Артем Лунин - Вечный - Кровь Леса (СИ)
Которые за ночь вдруг возымели желание подрасти в мою сторону.
Я понял, что стою в боевой стойке, мышцы напряжены, морда лица застывшая в ярости, зубы оскалены в готовности кусать и грызть, пальцы судорожно скрючены - бить-хватать-душить, как быстро слетает с человека шелуха цивилизации... Наверное, я долго так стоял и напряжённо таращился на дерево. Сердце колотилось, адреналин бурлил так, что пар из ушей, тело казалось неправдоподобно лёгким.
Я выдохнул, по заветам Деда - "долго и со вкусом", сбрасывая напряжение. Расслабился.
- Ну ты блин даёшь, - сообщил дереву. - Знаешь, говорят, бамбук офигенно быстро растёт, но бамбуку до тебя...
Дерево при полном безветрии шевельнуло ветвями. Я на всякий случай попятился. Отросшие за ночь ветви образовывали нечто вроде полога над местом моей ночёвки.
Я подумал о прожорливом мхе, но отбросил мысль. Нет, это дерево явно не хищное. Просто моё присутствие отчего-то стимулирует его рост.
Для проверки этой невесть откуда взявшейся мысли я подошёл ближе. Ветки на моих глазах густо обрастали почками, которые выбрасывали зелёные стрелки побегов. Пахло весной, и вообще, это было похоже на телепередачу о природе, когда пускают ускоренное воспроизведение.
- Круто, чувак, - ещё раз сказал я, и дерево согласно шумнуло листвой. Оно тянулось ко мне, и я отошёл подальше. Ветки печально поникли.
- Отлично, - сказал я. - Спасибо тебе за сон и пристанище. Я, пожалуй, пойду?
Дерево как будто вздохнуло. Я попятился, не решаясь повернуться к нему спиной. Отпятившись на порядочное расстояние, поклонился дереву, поблагодарил за ночлег и пошёл искать своих эльфов.
Глава вторая. На лицо ужасные
Скоро взошло солнце. Ручей-проводник, похоже, вел меня к границам леса, потому что на этот раз я смог насладиться красотой здешнего рассвета. И заодно ещё раз убедиться, что я не на Земле. Сутки не совпадали. Где-то двадцать семь часов длились здешние.
И долго мне ещё топать? По всем канонам нелюбимого мной жанра фэнтези герой, попадающий в иной мир, мгновенно оказывается в гуще событий, я же вместо того оказался в какой-то Беловежской пуще, где никаких событий не происходит... Выругавшись для поднятия боевого духа, я от души наподдал по какой-то коряге ногой.
Зря я это сделал.
Во-первых, я крепко ушиб ногу. Во-вторых, отлетевшая в сторону коряга обиделась, зашипела и вознамерилась проверить, каков я на вкус. В-третьих, к ней присоединились ещё три таких же.
Что ж, вот тебе и события, чего хотел, в то и влетел... Я резво попятился, споткнулся, чуть не упал. Махнул дубинкой широко, слишком широко, и она улетела из руки... Светка живот надорвала бы от хохота...
Оставшись безоружным, я сложил пальцы в неприличную фигуру:
- Уйди, файерболом пришибу!
Кажется, публику не впечатлило. Я махнул рукой, выкрикнув что-то вроде "Экспилорамус". Без какого-либо видимого эффекта. Что ж, фокусник был пьян, фокус не удался... Коряги подступили вплотную, и первая из них клацнула пастью в опасной близости от моих коленок.
Пасть показалась мне очень большой.
Боюсь, что я визжал, как девчонка, увидевшая дюжину крыс. И улепётывал, как нечестный бизнесмен от налогового инспектора. Трава цепляла ноги, листва хлестала по лицу, по рукам. Коряги нагоняли, я резко повернул, они проскочили мимо, я с треском проломился через густой колючий кустарник.
И с головой ухнул в ледяную воду.
Я вылетел на другой берег широкого ручья так быстро, что, казалось, почти не промок, и рванул дальше. Неизвестно, куда бы я убежал, если бы не плети ползучего растения, подставившие мне подножку.
Грохнувшись во весь рост, я перевернулся на спину и наудачу пнул воздух, ожидая, что сейчас в ноги вопьются мелкие острые зубы...
Не впились. Коряги суетились на том берегу, и только одна, кажется, именно та, которую я пнул, осмелилась спуститься к воде.
Я по инерции повизжал ещё немного и заткнулся. Тварюшки либо не умеют плавать, либо, как нечисть, не могут пересечь бегущую воду. Или просто не желают мочить лапы. Их у каждой, кстати, насчитывалось ровно шесть.
До этого дня мне никогда не встречались агрессивно настроенные коряги. Да и шестилапых зверей я видел только на картинках в старой детской книжке.
