Татьяна Богатырева - Фейри с Арбата. Гамбит
Про мамин сад и вовсе не говорили. А что тут говорить, только маме печалиться. Яблони с вишнями с собой не унесешь и не подаришь никому. Одичает сад, ничего не сделаешь.
Томасу с отцом тоже кузню бросать - инструмент унести можно, но горн-то с собой не возьмешь.
О том, что с собой брать, и не дотянуть ли до первой осенней ярмарки, старшие и разговорились, когда проснулись. Сакс с Томасом, - его с телеги согнали, нечего лошадку зазря нагружать, - это все слушали-слушали, пока все уши не прослушали, да отстали подальше. Все равно ничего нового не услышат.
- Эй, - пихнул его в бок Томас. - Будешь много думать, мхом обрастешь.
- Сам ты! - отмахнулся Сакс и вдруг рассмеялся, припомнив свисающую с Томасовых ушей тину, а вместе с ней - и озерную фейри.
Томас, похоже, вспомнил о том же и, понизив голос, спросил:
- Ты что, тоже на озере фейри видел?
Тоже, ага. Томас-то уже года три как про озерных фейри рассказывал хрустальные сказки, мол, фейри зазвала его плясать, а потом не отпускала до самого утра. Ллир его знает, может, и не врет. Сакс сам как-то видел - шел приятель на рассвете из леса, взъерошенный, без куртки и рубаха развязана. Хотя, может, и не к фейри ходил, а вовсе к мельниковой сестре. К ней и сам Сакс захаживал временами, отчего не утешить молодую да румяную вдовушку? Все одно ей замуж больше не выйти, баб по деревням много, а мужиков - кукушкины слезки.
- Видел, - кивнул Сакс. - Где и ты, на той стороне, где холмы.
- Да иди ты!
Сакс фыркнул.
- Сам иди! Точно говорю. Тонкая, беленькая, как... - Сакс замялся, подыскивая сравнение, Томас-то куклы не видел! А с чем еще сравнить, чтоб рыжий понял, он не знал. Разве что... - Как кувшинка, во! Купалась в озере. Нагишом. Такая вся... так бы и...
- Прям плавала? А ты чего?
- А ничего. - Вздохнул, пожал плечами. - Сорочку надо было хватать, а на том берегу ж... Ты эту свою видел потом?
- А то! К ним в новолуние надо. Они из холмов выходят - поплясать, значит, и того. И чего, так ты ее и упустил? Вот раззява! - Томас хохотнул.
- Ничего не раззява. Что тебе, фейри - мельникова сестра? Она такая... да что ты понимаешь!
Фыркнув, Сакс отвернулся к жеребой кобыле и похлопал ее по холке. Бедняжка всхрапнула, жалуясь на долгую дорогу, и ткнулась мягкими губами ему в плечо, выпрашивая лакомство. Достав из кармана вялую прошлогоднюю морковку, прихваченную нарочно для утешения лошадок, Сакс потянул ее кобыле на открытой ладони.
Подумалось, что зря он Томасу рассказал про фейри. Все равно не верит.
- Эй, - окликнул Томас. - Ты того, не обижайся! Ты скажи, что дальше-то было!
- Убежала она, - буркнул Сакс, не то Томасу, не то кобыле. - Посмеялась, рукой помахала, и в лес. А платье у ней было синее.
Кобыла повела на хозяина глазом и сочувственно всхрапнула. А может, реку почуяла. За поворотом показался мост, а на мосту - стражники. Один тощий и узкоплечий, с бритой рябой рожей - похоже, луайонец. Трое - крепкие, что твои медведи, бородатые, явно свои, тейронцы. Все четверо с мечами и пиками, в коротких желтых плащах поверх кожаных курток с железными полосами и в круглых шлемах.
- Сакс, - тихо окликнул его с телеги отец. - Рот закрой и не высовывайся.
Пока отец торговался со стражниками, - те норовили содрать с каждого коня не по медяку, а по два, - и пока стражники ворошили товар, Сакс держался позади, под руку не лез и молчал. Томас тоже молчал. И когда один из стражников сунул за пояс лучший нож из тех, что кузнец вез на продажу, никто слова не сказал. Лишь кланялись - своим, как чужакам.
Так же молча остановились на привал за лесочком, принялись разжигать костер. Сакс взял ведра, пошел к реке - надо бы и похлебки сварить, и Тянучку напоить. И лишь у самой реки позволил себе выругаться. Тихо, но от души. Подумалось, среди тех стражников могли бы быть его братья, Марк с Грэмом. Ведь могли, а? Нобле сказал - они пойдут служить королю Бероуку, а не в Зеленый легион, не всегда же нобли врут...
Справа, в тростнике, зашуршало. Сакс обернулся, схватившись за нож.
- Не ругайся, - укоризненно сказали из тростника. Голос был красивый, звонкий и чистый, но говорила девица непривычно, не как оквудские. - Плохо, когда ругаются. Коробит.
Сакс опешил. Хотел ответить что-нибудь насмешливое, но все слова куда-то делись.
Тростник зашевелился, и оттуда показалась сначала рука - тонкая, совсем без мозолей, такие только у нобилек бывают. А потом - она. Фейри. Платье все то же, синее, и глаза синие, как нарисованные, а волосы рассыпались по плечам: светлые, как беленый лен, и камышинки в прядях застряли. Захотелось потрогать - мягкие?
