Андрей Васильев - Восток и Север
— Давай хоть на троих.
— Нет, на двоих. И о нашем договоре никто не знает. Розыгрыш проводим после ухода из локации.
Гедрон криво улыбнулся.
— Не боишься, что кину? Трофеи-то на меня будут замкнуты.
— Не боюсь — твердо сказал я — Не тот ты человек. Был бы ты крысой — я бы еще в подземелье говорить с тобой не стал.
— Значит никто не знает? А твои клановые? Тут ведь шила в мешке не утаишь, мы все это снимать будем и выкладывать потом.
— А своим я скажу что это ты меня пригласил, в качестве ответного жеста за подземелье. А информацию про Жвалобоя как-то и где-то надыбал, неведомыми мне путями. А ты если что это подтвердишь. Своим меня представишь как старого друга. Ну да, вот из такого неприятного клана — и так бывает.
— Они никак про нашу сделку знают? — удивился Гедрон.
— А как же, я сразу и рассказал — улыбнулся я.
— Хитер бобер. Так вроде не по договору?
— Да с чего бы? Это вы не вправе разглашать условия, у меня ничего такого не было. Хочу — рассказываю, хочу — нет. Ну, что — по рукам?
— Тогда давай еще раз. Ты приводишь нас на место где будет находиться Жвалобой, мы его убиваем, делим лут следующим образом — шмотки на воина тебе, остальные нам, реагенты тоже нам, свитки, бижа и прочее в розыгрыш, пятьдесят на пятьдесят. Долг клана закрыт, ты возвращаешь мне перстень. Все так?
— Все так. Забыл только — ты никогда и не при каких обстоятельствах не упоминаешь, что именно я навел твой клан и тебя на Жвалобоя. Ты его нашел сам.
— Да. Если Жвалобой сносит нас, долг клана все равно закрыт. Верно?
— Верно. Ну, так по рукам?
— По рукам.
Мы пожали друг другу руки.
— Этого, своего, будешь звать для фиксирования договора? — улыбнулся Гедрон.
— Не-а, нет смысла. Нам друг друга кидать неинтересно.
— Ты вот что. Ты конечно хороший жох, но мое предложение о переходе в наш клан остается в силе.
— Спасибо. Может и воспользуюсь. Теперь давай по времени и месту.
— А чего по времени? Завтра и пойдем — воскресенье же, все будут. Часика в три и пойдем. Вряд ли через неделю или месяц мы сильно прирастем людьми или что-то изменится, только перегорим. Что до тактики — сегодня все перелопачу, с мастерами клана обсудим. А по месту — говори где.
— Мах-Талаг знаешь?
— А, это тут, в пустыне. Заброшенный город. Знаю.
— Вот там. Только ты за мной сначала сюда приди. К дукану, к без десяти три. Или пришли кого.
— С чего бы? — опешил Гедрон.
— Ну во первых вряд ли этот город, Мах-Талаг, маленький, и где мы там друг друга искать будем? Во вторых — я там не был никогда. Как я туда попаду?
Гедрон долго смеялся, потом сообщил:
— Сам не пойду — не будем давать пищу для сплетен. Казначея моего помнишь, Мато?
— Полурослика? Помню.
— Вот его пришлю. Ну все, бывай, Буревестник. Интересный завтра день будет. В историю войти можем, в газете про нас напечатают и даже может фотку разместят. «Вестник Файролла» читаешь?
— А как же — сказал я — Прикольная газета.
— Прикольная. Я впервые за последние лет десять вообще газету покупать стал. По уму делают. Все, я ушел, До завтра.
Гедрон ушел. Я посидел еще недолго, расплатился по счету и пошел в караван-сарай. Перед завтрашним днем следовало выспаться.
Глава двадцать вторая
в которой герой выступает только наблюдателем
Странное дело, но я волновался. Нечто подобное я в старые времена ощущал перед экзаменами, первыми свиданиями и ответственными играми КВН — смесь легкого страха перед тем что можешь обсохатится, предвкушения и тревоги. Такое давно забытое чувство, с годами волнения подобного плана уходят куда-то и заменяются весьма обоснованными и рассудительными страхами, вроде того что работу потеряешь и жить будет не на что или что машину в ночи поцарапают гвоздем. Такими полубуржуазными и полуобывательскими страхами. Может, это потому что за серединным рубежом жизни мы больше не ждем чуда? Не верим, что можно сдать экзамен ничего не зная, что девушка может быть весьма благосклонна и на первом свидании и что полуфинал Первой лиги можно выиграть и с хреновым материалом? Или просто нам накопленный жирок начинает на мозг давить?
Не знаю. Но у меня утром воскресенья было именно то, из юности, приподнятое и тревожное настроение. Вика, увидев меня такого, спросила:
— У тебя все нормально? Ты какой-то дерганый сегодня.