Сердце ещё бешено колотилось, но я набрался смелости и подошёл ближе, с любопытством разглядывая тварь, от которой минуту назад удирал без оглядки. Нас разделяло метров десять водной глади.
Больше всего тварь походила на небольшого худого и очень лохматого пса, облачённого в маскировочную сетку. Без шуток, пегая шерсть свалялась длинными прядями, в них запутались травинки, листва, и когда тварь не двигалась, она здорово смахивала на кучу мусора. В передней части тела имелось возвышение, которое с натяжкой можно было назвать головой. На ней зло сверкали маленькие глазки и скалилась усаженная мелкими зубами пасть. Морда самая мерзкая, так и просит кирпича. Ничего, счас обеспечим...
Коряга взвизгнула точь-в-точь как пёс, которому попало сапогом пьяного хозяина, и метнулась прочь.
- Получай, фашист, гранату! - нервное напряжение требовало разрядки. Зверюги давно разбежались, а я все орал, хохотал, матерился и швырялся камнями. Наконец, выдохшись, уселся на валун и принялся подсчитывать потери.
Самой чувствительной утратой оказалась вдребезги разбитая робкая надежда, что здесь нет хищных зверей. На втором месте было... Мама дорогая!
Очень осторожно я стянул правый ботинок. Кожа над каблуком была нарезана узкими аккуратными полосками, а закатанная штанина превратилась в сомнительной красоты кружева.
Я проникся уважением к первым представителям фауны, встреченным мной в этом мире. Какие же зубы и челюсти надо иметь, чтобы прокусить насквозь несколько слоев джинсовой ткани, плотную кожу ботинка, устрашающий носок и оставить глубокие порезы на моей пятке!
- В заповедных и дремучих страшных муромских лесах всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх... - я хихикнул, снова как будто ледком обсыпало с ног до головы. Если бы милая зверюшка поранила вот это сухожилие над пяткой, я бы далеко не убежал. Как же оно называется? Кажется, что-то связанное с Гомером... Гомерическое сухожилие... Нет, гомерический - хохот. Примерно таким я только что распугивал лесное зверье и снимал стресс. Впрочем, нет, то был истерический.
А сухожилие - ахиллесово.
Отвлечённо размышляя над всякой фигнёй, я не сразу обратил внимание, что делают мои руки.
Как я уже говорил, подорожника здесь не было. Зато было растение, похожее на небольшой разлапистый кактус. И сейчас мои руки как раз обламывали нижние листья с этого кактуса и смазывали царапины их клейким соком. Сок был вонючим и едким, щипался, но скоро я почувствовал себя лучше.
А ещё я почувствовал недоумение по поводу того факта, что уже во второй раз делаю нечто незнакомое мне, словно само собой разумеющееся. Сначала ягоды, потом кактус... Возможно, я излишне привередлив, но я привык осознавать свои действия.
Закончив с лечением, я занялся сознательными действиями. Разделся, оставшись в трусах, отжал одежду, раскидал по камням и кустам. Выломал себе дубинку взамен потерянной в ходе героической битвы с корягами. Распустил цепочку ключей с тяжёлой гайкой, приноравливаясь, взмахнул кистенём, маскирующимся под брелок для ключей.
Однажды такой штукой я убил собаку. Не какую-нибудь шавку, а... нет, всё-таки и сухопутным крокодилом ту мою жертву нельзя назвать. Так, всего лишь крокодильчик...
Поразглядывал одежду, прикидывая, можно ли сообразить из ткани тетиву для лука. Хотя на фиг? Стрелок из меня тот ещё. Десяток выстрелов из современного блочного лука, и три (больше не смог натянуть тетиву) из исторически-достоверного, принадлежавшего Светке. И что, стал после этого Робином Гудом? Дед меня другому учил.
И насчёт того, чему он учил...
Я сломал себе новую палку. Снял с ремня пряжку, расплющил камнем железный край, долго точил о песчаник. Получилось что-то вроде ножа-кастета. Этим ножом я чуть заострил палку, подкинул в руке, привыкая к оружию, сделал несколько махов.
Джинсы пришлось подпоясать стеблями ползучих растений, о которые я так ловко споткнулся. Эти побеги были настолько прочны и гибки, что не рвались и не ломались, и пришлось рубить их импровизированным ножом.
Представляю, как я выглядел со стороны - вооружённый деревянным копьём, подпоясанный лозой, в необработанной шкуре... то есть в рваной ветровке и тёртых джинсах. Мокрых. И в одном ботинке.
Гулять босиком по лесу - небезопасное занятие. Пришлось рвать, кромсать острыми камнями и пилить ножом-пряжкой, наконец задник ботинка оторвался. Только так опухшая нога влезала в обувь.
