир вокруг него не изменится. Она ненавидела свою мысль, она ненавидела свою резкость.
Когда она в первый раз остановилась отдохнуть, примерно через час ходьбы, Клемент подошел к ней и остановился, настолько похожий на автомат, что поначалу она даже не взглянула на него — в ее воображении он был чем-то вроде микроволновой печи, которая закончила работу и остановилась.
— Скажи мне, — сказал Клемент болезненно-механическим голосом. — Почему… это так важно, вверх и вниз?
— Что?
Он механически махнул рукой, быть может указывая на собственное тело, или на появляющуюся на фоне серебряного неба землю. — Для чего… это? Вверх и вниз?
Она обнаружила, что не может вынести то, что билось за его безумным взглядом, пойманное в ловушку, потерявшееся. — Я не знаю, о чем ты говоришь. — Она отвернулась от него и опять пошла вперед. Но Клемент, казалось, прирос к одному месту. Наконец, когда Рени уже собиралась остановиться, он пошатнулся и пошел за ней, как если бы старался идти в точности по ее следам. Она покачала головой. Возможно часть его самого еще сохранилась, но, даже так, это не делало его приятным собеседником.
Что же это за место? Жонглер сказал, что это не часть его сети, но как такое возможно? Это же не магия. Должно быть какое-то объяснение.
Что-то мокро зашуршало недалеко от нее. Рени забралась на полупрозрачный пригорок, с интересом заметив, как много меняется, когда можно двигаться не только строго горизонтально, и увидела мерцающую линию, которая выглядела менее материальной, чем то, что лежало по обе стороны от нее.
Река, подумала она. Может ли это быть рекой?
Она подождала, пока не убедилась, что Клемент может видеть ее, потом спустилась на берег реки. Теперь у нее есть направление — вверх по течению, что бы это не означало. Она знала, что! Ксаббу поступил бы точно так же, если бы был впереди ее, а значит шансы на встречу существенно возросли. Мысль подняла настроение.
Пускай здесь ничего не имеет смысла, подумала она, но по меньшей мере есть люди, которых ты любишь и которым ты нужна.
Но если этот бессмысленный мир придумал Иной, что же все это означает? Конструкция в сети, которая не является частью сети? И почему она чем-то напоминает реальность — есть холмы, и небо, как в Лоскутном Одеяле, и даже река? Быть может операционная система работает с некоторым странным понятием, что людям надо человеческое место? Но для чего операционной системе вообще нужны люди?
Долина реки, чем дальше, тем больше, начала походить на настоящую долину в настоящем мире, с травой, камнями и даже несколькими кипами деревьев. Небо, все эти дни остававшееся белым, как недоделанный уровень в ВР системе, стало приобретать глубину, хотя и оставалось мрачным и рассеивавшим свет, как будто весь этот призрачный мир находился внутри гигантской жемчужины.
А что если! Ксаббу не впереди меня, внезапно подумала она. Что если он потерялся в серости, в конце концов у него и Сэм нет зажигалки, как у меня. Тогда я должна остановиться и немного подождать их. Но что, если они впереди? Она подумала о том, что стоит оставить знак из палок или стеклянно-чистых тростников, росших вдоль берега реки, но, с другой стороны, те, кто может быть идут за ней, все равно не обратят внимание на любую конструкцию, сделанную из этих материалов — это все равно, что пытаться увидеть тающий лед в стакане воды. Она должна подождать, пока вещи вокруг станут более материальными. Вот тогда она сможет написать палками что-нибудь в таком роде — Помогите! Я Пленник Моего Собственного Разочарования. Или, быть может, Разыскивается, Больше Реальности.
