Андрей Васильев - Право выбора
Зимин и Валяев, сидящие за небольшим столиком, уставленным скромными, но явно вкусными закусками, бледные и напряженные, синхронно повернули ко мне головы, ожидая ответа. Лица Старика я не видел, оно расплывалось в глазах, да и полумрак был сильнее, чем мне показалось сначала.
- Мы все здесь одно - неторопливо начал отвечать я - Как в том венике прутики. Вынь один - и посыплется конструкция к нехорошей маме. Соответственно вы Илью Палыча забрали - и всё, кто его заменит? То же и все остальные - вон, если Максима Андрасовича в командировку послать - кто его нам заменить сможет? Никто.
- Ответ хитреца - захлопал Старик, я уловил блеск его миндалевидных глаз - И дипломата. Много слов, все хорошие и правильные, но четкого ответа на ясный вопрос я не получил.
- Так Илья Палыч не девушка, чтобы я по нему томился - немного развязно прокомментировал его реплику я - Он очень двусмысленно прозвучал просто.
- А, так это я вопрос не так задал? - захохотал Старик - Вот ведь! Ну орел, на ходу подметки режет. Максимилиан, ты подбираешь славные кадры, но только вот через небольшое количество лет такие удальцы могут отправить тебя в никуда, желая занять твое место.
- Впредь я буду более осторожен в подборе кадров - пробормотал Зимин.
- Впредь надо думать, кому следует поручать их подбор, а кому нет - неожиданно сказал Азов - 'Кадры решают все' - так ведь говорил один известный нам всем человек?
- Ну, не будь столько категоричен, Илья - благодушно сказал Старик и махнул рукой, разрешая мне сесть. Я плюхнулся на кресло рядом с Валяевым, не в силах бороться с собой взял со столика кусок хлеба и начал намазывать его икрой, остро сожалея об отсутствии здесь масла - Да, в чем-то ты прав, но не принимай поспешных решений и не говори слов, о которых потом можешь пожалеть.
- Илья прав - глухо сказал Зимин, опуская глаза и всей своей фигурой показывая глубочайшее раскаяние - Это моя вина, мой недосмотр, ряд моих же поспешных и даже неверных решений...
- Киф, приятель, не сочти за труд, возьми с полки вооон того шкафа какую-нибудь книгу поувесистее - внезапно попросил меня Старик. Я положил бутерброд, от которого только что откусил изрядный ломоть, на столик, кивнул и, жуя, подошел к книжному шкафу.
Елки-палки, шкафчик-то раритетный. Я не большой знаток антикварной мебели, но есть какие-то вещи, глядя на которые ты сразу понимаешь, что это овеществленное Время. Терпкий запах ушедших дней, не сегодняшняя тонкость и добротность работы, индивидуальность во всем - вот признаки таких вещей. Они как бы говорят: 'Мы всё видели, всё знаем, всё прошли. И тебя переживем, мальчишка'.
Я открыл дверцу (без скрипа, без усилий она плавно обозначила движение, как бы сама, без моей помощи) и дернул за корешок какую-то толстенную книгу в плотной темно-синей обложке, оказавшуюся при этом невероятно легкой.
- Вот эта подойдет? - с набитым ртом спросил я - Это... Как ее?
Я вчитался в буквы на обложке - они оказались не совсем русскими. Такое ощущение, что автор этого труда смешал нащ алфавит с греческим.
- Мате...Мате... матике - наконец прочел я - А автора не знаю, нерусский какой-то, из одного слова.
- Византиец - любезно подсказал Старик - Н-да, хорошая книга, жалко немного мне ее. Ну да ладно, для милого дружка, так сказать... Ты, Киф, положи ее на поднос, да и подпали, хоть бы даже вон от той свечи.
Я глянул налево - и впрямь, там, у окна стоял шандал с горящими свечами. Странно, а чего я его сразу не заметил? С голодухи небось внимание рассеянное стало.
- Жалко - я повертел в руках книгу - Ей же небось лет пятьсот, а то и поболе.
- Поболе, поболе - подтвердил Старик добродушно - Но нам нужен пепел.
Его фраза не оставляла сомнений в том, что я должен спросить: 'Какой?'. Ничего хорошего из этого выйти не могло, но и оказаться на месте этих двоих я не хотел. Сейчас не спросишь - потом опалу жди. Нет уж, нафиг такие игры.
- Какой пепел? - с немного малахольным видом спросил я.
- Такой - голос Старика начинал леденеть - Легкий. Летучий. Вонючий. И много. Чем-то ведь Максимилиану фон дер Эйнфрейну надо посыпать свою главу? Свою пустую, безмозглую, заносчивую главу, которую надо было бы сейчас не склонять вниз с покаянным видом, а попросту усечь! Усечь!
