Виктор Бурцев - Алмазные нервы
Я открыл глаза. По всему обозримому пространству проплывали клубы дыма. Дым разъедал полуослепшие глаза и мешал дышать. Горло разрывал колючий кашель.
– Чего там? – спросил я у Кости, который то появлялся, то исчезал в поле моего зрения.
– Хреново там! Лежи! И глаза не открывай. И тут полыхнуло еще раз.
– Ну мать твою… – прошептал я, разглядывая белое пятно перед глазами. – Ну твою же мать.
И снова завел счет до сотни. Константин решил сменить место дислокации. Он тащил меня за шкирку, как терьер дохлую крысу. Я особенно не сопротивлялся, но «стечкин» на всякий случай вытащил. Откуда я знаю, куда он меня тащит… Он истолковал мое поведение по-своему и деловито посоветовал:
– Стреляй на звук, тут наших быть не должно.
Ну нормально! Быть не должно! Ваших-то, может быть, и не должно… А наших?
Справа бухнуло, и меня швырнуло на что-то мягкое. Мягкое пискнуло и стало вырываться, активно пихаясь локтями. Я откатился куда-то в сторону. И просто чуть не заплакал от обиды, глаза не видели ничего, кроме абстрактного разноцветья. Теперь даже на звук стрелять невозможно. Я потерял ориентацию. Так под пули выползешь – и кранты.
Однако муть и круговерть перед глазами начали рассеиваться. И к моменту, когда я в очередной раз подошел в своем внутреннем счете к цифре сто пятьдесят, зрение восстановилось настолько, чтобы разглядеть окружающее.
Клубы дыма по-прежнему закрывали все обозримое пространство. Я сидел на груде какого-то ароматизирующего мусора. Он плотным слоем покрывал небольшой закуток. Стрельба продолжалась. Невдалеке валялась куча тряпья, бывшая ранее человеком.
– Жертвы среди мирного населения, – произнес голос из-за плеча.
Я обернулся. Позади меня сидел Таманский в напряженной позе и смотрел куда-то в сторону. Я отследил его взгляд и обнаружил, что около другой стены сидит на корточках Мартин и очень сосредоточенно наблюдает за Таманским через прицельную рамочку его же собственного «джи-68».
– Я бы не рекомендовал стрелять из этого оружия со столь короткой дистанции, – спокойно сказал Константин. – Это может плохо кончиться для всех нас.
– Верно, – так же спокойно подтвердил Мартин. – Но ничего другого под рукой просто нет, а сомневаться в том, что я спущу курок, если ты пошевелишься, не советую. Конечно, приятно умереть героем, красиво, но есть ли смысл делать это именно сейчас?
– Наверное, нет. – Таманский посмотрел на меня. – Какие будут планы, командор?
Я прислушался к постепенно затихающей стрельбе. Послышалась милицейская сирена. И не одна. В течение нескольких минут весь квартал оцепят.
– Уходить надо, – сказал я. – Кто это там? – Я указал на труп.
– Это бомж. Когда они взорвали тачку Шептуна, ты на него упал. На бомжа, а не на Шептуна. Он под пули и рванул. Жертвы среди мирного населения. Кстати, рискну напомнить, что времени у нас в обрез.
– Угу… Мартин, отдай ствол. Мартин, ни слова не говоря, протянул мне оружие.
– Не мне. Ему.
Так же молча Мартин отдал «джи-68» Константину.
– Здорово, – пробормотал тот. – Просто здорово. Скажи ему, чтобы батарею тоже отдал.
– Отдай…
Мартин отдал зарядную батарею. Какой предусмотрительный…
Сирены приближались. Стреляли реже.
– Тут в двух шагах подворотня… – тихо сказал Мартин. – Там, дальше по улице.
Таманский не заставил себя долго уговаривать и бесшумно двинул в указанном направлении. Железные нервы у парня. Я, проходя мимо мертвого тела, не удержался и взглянул на него.
На грязном лице бомжа отпечатался животный ужас. Последнее, что он видел, был кровавый хаос, к которому он не имел никакого отношения. Просто попал в мясорубку. Просто копался не в той навозной куче. Просто потерял голову от страха. От страха за свою никчемную, беспросветную жизнь До последнего момента цепляясь за нее, он еще прополз один-два метра, пока темнота не придавила его. Почему? Почему человек хочет жить, даже находясь в полном дерьме? Неужели унижение лучше смерти? Или это зависит от человека?
Навстречу нам, буквально под ноги Таманскому, кинулась бесформенная фигура. Я уже готов был стрелять, когда узнал в грязном и окровавленном человеке того дядю, которого Шептун представил как Льва. Только тогда он был не в пример чище.
– Ребята… – Он согнулся в три погибели и, словно собака, прижался к Таманскому. – Ребята… А… А… А там… Там Шеп… Он… Он…
– Что? – Это слово у Таманского прозвучало так, будто гиря в колодец ухнула.
– А… А… – Лев был на грани истерики. – А ничего… Исчез… А… А… Я вот… Вот. Куда вы теперь? Куда?
