Пэт Кэдиган - Чай из пустой чашки
Темнота стала рассеиваться, окружающие тени стали четче и вычурней. Константин показалось, что она услышала ритмичный шум, глухие удары вместе с пением людей. Звуки стали громче, или ближе, она не очень понимала, и теперь она почувствовала намерение книги отвечать, словно та была живой, и сердце ее снова включилось.
Стало больше света, и Константин смогла различить какую-то группу людей вокруг чего-то, напоминающего скалу. Константин зажала книгу в руках, позволяя ее пульсу просачиваться в руки. Со временем Константин почувствовала этот пульс во всем теле, а свет становился все ярче и ярче, пока наконец она не увидела их — большую группу японцев, собравшихся вокруг марионетки, ведомой тремя людьми в балахонах с капюшонами.
Константин подошла ближе. Биение, казалось, глубже проникло в ее тело, поселив в душе переполох, который смутил бы ее, если бы она не держалась за книгу.
Она поняла, что марионетка ведет их. Хотя кукловоды были ясно различимы, про них легко забыть, по крайней мере об их руководящей роли. Было больше похоже, что они помогают марионетке, а не руководят ею.
Что-то должно случиться. Константин чувствовала какое-то нарождающееся действо вокруг, в самой атмосфере ИР, и глубоко внутри нее самой. Она посмотрела поверх голов собравшихся, мимо марионетки, в черный зев пещеры. Дверь вовне? Или наоборот, внутрь чего-нибудь еще?
И вдруг она испугалась, поняв, что это на самом деле, что они собираются призвать что-то откуда-то извне, нечто странное, новое и прежде совсем неизвестное, и потом все изменится, будет изменено, хочет ли кто этого или нет. Она шагнула вперед, держа каталог в одной руке и подняв другую.
— Не… — начала она, но было уже поздно.
Хотя чувство захватило ее и потрясло как тряпичную куклу, она поняла, что это было, и стала безудержно смеяться в безмерном облегчении. А потом она уже не могла остановиться. Константин буквально каталась по земле, сжимая книгу перед собой, и смеялась, смеялась, смеялась. Смеялась от радости, что жива, смеялась наперекор темноте и смерти. Смеялась от удовольствия, смеялась назло боли, смеялась потому, что ее всю трясло, и потому, что хотелось смеяться еще. А еще она, конечно, смеялась потому, что она была не единственная, кто испытывал приступ хохота, потому, что все собравшиеся люди хохотали так же громко, как она, без сомнения почти по тем же причинам. Они смеялись, завывали и снова смеялись, и это стало похоже на хор, каждый смеялся свою партию.
Бездыханная, но все еще смеясь, Константин села и посмотрела на марионетку, чтобы понять, как с ней управлялись кукловоды. Марионетка стояла лицом к пещере, откуда вышел смущенный японец, щурясь на свет. Он переводил взгляд с марионетки на людей, собравшихся вокруг пещеры, и наконец добрался до нее.
Лицо свела судорога гнева, и она поздно вспомнила, что носит внешность персонажа Шанти Лав. Или, может, его расстроила книга. Он закричал и ринулся к ней. Люди схватили его.
Марионетка превратилась в женщину. Она теперь одиноко стояла, глядя на Константин, лицо у нее было уставшее, потом она протянула руку:
— Шанти Лав, — сказала она.
Книга легко поднялась из рук Константин и полетела прямо к ней. Константин хотела пожать плечами, но сдержала движение и посмотрела на японца, которого крепко держали несколько человек. Ей казалось, что все ждут ее слов, и она начала говорить то, о чем думала:
— Том Игучи, вы арестованы как соучастник, причастный к убийствам Салли Лефкоу, Эмилио Торреса, Марш Кьюкендал, Лидии Стэнг…
[ШЕСТНАДЦАТЬ]
ПУСТАЯ ЧАШКА [VIII]
— …Лидии Стэнг, Фло…
С каждым новым произнесенным именем из книги в руках у Юки выскакивали голограммы людей, словно доказывая выдвигаемые обвинения. Никто из них не был знаком Юки, пока иностранец не произнес последнего имени.
— …И человека, известного на момент смерти как Томоюки Игучи.
— Эш! — Юки закрыла рот рукой и в ужасе посмотрела на Тома.
