Карина Вран - Восхождение
— У нас никто не пользуется такими духами, как, впрочем, и никакими другими тоже. Я бы не допустила ничего подобного. Духи, как и любая косметика, украшения и всё такое прочее, находятся под строжайшим запретом, всё это лишнее и отвлекает от учебного процесса!
Я кивнул, нахмурившись. Ещё одна загадка. Духи, несомненно, были, только непонятно: неужели я один их так остро чувствовал? Положим, директриса много курит и запах табака отбивает чувствительность её обоняния. Но почему молчат остальные? А-а… быть может, просто боятся ей сказать, втихую наслаждаясь запретными ароматами? Чёрт их разберёт, этих женщин…
В комнате, расположенной на самом верхнем, четвёртом этаже, были очень низкие потолки. Большие жёлтые пятна сырости и разводы на облупленной штукатурке и стареньких полосатых обоях наводили на грустные мысли. Становилось понятно, почему мадам Шуйленберг не хотела, чтобы я сюда поднимался. Бедность, скудность и разруха! Ведьмовской университет Сафо явно нуждался в дотациях…
Ремонт в комнате, как и почти везде, не делался, судя по всему, уже лет сто, но мебель была ещё старее: стулья-инвалиды с кое-как перемотанными скотчем сломанными ножками точно застали ещё времена хромого демона Мифисаила. Под ножкой кровати, дабы не качалась, лежала сложенная вчетверо бумажка. Подумав, я вынул её и развернул, при ближайшем рассмотрении это оказалась свежая карточка из библиотечного каталога. Название книги мне ни о чём не говорило: «Стихи и поэмы безумного монаха-гения Бертольда Шаца».
Но если карточка из местной библиотеки, то туда надо будет непременно наведаться. А вот на обороте вдруг обнаружилось самое интересное. Это были незатейливые на первый взгляд четверостишия, переписанные простым карандашом, но, возможно, в них и крылась вся тайна расследования:
Посмотри на грудь невесте,
Не пойми меня превратно…
Убедись, что клад на месте.
Закопай его обратно.
Я сразу понял, что это главный ключ! Вот что она (или он) искала — клад! Сокровище где-то в стенах этого университета! Приезд мадемуазель (месье) Аферман был запланирован не только ради мести, это вообще может оказаться фикцией: она (он) искала здесь какой-то клад! И возможно, всё ещё ищет! Я всё больше склонялся к тому, что он (она) инсценировал (а) свою смерть. Были ли в здании университета тайные ходы? Как я не догадался выяснить это раньше?! Возможно, она или он (дьявол раздери, пора уже как-то определиться!) до сих пор прячется где-то в простенке, как в классическом детективе. Надо спешить…
Я ринулся на поиски библиотеки, по пути расспросив у пробегающих студенток, где она находится. Библиотека занимала помещение на втором этаже прямо у лестницы — мимо не пройдёшь. Большие окна, красивый ухоженный зал, всё так же бедно, но не в пример чистенько. Библиотекарша, зрелая эффектная чертовка, в стареньком платье, круглых очках и с тугой кукулей на затылке, сразу призналась, что «мадемуазель» Аферман действительно посетила их в первый же день своего поселения.
— Почему же не сказали мне раньше, моя скрытная мышка? Ай-ай-ай…
— Не люблю вмешиваться не в своё дело, — не особо чувствуя свою вину, буркнула она.
— У вас есть карта этого здания?
— Да, в отделе картографии, сейчас вам найдут. Нина, поищите-ка.
Юная студентка, с пышной грудью, не скрываемой никаким платьем под горло, стыдливо, не поднимая глаз и потому дважды спотыкаясь, принесла мне несколько карт.
— Какая самая старая? — спросил я.
— Вот эта, ей больше пятисот лет.
Я взял аккуратно обклеенную целлофаном, пожелтевшую и даже позеленевшую карту и бегло осмотрел её. Конечно, тайные ходы необязательно должны быть обозначены на карте, на то они и тайные, однако библиотекарша, кажется, знала всё, что связано с университетом. Я задал ей вопрос, но женщина уверенно ответила, что никаких ходов нет.
Почему-то я ей верил. Быть может, потому, что её совершенно не интересовало, гей я или нет, мне даже не пришлось манерничать и сюсюкать.
— А вы не помните, какие книги она у вас читала?
— Конечно. Нина! — вновь обернулась библиотекарша. — Принеси шестой том истории монастыря, стихотворные опыты безумного Бертольда Шаца.
Девушка послушно приволокла большущую книгу в потрёпанном кожаном переплёте с позеленевшими медными застёжками. Неловко бухнула её передо мной и, так же смущаясь, исчезла за полками.
Библиотекарша любовно погладила фолиант, раскрыла и…
— Как? Здесь вырвана страница?! Какое кощунство!
