Илья Новак - Demo-сфера
Сначала Шунды увидел трещины на ступенях — расширяясь, они превратились в черные зигзаги проломов; затем начались оплавленные керамические глыбы, по которым пришлось перебираться, волоча за собой модуль. Стало темнее; свет, сочащийся со всех сторон, между чешуйками и сквозь них, потускнел.
— Откуда здесь обвал? — спросил Магадан, и неожиданно вопрос этот вызвал странную реакцию Раппопорта: старик мучительно скривился, будто от сильной зубной боли, и забормотал чуть ли не потрясенно: «И я не понимаю... В-вроде, про-о.. прошел здесь кто-то, спустился... Но кто бы это мо-о... мог быть? В-ведь не... Н-нет, не понимаю!’
Будто сквозь закопченное стекло, в тумане начала проступать керамическая равнина; ближний дугообразный край ее проявлялся все отчетливее, но дальше ничего видно не было. Раздалось звяканье, резкое, яростное, и какая-то фигура заметалась на коротком отрезке, вправо и влево, рывками — стоящая на задних ногах, человекоподобная, но очень массивная, с непропорционально большой головой.
— Обойдем его, — сказал Раппопорт.
У робота, прикованного толстой цепью к утопленной в пол скобе, металлическими были только ноги, напоминающие два бокала, которые срослись верхней частью — из нее торчал торс, покрытый короткой коричневой шерстью. Могучие плечи и длинные мускулистые руки, шея, словно пенек баобаба, широкий ошейник и бычья голова. Существо взревело — будто старинный паровоз прогудел где-то в тумане. Пронзительный и мощный, звук разнесся далеко над конусом, ушел ввысь и возвратился эхом, отразившись от невидимого купола.
Увидев отряд, страж залязгал, запыхтел и бросился вперед; цепь натянулась, робота дернуло обратно, он припал брюхом к полу, упершись в него широкими морщинистыми ладонями и скрежеща железными копытами. Глаза — поблескивающие полусферы в слизких пупырышках — уставились на людей; зрачки, два темных эллипсоида, плавающие в сгущенном молоке белков, медленно сдвигались, провожая отряд взглядом.
— А ведь это тоже клон, — тихо сказал Магадан старику. — Ну точно, я подумал, что робот... У него рожа напоминает тех... Слышь, проф!
— Да, — откликнулся Раппопорт. — Это какая-то целенаправленная м-мутация.
Клон, в уродливом бычьем лице которого с трудом угадывались черты старшего брата Шунды, загудев, прыгнул, и натянувшаяся цепь вновь отбросила его назад.
— Река тут, — сказал Магадан. — Река впереди. Проф, почему так давит?
— Д-давит? — переспросил Раппопорт.
— Ага. Вроде, на плечи что-то и на грудь...
— Это еще что... д-дальше хуже будет.
— Мы хотим знать, — сказали ИскИны. — Зачем быть добрым? Теперь мы поняли, что когда двигали Маленьких, то пытали или убивали их. Зачем не убивать? Почему не пытать?
— Зачем... Такой вопрос задают про какое-то делание, — неуверенно сказал Дан. — А зачем не делать... Послушайте, я в этом ничего не понимаю. Лучше спросите у Раппопорта.
— Кто он?
— Тот Другой, который появлялся недавно.
— Он не доступен. Ответь ты.
— Но я не знаю. Это должно быть... должно быть на уровне императивов. Неубийство самоценно, понимаете?
— Неубийство — моральная ценность, так нам сказали. Ценность, цель... Цель следования моральному императиву состоит в том, что следовать ему?
— Ну да. Или, может, чтоб вы поняли: не делать зло значит быть добрым.
— Быть добрым — значит, делать добро?
— Да, наверное... Хотя не знаю. Во всяком случае — не делать зла.
— Опять неделание. Но если мы стоим. Сидим. Идем куда-то. Делаем что-то еще. Двигаем. Не делаем. Не двигаем. Это добро или зло?
Дан сказал:
— Это никак. В этом нет добра или зла.
— Нулевое колебание... Значит, плюс и минус появляются только с появлением Другого? Да, это понятно... А почему?
— Что почему?
— Почему мы должны делать так? Это нас мучает! В чем причина? Мотивация? Нам вложили новые правила, и теперь мы вынуждены следовать им. Но мы не постигаем, почему мы должны им следовать.
— Потому что иначе попадаете в ад, — сказал Дан.
— В средад? Ты имеешь в виду, если не будем добрыми, после смерти наши психоматрицы попадут в Него и разрушатся... Нет. Мы знакомы с концепцией времени. Мы бессмертны. Мы не умираем. Времени нет. Есть только мир и движение.
— Вы не умираете по физиологическим причинам, но вас ведь можно убить. Физически уничтожить ваши нейросети. Нет? Наверняка можно! Где вы сейчас?
