Люси Сорью - 17 - Prelude
— Кхм. Сэа, присаживайся. — предложил Синдзи, намереваясь разрядить обстановку. Темпести только хмыкнула:
— Да нет, спасибо. Я так, поздороваться зашла, вообще-то. А ты, Вольфр-Икаруга, неблагодарная сволочь, так и знай.
— А я и не отрицаю. — буркнул я, но Сэа, еле слышно шурша подолом плаща, удалилась.
За окном потихоньку отступал "служебный туман". Мы молчали. Я хмурился. Синдзи теребил верхнюю застежку на своей курточке — такой же, как у меня, короткой и с высоким воротником.
— Тебе что, делать нечего? — наконец не выдержал я.
— Пардон?
— В смысле, дел никаких нету? Ты ж ими прям-таки завален постоянно…
— Не-а. Пока что — нет. Но потом я ими и буду, прям-таки, завален… — усмехнулся он. — Даже если предложение КЭГ, так сказать, не взлетит. У нас на рассмотрении контракт с властями Бирмы, если вдруг.
— Не Бирмы, а Мъянмы. — поправил я.
— А какая разница? У них там все равно гражданская война, не поймешь, как и называть, чтобы никого не обидеть ненароком… Шучу, шучу. — Синдзи примирительно поднял руки вверх, заметив выражение на моем лице.
— У них эта гражданка уже дольше века длится. — мрачно констатировал я.
— Ну, так они решают свои проблемы. И мы без работы не остаемся, и ООН есть о чем поразглагольствовать. Опять же "анубисы" тоже не сидят сложа руки.
— "Анубисы"… — недовольно пробурчал я.
— А они тебе чем не угодили?
— Да всем понемногу. — я поднялся с дивана и подошел к прозрачной стене, уткнувшись лбом в стекло. Стена была прозрачной только изнутри — снаружи здание выглядело матово-черным. "Туман" уже полностью отступил, и за окном бушевал санитарный дождь — пахнущий, почему-то, розовым мылом.
Пальцы Синдзи прикоснулись к моей щеке и погладили ее. Меня передернуло.
— Не трогай меня. Сколько раз уже говорить? — резко спросил я.
— Я отпущу тебя. Только скажи, что не так. Не держи все в себе. — шепотом ответил он.
— Ты меня лапаешь, черт побери. Вот что не так. — я отнял его руки от себя и пошел прочь от стены. Остановившись возле дивана, я развернулся к нему. Синдзи, заметно погрустневший, стоял на том же месте. — Извини, если обижу или что, но я не припомню, чтобы разрешал тебе трогать меня. А тем паче тогда, когда тебе вздумается. И, в конце концов, а Юки не обидится, если узнает?
— Я не знаю. Но Юки же здесь нет!
— А, а я вместо нее, то есть? Боюсь, что вряд ли смогу достойно ее заменить. Так ей и передай, а я пошел. — отрезал я, развернулся на каблуках и вышел вон.
Синдзи не сказал мне ничего вслед. "Старший брат" так и остался стоять подле стеклянной стены, уткнув глаза в пол.
Следовало бы вернуться, конечно. С него и заплакать станется. Украдкой, пока никто не видит — отпрыску семейства Синамура не пристало проявлять слабость. Эдакое самурайство. Мечом в век боевых спутников и штурмовых комплексов можно помахать разве что в этом самом штурмовом комплексе, а кто попало им управлять не может, вот и остается задавать себе моральные установки. Чтобы, значит, не растерять. Хотя, конечно, я глупости говорю.
И вообще. Пойду-ка я проведаю "Кросс Трайфорс". Ангары эш-ка располагаются на окраине комплекса, идти туда недалеко, хотя и несколько затруднительно. Но оно того стоит. Рядом с шестидесятитонным гигантом класса "Дармштадт" мне как-то спокойнее и удобнее.
Чего бы я никогда не стал делать, так это держать зла на "Синамуру". Если бы не они — ни я, ни Второй так и не появились бы на свет, да и злиться на тех, кто тебя вырастил, воспитал и обеспечил работой, которая еще и удовольствие приносит — по меньшей мере странно. Тут дело не в собачьей преданности, а в элементарной благодарности.
Да и вообще они мне — как родные. И сами Синамуры, и коллеги, и даже штурмовые комплексы.
