Стивен Хант - Небесный суд
Юноша посмотрел в указанном направлении. Весь склон холма был усеян металлическими обломками. Сломанные пальцы, устремленные в небо; рогатые головы, похожие на шлемы; раскроенные древние тела паровиков, ставшие домом для лягушек и куропаток.
Место выглядело холодным, неприветливым и мрачным.
— Это кладбище, да, Гарри?
— Что-то вроде кладбища, Оливер. Здесь было поле боя. Мы с тобой пришли в Дрэммон-Бордс, восточнее начинается Свободное Государство Паровиков. Проклятая стена огораживает и эту территорию — Содружество не доверяет старинному союзнику Шакалии.
— Да будет славен Великий Круг, Гарри, скажите, здесь много мертвецов?
— Достаточно, Оливер. В самом начале Двухлетней войны маршал Адекол привел сюда через горы шестую бригаду Народной армии. Рыцари Короля-Пара сломали ей хребет на этих холмах. Большинство окопов сейчас почти сравнялось с землей, но если копнуть глубже, то можно найти останки воинов элитных частей Квотершифта и их полусгнившие кивера. Над телами погибших здорово поработали здешние лисы.
Похоже, поле прошлых боев разбередило у беспутного Гарри Стейва душевные раны — он повествовал о событиях далекой войны голосом гида, и его взволнованный голос нарушал гнетущую тишину. Гниющие спицы колес легких артиллерийских орудий, стеклянные осколки старых пушечных зарядов, ржавеющие гарпуны, при помощи которых солдаты Содружества пробивали броню паровиков, свинцовые шарики для магазинных винтовок, которыми была вооружена армия Свободного Государства Паровиков — горестные приметы военных лет.
Пройдя мимо длинных рядов засыпанных землей останков, Оливер заметил на склоне холма яркое пятно, что-то вроде цветастого одеяла для пикника, забытого рассеянными туристами.
— Что-то новенькое.
— И странновато смотрится на этом фоне, — согласился Гарри. — Давай подойдем и рассмотрим ближе.
Стоило им подойти ближе, и Оливер понял: это вовсе не сплошной кусок ткани, как ему померещилось сначала. Нет, то была масса сшитых вместе продолговатых лоскутков преимущественно красного цвета. Правда, встречались и желтые. При ближайшем рассмотрении это оказались флаги, сцепленные кусками проволоки. На первый взгляда изделие сие напоминало рыбацкий невод, брошенный бесформенной грудой на холмик.
— Что это, Гарри?
Ловец волков посмотрел в сторону востока и поджал губы.
— Пойдем отсюда.
— Но что это? — не унимался Оливер. — Похоже на флаги.
— Тебе не нужно знать, давай просто пойдем дальше на юг.
Оливер взялся за край материи и приподнял его. Под ним оказалось какое-то одеяло, куча мешков… густо поросшая шаровидными грибами. Странный способ выращивать грибы, подумал Оливер, но в следующее мгновение увидел ряды рук, ног, пальцев. Великий Круг, здесь лежал даже маленький ребенок с крошечными, как у куклы, ножками. Она был настолько мал, что было невозможно определить его пол. Юноша почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и прежде чем он успел осознать, что с ним происходит, съеденный завтрак вылетел из его рта прямо на траву, а сам он повалился на мертвую семью, пытаясь понять, остался ли в этой груде мертвых тел кто-то живой.
Гарри тут же схватил его за руку.
— Не прикасайся к ним! Ты им ничем не поможешь.
— Там могут быть живые!
— Нет, Оливер, живых среди них нет. Они ведь прошли через проклятую стену. Эти штуки, которые выросли на них, вызваны колдовством. Иногда у людей останавливалось сердце, иногда они начинали прорастать чумными спорами, иногда им удавалось прожить сто лет. У некоторых кровь превращалась в камень. Эти люди были уже мертвы, когда воздушный шар потерял высоту и разбился о стену.
— У них не могло быть воздушного шара! — не переставая плакать, выкрикнул Оливер. — В Квотершифте не было воздушных шаров!
— У них нет летучего газа, Оливер. У них нет аэростатов. Но это дело не сложное. Берешь парусину, огонь, горячий воздух… и получаешь воздушный шар. Может, и не слишком подходящий для полета через стену, но откуда им было знать? Сомневаюсь, что по ту сторону стены осталось много инженеров.
Оливер не мог оторвать глаз от жутких человеческих останков — тел, которые когда-то смеялись, плакали, ходили, дышали, а теперь превратились в ошметки мертвой плоти, в которых не осталось ни единой искры жизни. Неужели такое возможно? В одно мгновение жизнь с ее мечтами и надеждами существует, в следующее — превращается в компост, из которого вырастают ядовитые колдовские грибы.