Последние слова Старик ронял в полной тишине, он не кричал, напротив, говорил очень негромко, но я даже и дышать-то почти перестал, знай, прижимал к себе книгу неведомого мне автора, как бы пытаясь прикрыться хоть чем-то, как будто мне это могло помочь. Мне реально стало страшно, причем природа страха мне была неясна - орут не на меня, я вроде как наоборот - при деле. Но все равно - моя бы воля, я бы в окно прямо сейчас выскочил и хрен с ним, с высоким этажом, такая жуть меня взяла.
- Ваше право, магистр - Зимин сполз с кресла, его колени, глухо стукнув, оказались на дереве пола. Кстати - паркет тут такой же добротный, как и все другое. Темно-бордовый, сделанный на совесть, каждую жилочку дерева, на него пошедшего видно - Все будет так, как вы пожелаете.
- Мне книгу-то жечь? - выдавил из себя я неохотно. Ну да, лезть в это все не слишком по уму, но Зимина надо было спасать. Если его сейчас укоротят на башку, у меня будет сразу две неприятности. Первая - его место может перейти к пьющему Валяеву, а этого не хотелось бы - пьяница-мать - горе в семье. И вторая - я буду свидетелем убийства, тем более ритуального, а это отягчающее обстоятельство. Эти все выкупятся, а я сяду, как исполнитель и организатор этого злодеяния. И это не шутка - от этой компании можно ожидать чего угодно. Да и вообще - я тут недавно уже сострил по поводу отрубания головы - и чем дело кончилось? Но там игра была, а это жизнь.
Все повернулись ко мне, я цыкнул зубом - вроде как мясо ели - и снова спросил:
- Жечь книжку или нет?
- Ты думаешь, что пепел лучше меча? - Старик смотрел на меня с интересом - Эффективней?
- Я думаю, что и в том, и в другом особого смысла нет - убрал я книгу на старое место - Как по мне - так надо выпить.
- Хотелось бы обоснование - Старик подпер рукой подбородок, на его лице гуляла улыбка, свойственная бездетным женщинам и воскресным папам при виде смышленого ребенка - В общих чертах.
- Книгу не восстановишь, голову обратно не приделаешь - пояснил я, садясь на свое место - А работу дальше работать будет надо, она же никуда не денется? Ну, вот не станет Максима Андрасовича - стало быть, и всех нас меньше станет. А чем нас меньше - тем врагам удобнее.
Мне очень хотелось глянуть на Азова и понять что он по этому поводу думает, поскольку, если что и точку зрения на этот вопрос изменить недолго. Головы рубить никто никому уже похоже не станет, а сила сейчас у него. Но поди, поверни башку, когда на тебя Старик глазеет.
- Максимилиан, плесни мне вина - Старик протянул руку с чашей, красивой, дорогой, сразу видно - тоже старой работы. Нет, у него не кабинет, у него тут филиал какого-то крупного музея - Думаю, что твой человек прав - надо выпить.
Зимин шустро поднялся, в его руках оказалась пыльная бутылка с жидкостью внутри, и секундой позже из нее, булькая, в чашу потекла густая красная жидкость. Запахло пряно и сладко одновременно - садом, поздним летом, какими-то ягодами. Приятный такой аромат, успокаивающий.
- Славное вино - Старик сделал несколько взбалтывающий движений рукой - По крайней мере - на вид.
- И на вкус не хуже - заверил его Зимин - Надеюсь.
- Опять 'надеюсь' - поморщился Старик - Ты должен говорить: 'Именно так'. Или - 'Заверяю вас'. Все эти 'может быть' и 'наверное' оставь для властей, они и не такое съедят, особенно, если это подкрепить купюрами. Я же хочу, чтобы мои приближенные точно знали, что делают и были готовы нести за сделанное их руками и головой ответственность. Личную. Персональную.
'Съедят'. Ох, я бы бутерброд доел! Но как-то неудобно - вроде как беседа идет.
Старик тостов говорить не стал и другим налить не предлагал - он отхлебнул вина и с видом знатока покачал головой:
- Улей и сад - негромко произнес он - Да, это славное вино. Ах, какое было солнце в Андалусии, какие женщины! Как они меня любили, как почитали. Увы, увы им, увы им всем, ибо те, кто любит, должны помнить о том, что частенько отданная любовь возвращается в виде трехкратных мук. Огонь, вода и боль - вот что ждало этих крепкотелых и вместе с тем трепетно-нежных дев.
Старик опустил свою голову, в черноволосье которой не было ни единого седого волоска, и вроде как задремал.
Я шустро скользнул за столик, запихнул в рот остатки ранее сделанного бутерброда и начал его с наслаждением жевать.
- Что ты все жрешь? - одними губами сказал мне Валяев - Проглот московский!
- Он свел короткое знакомство с одной из красоток Алины - так же еле слышно ответил за меня Азов - Естественно, что сейчас он хочет есть.
Меня схватили за челюсть и снова задрали голову вверх, да так, что ни жевать, ни глотать я не мог. Что за повадки.