Фейри склонила голову набок и улыбнулась.
- Я тебя видела. У озера.
Он тоже ее видел. В озере... Жар залил по самые уши, снова закололо ладони.
Сакс буркнул что-то невразумительное, опустил глаза - как раз, чтобы увидеть выглядывающие из-под мокрого подола ножки. Грязные, в тине. С поджатыми, как от холода, пальчиками.
Фейри хихикнула. По-девчоночьи. Шагнула ближе.
- Ты можешь сделать дудочку?
- Дудочку? Ага, - обрадовался он: дело понятное, правильное, не то что у озера. Тут же вытащил нож и принялся высматривать подходящий тростник. - А зачем тебе дудочка?
- Играть буду, - объяснила фейри и снова хихикнула.
Над ним, верно, смеется. И то - нашел, что спросить! Что с дудочкой делать, как не играть? А на деле хотел знать - зачем ей тростниковая, когда у фейри дудочки должны быть золотые.
С дудочкой он управился быстро. Мог бы и еще быстрее, но она все вертелась вокруг, рассматривала, словно он - диковина какая. Даже за косу дернула, и ойкнула, когда у него соскользнул нож. Чуть палец не отрезал.
Протянул ей дудочку, а когда брала - руку поймал, всего на миг, уж очень было любопытно, какая она? Оказалась прохладная и мягкая, как шкурка у новорожденных жеребят. А фейри и не подумала отнимать ладошку. Только показала на ведра и задрала голову, чтоб не в шею ему смотреть, а в глаза.
- Не решат, что ты утонул?
Сакс помотал головой. Он - и утонул? Смешно. Потянул ее к себе, другой рукой погладил по волосам. Тоже мягкие. И сама она такая... земляничная фейри. Только красных башмачков не хватает.
- Ты это... почему босиком, а?
- Были у меня башмаки, - пожаловалась и губки надула. - Красные, с пряжками. Оставила у порога, а их украл кто-то. Холодно теперь.
И на цыпочки поднялась. А Сакс сглотнул, шагнул к ней - согреть, верно, холодно же. Или на руки взять, чтоб ножки не наколола. Или... просто обхватить ладонью спину и попробовать, она только пахнет земляникой, или на вкус тоже - земляника?..
Но фейри отпрыгнула. Прижала пальчики к губам, а потом этой рукой ему помахала. И скрылась в тростнике. Тростник прошуршал и стих. А Сакс, толком не понимая, приснилось ему, или в самом деле чуть не поцеловал фейри, подобрал ведра, зачерпнул воды и пошел обратно.
Костер уже горел, попутчики жевали сухомятку и судачили о болезни короля Бероука. О королевской немочи уже два года весь Тейрон судачил: мудрые говорили, его прокляли колдуны, а народ шептался - мол, колдовское вино король пил, пил, да и занемог. Потому как честному тейронцу подобает пить честный тейронский эль, а не луайонскую отраву!
Отец, глянув на нерадивого сына, лишь покачал головой и протянул ему четверть хлеба с куском сыра. Объясняться Сакс не стал, чего уж там. Да и что тут скажешь? Встретил на реке фейри и сделал ей дудочку? Отец велит не сказывать хрустальных сказок и будет прав. Фейри вот уже двадцать лет не показываются около городов, боятся. Говорят, мудрые не слишком-то разбирают, фейри или колдун. На костер, Асгейру в жертву, и вся недолга.
Давно, лет в восемь, Сакс видел, как в городе жгли колдуна. Прямо перед статуей Асгейра, в большом костре. Колдун был странный, очень смуглый и кудрявый, - такие, он слышал, живут в далеком Амире, на полудне, - и говорил непонятные слова, верно, заклинания. Только толку от них не было, и плакал колдун по-настоящему, и кричал от боли по-настоящему. А мудрый говорил, мол, огонь очищает колдуна от проклятия ночного демона Ллира. Ох. Странно это все, неправильно. И Фианн неправильно говорит, что надо верить мудрым и отказаться от Отца с Матерью...
Иногда думалось, лучше бы Фианн погиб тогда же, вместе с лордом и большей частью деревни. Но он остался сумасшедшим стариком, а не настоящим хранителем. И деревня осталась. Вместо села в сотню дворов, окружавшего замок лорда, - полтора десятка домов и развалины на пепелище. Почему отец не погиб вместе с лордом, Сакс не знал. Ни сам отец, и никто из деревенских об этом не рассказывали, а когда спрашивал - морщились и велели благодарить Матерь за милость. Вот только Сакс был уверен, что шрамы на отцовской спине оставили именно луайонцы. Мать Сакса тоже молчала о том времени. Даже о том, что она - дочь лорда Оквуда, Сакс узнал не от нее, а из разговоров деревенских кумушек: сетовали, что нос задирает, слова мудреные говорит и сыновей неподобающему учит, чуть ли не грамоте! Грамоте, конечно, мать их не учила, она и сама не умела. Считать умела и учила, рассказывала про лордов и их гербы, про тейронских королей и дальние страны. А еще про Хрустальный город и войну фейри, от которой и пошла Сушь, а вовсе не от Асгейрова гнева на колдунов, как мудрые говорят.