Оливер бессильно опустился на колени.
— Я не знал.
— Лучше бы ты их не находил, — посочувствовал Ловец волков.
— Но ведь вы, Гарри, наверняка обо всем знали.
— Большинство людей выбирало для побега водный путь. Стену нельзя построить в воде, ее можно возвести лишь над ее поверхностью. Да, мне уже доводилось видеть нечто подобное. В худшие голодные годы беженцы даже пытались построить катапульты, чтобы перелететь через стену. Если бы ты видел, какие высохшие тела дождем падали на землю Шакалии.
— Почему? — с трудом выдавил Оливер.
— Почему? — повторил Гарри. — Из-за великой идеи, Оливер. Кто-то выдвигает великую идею — религиозную, политическую, расовой или клановой избранности, философскую или экономическую. Идею секса или того количества гиней, которое ты принес в счетный дом. Это и не важно, какая идея, потому что любые великие идеи всегда одинаковы — «разве плохо, если бы все были такими, как я; если бы все думали, как я, вели себя, как я — тогда на земле настал бы рай». Но люди слишком разные, слишком не похожие друг на друга по образу жизни или мышления. Вот тогда-то и начинаются все беды. Именно тогда в твой дом приходят для того, чтобы уничтожить тех, кто не похож на остальных, именно тогда, раздраженные неудачами, твоей глупостью, твоим простым непониманием великой идеи, самозваные благодетели начинают силой доводить тебя до желаемого совершенства, ваять из тебя идеальную, по их мнению, личность. Для этой цели в ход идут ножи, дыба, палачи, лагеря перевоспитания и Гидеонов Воротник. Когда ты замечаешь в человеке отличие от себя и видишь в нем лишь пороки, когда делишь их на «я» и «они», то они перестают быть для тебя людьми, а превращаются в досадную помеху на пути к благому делу и великой цели.
Гарри указал на мертвые тела несчастных беглецов.
— Вот она, истинная власть зла. Ты думаешь, те, кто сделал жизнь этих несчастных невыносимой настолько, что они предпочли доверить свою судьбу ветру и полотняному шару, считали себя жестокими? Отнюдь! По их мнению, правители Содружества Общей Доли это славные рыцари на белых конях, щедро сеющие повсеместно добро и справедливость ради создания рая на земле. Они уверены, что творят благо, поджигая соломенные крыши домов тех, кого именуют словом «они», или когда давят сапогами пальцы их детей. Добрые рыцари революции считают героями членов Первого Комитета и ради устранения преград на пути к совершенному миру устилают дорогу к нему телами тех, кого они не признают своими. И знаешь, что странно? Хотя лицемерные гимны, которые победители поют над телами невинных жертв, и звучат по-разному для каждой отдельной великой идеи, их слова лично мне кажутся совершенно одинаковыми.
С этими словами Гарри набросил парусину воздушного шара на мертвые тела.
— Они сшили его из флагов. А что еще прикажете делать с этими тряпками? В Содружестве больше флагов, чем одеял.
— Они все еще стоят у меня перед глазами, — признался Оливер.
— Понимаю. Так будет еще долгие годы… В следующий раз, когда ты встретишь так называемых святых, болтающих о том, как Великий Круг спасет тебя, спроси их, что они думают о новых выборах. А когда встретишь карлистов, треплющихся о том, как их партия сделает тебя свободным, задай им вопрос о том, во что они верят. Потому что великая идея не терпит инакомыслия, а ее приверженцы считают любое отклонение от идеального представления о совершенстве ересью и кощунством. Хочешь знать, Оливер, за что на самом деле умерли эти бедняги? За то, что их разум был слишком жалок, чтобы вместить более одной истины!
Стейв вытащил кувшин с маслом острозуба и плеснул из него на парусину самодельного воздушного шара.
— Думаю, пришло время сжигать флаги.
— Как жаль, — вздохнул Оливер. Его вздох не относился к чему-то конкретному, ему было жаль и несчастных беглецов, и эту скудную, продуваемую ветрами местность.
Гарри зажег спичку и бросил ее на облитую маслом материю. Вспыхнул язык пламени, костер начал с треском разгораться.
— Когда-нибудь ты столкнешься с испытанием, Оливер. С трудной задачей, которая покажется тебе невыполнимой. С выбором, который придется сделать. Настанет время, и ты вспомнишь этот день и это место. Постарайся получше запомнить его в мельчайших подробностях, хотя ты и без того вряд ли сможешь его забыть. И ты поймешь, как поступить.