Я заверил ее что все нормально, а такое состояние обусловлено лишь тем, что в доме наконец-то появилась хозяйка. Вика расцвела и умчалась что-то там делать, то ли кофе пить, то ли ванную мыть.
Кстати, я не соврал. Впервые за долгие годы в доме была чистота, я был сытый, отглаженный и не обруганный. Окончательно меня доконало то, что из платяного шкафа, когда я его открыл, вещи не высыпались. Они лежали на полках и висели на плечиках. Вот это и впрямь впечатляло. И заставляло задуматься — слишком уж как-то все идеально.
Я мыкался из угла в угол, смотрел телевизор, выкурил полпачки сигарет и вот наконец время пришло. В половине третьего я вошел в «Файролл». Нет, можно было бы и раньше, но что там делать? Куда-то идти фармить смысла нет, а из угла в угол — какая разница где слоняться?
Я стоял у дукана, ожидая полурослика. Из него вышел Ибрагим, увидел меня и радостно закричал:
— Вай мэ, ты в мой дукан каждый день ходишь, ты мне уже как брат! Пошли, покушаешь, отдохнешь. Сейчас один ашуг придет — такие песни поет, слушай — про жизнь, про судьбу.
И закатив глаза Ибрагим довольно противным голосом пропел:
А я наплечники потуже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну.
Стрелу возьму
И в орка я ее метну
И в орка я ее метну
— Гений, э?
— Ну да — ответил я ему.
— О, Фатима идет. Пойду я. — вдруг заметил Ибрагим — Ну ты это, надумаешь — заходи. Посидим, попоем, поедим. Как брата зову, не как клиента.
И он быстро вошел в дукан, закрыв за собою дверь.
Ко мне тем временем подошла женщина в платье до пят и в хиджабе. На вид ей было лет тридцать. Должно быть это и была Фатима.
— Здравствуй, воин — услышал я ее мелодичный голос.
— Добрый день — сказал ей я — Чего это он вас напугался?
— Когда-то меня называли просто Фатима, Фатима, дочь Али-Мамеда. Сейчас меня называют Фатима-Горевестница. Я вижу то, чего еще нет, но что будет или может быть и рассказываю об этом людям. Радостное они не запоминают, а вот печальное помнят. Вот и выходит, что я приношу беду, а ведь это не так. Жизнь не пишется только белыми красками.
— Это да — согласился я — Но люди не любят, когда им предвещают беду. Все надеются что она зайдет в соседний дом, а не в их.
— Таковы люди — согласилась Фатима — А ты? Ты готов слышать правду о себе?
— Не знаю — честно ответил я — Наверное да. А может и нет.
— Дай мне твою правую руку — сказала Фатима — Я хочу посмотреть на твою ладонь.
— Держи — я протянул ей руку.
Фатима смотрела на мою ладонь долго, минуты три. Отпустив ее она посмотрела на меня.
— Ну, что у меня там? Надеюсь не смерть?
— Смерть — ответила Фатима — Но не твоя. Но она всегда рядом с тобой, за твоим плечом.
— Ух ты — удивился я — Оно понятно — все мы смертны.
— Нет — покачала головой Фатима — Эта смерть недавно к тебе пришла. К тебе, но не за тобой. Она тебя бережет, но ты ей не верь — это лишь пока.
— Ладно. А что еще видишь?
— Битвы, дороги, скорая встреча со старыми друзьями и обретение новых врагов, холодный ветер и ледяные пещеры. Но не это главное.
— А что главное?
— Главное — ты должен будешь выбрать верный путь. Будет момент — может завтра, может через десять лет и перед тобой будет две дороги и в какой-то момент ты должен будешь пойти по одной из них. Вернуться назад будет нельзя — этот выбор ты делаешь один раз. Одна дорога будет широкая, удобная, а другая — тяжелая и грязная. По одной дороге с тобой будет идти твой друг, а по другой — твой враг. В конце одной будет жизнь, которая хуже чем смерть, в конце другой будет смерть, которая лучше чем жизнь. Пойми, какая дорога твоя — и тогда тебе не будет стыдно за прожитое. Прощай.
И Фатима повернувшись, быстро пошла прочь от дукана.
— Стой, я…. - но она уже скрылась за поворотом.
Я стоял и ничего толком не понимал — дороги, друзья… Блин, эти гадалки что здесь, что там — они слова в простоте не скажут, их без бутылки не понять. И с ней тоже не понять.
— Привет. Это за тобой меня послали?
В задумчивости я проглядел, как появился полурослик, с шапкой курчавых волос и хмурым лицом.
— Привет Мато. Давно не виделись — дружелюбно сказал ему я.
— И век бы тебя не видеть — не слишком враждебно, но и без теплоты в голосе сказал мне Мато.
— Чего так? Вроде не врагами расстались? — удивился я.