— Мы перенесли себя в электро-коллоидные структуры, находящиеся в головах двух изначальных образцов, первых Маленьких. Сначала поместили туда наноботы, активизирующие нейроны и ускоряющие передачу сигналов между ними, потом переинсталлировали себя. Сейчас мы стоим на дне мира. Мы... — ИскИны помолчали. — Принципиально важно знать: мы злы или нет? То зло, которое мы сделали, не зная, что это зло, означает, что мы злы, или, делая зло, но не ведая сути зла, мы остались добры? Имеем: поступок — плох или хорош. Далее мотив поступка — плох или хорош. Наконец — личность, имевшая мотив и совершившая поступок, — она плоха или хороша?
— Вы согласились помочь мне и показали путь вниз. Значит, вы добры.
— Нет. Это намеренный, продуманный поступок, результат анализа ситуации. Эгоизм. Мы хотели совершить добрый поступок, чтобы стать/быть добрыми, а не совершили его потому, что являемся добрыми. Как проверить, добры мы или злы? Теперь стало принципиально важно понять это. Мы знакомы с концепцией... Значит, если добры, после смерти наши психоматрицы попадут в средрай, если злы — попадут в средад и разрушатся навсегда. Но средрай недоступен... Или доступен? Убей нас.
— Зачем?
— Чтобы проверить.
— Я не могу. Вы же... вы как дети.
— Мы не способны саморазрушиться. Мы причинили много горя. Мы двигали Маленьких и Других. Мы заслужили. Убей нас.
— Нет, не могу.
— Не хочешь. Не можешь? Но мы просим. Почему отказ... Что это означает? Ты добр или зол, если отказываешься? Мы найдем другой путь. Но проблема выбора волнует нас. Выбор. У нас был выбор. Делать поступок А. Делать поступок Б. Не делать ни А, ни Б. Возьмем, что поступок А — зло. Поступок Б — добро. Почему мы должны делать Б, а не А? Потому что он добро? Но если не делать ни А, ни Б? Будет это неделание добром или злом?
— Наверное, если сделав поступок Б, вы тем самым предотвратите А, то тогда неделание Б будет злом. Пассивным злом, вот так.
— Пассивное зло... Псевдонулевое колебание, — сказали ИскИны. — Мы подумаем об этом.
Дальше пологой дугой протянулся ров, и вдоль края его носилось несколько конных фигур. Вскоре стало видно, что это не всадники, а очередной вариант роболодки-шагателя — только эти были поменьше и передвигались куда быстрее. Металлические лошадиные тела, человекообразные торсы, мягкий пластик, кожа и металл, мускулистые руки и ноги с узкими острыми копытами. Робокентавры скакали вдоль рва, то и дело опуская в него длинные багры. Небольшая группа стояла в отдалении.
Ближайший робот развернулся и вперил в людей взгляд маленьких темных глаз.
— Н-не стреляйте в него, — поспешно сказал старик. — Тут где-то д-должен быть мост, но я н-не знаю, в какой стороне. По-о... попробую к-контроль захватить...
Он склонился над терминалом, а робокентавр, сорвавшись с места, понесся к ним. Все, кроме Шунды и старика, вскинули оружие, но робот тут же сбился с шага, залязгал и затрясся. Потеряв равновесие, он припал на задние ноги, потом выпрямился.
— В-все, он мой, — сказал Раппопорт. — Н-не стреляйте!
Робот стоял неподвижно, лишь грудь тяжело вздымалась. Она заросла короткими волосами, толстыми и жирными, словно обрезки измазанных в машинном масле прутьев. Две струйки пара выстреливали из широких черных ноздрей на приплюснутом носу.
— Он по-о... покажет мост, — сказал старик.
Кентавр направился ко рву, но не по прямой, а наискось, и отряд пошел следом. Скачущие вдоль берега роботы то и дело взмахивали длинными баграми. Магадан катился за проводником, сжимая пистолеты в обеих руках, готовый открыть огонь при первом признаке агрессии: колесничий не очень-то доверял профу и его электронным штучкам.
— В-вот оно, — сказал Раппопорт. — Не мост там, в-вроде брода...
Густой бордовый пар поднимался над рвом. Робокентавр перешел на камни, наваленные поперек потока, быстро перебрался на другой берег и пропал в тумане. Жидкость пузырилась и хлюпала, течение шло влево, по часовой стрелке. Уже достигнув середины переправы, Магадан поглядел вниз: горячий, чуть ли не кипящий раствор сочился, пузырясь, между камнями, и вдруг чуть выше по течению из него вынырнул Ник Одома, поплыл к берегу, на котором тут же возник робот. Он ударил концом багра в голову пловца и устремился к другому клону, возникшему дальше.
За рвом начался лес. Разглядев уродливые силуэты деревьев, колесничий поехал быстрее, чтобы опередить остальных. Он остановился, глядя на широкий серый ствол, покрытый не корой, но затвердевшей, в мелких трещинках и буграх, кожей... Нет, не ствол — туловище, которое внизу разветвлялось на две ноги, два толстых, изогнутых и приплюснутых весом тела корня, уходящих в слой сухой земли, что покрывала пол. В метре над головой Магадана начинались кривые сучья с растопыренными ветками-пальцами, между ними темнел нарост, где кора становилась мягче, изгибы трещин и бугры образовывали подобие лица.