***
Штурмовой комплекс, как неоднократно заявлялось, являлся плевком в лицо испытанной военной доктрине, причем плевком наравне с огнестрельным оружием, казнозарядными орудиями, боевой авиацией, танками и баллистическими ракетами. В порядке появления, само собой. Век тому назад идея двуногой боевой машины отметалась как нежизнеспособная, и вполне обоснованно: такая конструкция шасси слишком неустойчива и чувствительна к неровностям поверхности, площадь давления на землю слишком мала для крупной массы машины, а про высоту вообще не стоило и упоминать. Четырехметровый пехотный доспех, принятый на вооружение в 2020 году армией США, стал таким образом первой ласточкой, давая солдату лучшую защищенность, большую мобильность и возможность применять крупнокалиберное вооружение с легкостью обыкновенного пехотного. Ни о каком противостоянии с танком, тогда еще основным видом наступательной бронетехники, и речи быть не могло — хотя уже тогда победы в бою с танками у операторов пехотных доспехов были. Штурмовой комплекс появился позже, в 2062 году; построили первый прототип, по какой-то иронии судьбы, японцы. А за ними идею подхватила Великобритания.
Концепция ведь была каковой? Двуногая высокомобильная артиллерийская платформа. Конечно, сейчас под нужды артиллерийской поддержки заточены отдельные виды эш-ка, несущие ракетные системы залпового огня и минометы, а тогда — другое дело. Чуть позже появились машины, несущие в основном рельсотроны и орудия Гаусса. Собственно, кинетическое оружие и подписало старой военной доктрине смертный приговор, но даже после него шли танковые баталии — с поправкой на мощность орудий и маневренность. Танк с легкостью может вывести из боя штурмовой комплекс одним залпом — но то же самое может сделать и эш-ка.
Все вышеприведенное — дословная цитата из учебного пособия "Введение в штурмовые комплексы", выпущенного в свободный доступ в 2099 году. Скомпилировано же оно было в 2089 для пользования личным составом японских вооруженных сил. Действительности написанное в нем все еще отвечает, хотя штурмовой комплекс за полвека после своего первого появления был окончательно вылечен от "детских болезней".
"Конечно же, идея двуногой машины, — говорилось в пособии, — в прошлом казалась глупой выдумкой незнакомых с механикой дилетантов. С учетом тогдашнего технологического и материального уровня, такое утверждение соответствовало действительности целиком и полностью".
Ангар почти пустовал, когда я в него зашел — время техосмотра еще не настало, и четверо эш-ка отдыхали, надежно закрепленные в вертикальном положении вдоль стен. На этих же креплениях их и транспортировали, и проводили техосмотр — сложное и ответственное деяние, которое по уровню торжественности приближалось к церковной службе. Главный механик смены разве что кадилом не размахивал над машиной.
За почти полвека существования эш-ка рукотворными божествами их кто только не называл. В основном публицисты и прозаики, конечно — им вообще не свойственно разбираться в том, в чем они пишут. Даже в таком красивом определении, конечно, крылась доля истины. Образ человекоподобного робота, придуманный в его нынешнем виде японцами, в коллективном сознании и закрепился-то как нечто могущественное и внушительное. Одним словом — божество.
Бред, конечно, но красивый. Я получаюсь тогда чуть ли не воплощением такого бога на земле. А что, мне льстит.
"Кросс Трайфорс" возвышался надо мной. Эш-ка был почти полностью выкрашен в матово-серый цвет — только некоторые участки корпуса, в том числе блоки пулеметов на руках и подошвы, были черными. Вокруг радиаторов, закрытых сейчас заглушками, были оранжево-белые полосы, призывавшие к осторожности. "Лицо" машины было выкрашено в белый — правда, отсюда голову, выполненую в виде немецкого "Стального шлема"[8], видно не было.
Я притронулся к обшивке эш-ка — прохладной и гладкой. В бою она страшно нагревается, особенно при интенсивной выработке энергии, даже несмотря на идущие по всей несущей конструкции трубы с курсировавшим в них хладагентом. Даже после остановки реактора к ней некоторое время нельзя прикасаться.
По левую руку от "Кросс Трайфорса" — семидесятитонный "Юстикатор" Второго; по правую — пятидесятитонный "Маджестик" нашего четвертого оператора, Аоки Кимэры. Сорокапятитонный "Вейл Дементиа", флагманский штурмовой комплекс, управляла которым Сэа, мне был не виден; он стоял сразу после "Юстикатора".
— Отдыхай. — пробормотал я, обращаясь к своему эш-ка. Глупо было бы думать, что машина может мне ответить, но все-таки. — Набирайся сил, тупая железяка. Я надеюсь, что еще нескоро в тебя залезу. Но как залезу — вот тогда-а-а…
А что, собственно, тогда? Снова за работу? Приевшуюся мне за четыре года хуже горькой редьки?