— Где? — Я сразу сделал стойку, как охотничий пёс.
Библиотекарша тяжело вздохнула, положила руку себе на сердце, стараясь выровнять дыхание:
— Вот здесь. Четыреста восемьдесят седьмая.
— То есть мы не узнаем, что здесь было написано…
— Почему же? Я почти все наши древние тексты помню наизусть, это профессиональное качество.
И в ответ на мой недоуменный взгляд она абсолютно спокойно прочла по памяти то четверостишие, которое у меня уже было, и к нему ещё два:
В лужах заблестели льдинки,
К ним хвостом прилипла утка,
Снега нет, но есть снежинки.
Это несмешная шутка.
Прочитав трактат подробный,
Сочини себе некролог,
Помолись плите надгробной,
Срок наш жизненный недолог.
Не увидишь клада,
Так тебе и надо!
— А-а-а… собственно, что это? — заинтересовался я.
— Наставления нам наших предков. В завуалированной форме, разумеется.
— И что, на целой странице было всего три четверостишия?!
— Ну да, а что такого? — вовсе не удивилась библиотекарша, тыча меня носом в очевидное. — Шац был сумасшедший и писал огромными буквами, посмотрите сами.
Действительно, почерк у стихотворца был своеобразным, буквы громоздились друг на друга, перепрыгивали и даже выезжали на соседнюю страницу, будто пытаясь доказать самим себе, кто здесь главный, вопреки разуму и элементарным законам правописания.
На первый взгляд все эти рифмованные «наставления» монахов будущим поколениям показались мне полной фикцией. Глупые, надуманные, пустые. Такими «тайнами» обычно пестрят псевдофантастические детективчики женского разлива, но к реальной жизни они имеют отношение крайне редко. Может быть, в какой-то иной ситуации я бы и относился к такому творчеству с умилением, но сейчас всё это только раздражало, потому что сбивало с логики расследования. Однако проверить их всё равно надо, чисто на всякий случай…
— А о каком кладе речь?
— О чём вы говорите?! Это же учёные-монахи, они чурались материального. — Библиотекарша наставительно поправила старенькие очки. — «Не увидишь клада, так тебе и надо!» Разумеется, речь идёт о метафизических знаниях, о древней мудрости, скрытой от непосвящённых, о передаче житейского опыта наивной молодёжи. Мы ведь сумели сохранить монастырь и сделать из него университет, который, как сокровище, и передаём из поколения в поколение.
— Да-да, конечно, — задумчиво пробормотал я себе под нос. — Значит, выискался некто, кто воспринял эти строки настолько буквально, что пошёл ради сокровища на убийство. И что же навело его на эту мысль? Грудь невесты? Снег? И самое главное, зачем выкапывать клад, если требуется тут же закопать его обратно? Бессмыслица какая-то…
— Не понимаю, о чём вы.
— Об этих стихах…
— Ну, они приводят и к кое-каким логическим выводам, ведь древние монахи всегда писали о том, что видят, но зачастую облекая увиденное в некий флёр мистических тайн. Взять, к примеру, то же упоминание снега… У нас он бывает редко, но лично я видела камень с вырезанной на нём снежинкой на какой-то из старых стен.
— На какой именно? — невольно зацепился я.
— Ах, вот это я вам точно не скажу… — чуть смутилась дама. — Мне редко приходится покидать библиотеку. Здесь моя работа, а книги моя жизнь! Я помню почти все тексты, могу с закрытыми глазами взять нужный том с нужной полки, а всё, что вне библиотечной территории… Вам лучше спросить у мадам Шуйленберг.
Мне оставалось лишь поблагодарить старейшую сотрудницу университета за содействие полиции и уже перед уходом попросить её юную помощницу снять мне ксерокопию плана территории, каковую я сунул во внутренний карман и направился в кабинет директрисы. Следствие выходило на новый неожиданный виток. Во-первых, покойница вполне могла оказаться живой, во-вторых, на самом деле быть мужчиной, и, в-третьих, преступный интерес упирался не в мифическую «месть» университету Сафо, а во вполне реальные поиски клада. То есть кто-то, прочтя то же, что и я, сделал такие же выводы — к чёрту мистику древних, даёшь их материальные сокровища!
В дверь директорского кабинета я постучал не представляясь. Когда вошёл, мадам Шуйленберг что-то старательно писала на листе бумаги, не выпуская из зубов неизменную сигару. Я профессионально успел заметить лишь начало текста: «В главное управление департамента полиции округа. Коллективная жалоба. Нам, в чисто женское учебное заведение, прислали некоего сержанта Ирджи Брадзинского, который представился геем, но совершенно…», дальше ничего прочесть не удалось, она прикрыла недописанный лист папкой и отложила с гордым видом.