Он чуть не плакал.
– Туда, там подворотня есть. Да не виси ты на мне, шевели ногами-то… – Таманский подпихивал обессилевшего Льва по ходу движения. – Давай-давай…
Лев едва-едва двигался.
– Шевелись ты, слякоть!!! – рявкнул Константин и слегка поддал впавшему чуть ли не в коматозное состояние Льву под зад коленом.
– Ше-е-е-еп!!! – вдруг заорал Лев и ринулся в полутьму.
Дальнейшее спуталось в один гигантский узел. Так бывает, когда несколько событий происходят одновременно. Нормальное течение времени вдруг рвется на несколько фрагментов, каждый из которых имеет свою протяженность и движется со своей скоростью.
В одном фрагменте времени чей-то палец надавил на курок, и крупнокалиберная винтовка зло рявкнула, исторгая из своего железного нутра концентрированную смерть.
В другом фрагменте присевший, как кот на охоте, Костя заорал в удаляющуюся спину Льва: «Назад!!!» И опоздал.
В третьем фрагменте Льва уже не было. Только его тело, изогнувшись дугой, вылетало из полумрака спиной вперед. Нелепо раскинув ноги. Чуть вверх… А затем вниз, в грязь, копоть и кровь… Стукнули каблуки. Странно, я расслышал этот звук даже сквозь приближающийся рев сирен.
Затем все три фрагмента вдруг соединились, переплелись, и время обрело свое обычное течение. Выстрел, крик, смерть… Все, как всегда. Осмысливать что-либо было некогда. Я услышал, как чмокнул трижды метатель Таманского. Из темноты слышались металлические позвякивания и тускло блеснули стволы трех винтовок. Я вскинул свой «стечкин» и, почти не целясь, выпустил две очереди в странные серые силуэты. Из подворотни ответили, а меня кто-то крепко прижал к стене. Пули пронеслись мимо, словно бродячие кошки.
Таманский что-то закричал, и я, как в замедленном кино, увидел, как он, расставив руки, несется на меня. Падая, я заметил, как вперед юрким зверьком выскочил Мартин и что-то швырнул накатом туда, где три неясные тени обретали плотные очертания, приближаясь.
Столб пламени и осколков вынес из подворотни все. Я услышал, как надо мной заорал Таманский, а под боком что-то пискнуло. Мартин? Больше я ничего не слышал.
Слух вернулся, чтобы я услышал, как в наступившей после взрыва тишине потрескивают камушки под сапогами человека, который выходит из-за угла нам навстречу. Чистенький, в красивом деловом костюме. Черные лакированные ботинки вминают мелкие камешки и мусор в асфальт. Черные волосы зачесаны назад. Взгляд раскосых глаз не выражает ничего. Сами японцы называют такие глаза глазами дракона. Низ зрачка скрыт под нижним веком. Встающее солнце.
И изящная рука поднимает огнестрельную дрянь на уровень наших глаз. Я успеваю заметить, что мизинец у убийцы отсутствует по первую фалангу. Свежий срез, а значит, мы – искупление его грехов перед кланом. Мы его билет назад, в мир роскоши и уважения.
Голова у японца вдруг раскололась и брызнула во все стороны красным. Шумно упало тело. С оборванной повязкой, опираясь плечом на стену, из-за противоположного угла выполз Тройка. Лицо его было залито кровью.
– Аякс, миленький… – Я впервые видел его таким. – Уведи меня. Я устал…
Приблизительно через час мы были уже на какой-то точке, адрес которой Тройка буквально выдохнул перед тем, как впал в бессознательное состояние. Это была небольшая квартирка. Сколько таких квартирок по всему городу содержалось у Тройки, я бы сказать не взялся.
Мартин плескался в ванной, мы с Таманским сидели на кухне и пили водку. С маленькими солеными огурчиками.
В соседней комнате с Тройкой возился доктор, которого нашел Костя. Закопченный Таманский сидел напротив меня и массировал шею.
– Ты давно Тройку знаешь? – спросил он вдруг.
– Да так… Достаточно. – Я задумался. – Лет пять уже…
– Мгум… – непонятно ответил Костя. – А давно он на подмосковных работает?
– Без понятия. А он работает? – Тепло, разливающееся по желудку, стало перебираться выше.
– Да… Ты же слышал. Он про дрын сказал…
– А что дрын?
– Поговорка есть такая… Типа предупреждения. Мол, пока русский мужик встанет, почешется и дрын из забора пойдет выдирать, его тридцать раз пристрелить можно. Но если уж он дрын выдрал… – И Костя закатил глаза.
– Ну и?
– Ну и… Ну и вот! – Таманский потянулся и налил еще по стакану. – Это типа визиточки подмосковной группировки. Русская мафия под этим делом работает. Мол, все до поры до времени можно… И рэкетом заниматься, и зоны влияния делить, и морды друг дружке из-за всяких бирюлек электронных бить… Пока русская мафия это позволяет. В частности, подмосковная. Пока она дрын не выдернула. Из забора.