Он хотел удержать взгляд, но быстро опустил глаза.
И тут позади него появилась Боди Сатива, жестом она приказала людям отпустить Тома.
— Не поймите превратно, — сказала она иностранцу, — но сначала его следует найти.
Незнакомец кивнул, покорно опустив плечи:
— Если он есть здесь, то где-то он все равно должен быть…
— Может, там вам поможет Джой Флауэр.
— О, Господи, — сказала Юки. — Джой Флауэр. Я…
Она обернулась к Боди Сативе:
— Вы можете… здесь что-нибудь… или ничего?
Боди Сатива печально взяла ее за руки:
— Ничего, пока ты в их руках. — Очертания ее тела и лица стали распускаться будто пряжа, пока верхняя оболочка, словно это был костюм, не исчезла совсем. Теперь перед ними стояла старушка в традиционном японском одеянии, с музыкальным инструментом странной формы. — Одежды утеряны, и я больше не Боди Сатива, а Бентен, Покровительница искусств.
— Вы все равно немного похожи на мою бабушку, — сказала Юки. Книга, которая попала к ней от иностранца, теперь появилась в руках Бентен. — Итак, вы теперь Бентен. А что будет со мной? В смысле кроме притеснения?
Лицо новоявленной богини было полно сострадания, но оставалось абсолютно спокойным.
— Кому-то надо быть Бодхисаттвой.
У Юки открылся рот.
Вдруг появилось ощущение, как сотни сильных рук положили ее на кровать, слева от нее кто-то стоял на коленях, одной рукой вытягивая ее, в другой держа наготове пистолет-шприц. Всего лишь на одну секунду, но совершенно ясно, неправдоподобно ясно и реально. Юки попыталась закричать и снова свернулась — они не стали ей мешать, потом стоявший на коленях навалился на ее ноги.
— …чем быстрее их движения, тем проще их скинуть… сказали тебе, будь готова к…
— …ще дозу…
Кто-то оттолкнул ее голову вперед и вниз, и неожиданно она потеряла способность двигаться, даже дышать не могла. С огромной силой на нее навалилось чувство паники и тут же исчезло, двигаться она все еще не могла, но снова начала дышать.
Сосредоточившись, она ощутила, что лбом лежит на чем-то твердом. Рука на плече перевернула ее навзничь, и женщина, которой могла быть и Джой Флауэр, стала вглядываться ей в лицо. Она была так близко, что Юки видела в ее глазах свое отражение, словно оно было выгравировано на роговицах.
Два крошечных Тома Игучи подняли пальцы к губам, оба сразу, призывая ее к молчанию.
Где я?
Юки отпрянула, отвернулась и попробовала вскочить и убежать, но что-то ударило ее по спине, и она упала.
Когда Юки открыла глаза, она все еще падала. Внизу она видела огромные просторы ночного города. Множество разноцветных огней врывались в темноту. Она хотела заплакать от облегчения; долгое падение закончится, должно закончиться, и тогда наступит покой, по меньшей мере покой. Тома нет, но ведь она попыталась, а теперь ей все равно. Может, он наблюдает за ее падением в ночи, из какого-нибудь тайного убежища, из какого-нибудь зеркала или даже чужими глазами. Может быть, если бы у нее было зеркало, чтобы посмотреть на свое отражение, она увидела бы его в своих глазах: две миниатюры-близнеца…
Неожиданно она поняла, что земля уже очень близко, и теперь Юки четче видела огни, сверкающие и перемигивающиеся узоры, организованные в гигантские сверкающие слова, сверкающие картинки, сверкающие kanji [17], словно на длинном причудливом экране, для чего, может, и существует эта вселенная, там, в темноте, чтобы сообщить всем: Япония — жива!
Да. Япония жива. Она снова закрыла глаза и стала ждать, когда Япония ее заберет.
[СЕМНАДЦАТЬ]
СМЕРТЬ В ЗЕМЛЕ ОБЕТОВАННОЙ [VIII]
— Что это? — спросил Тальяферро из-за двери комнаты в салоне.
Константин стояла с шлемом в руках и не могла решить, закончить все или снова надеть шлем и оказаться в гуще событий.
— У меня было наистраннейшее… приключение, — сказала Константин.
— Да? А что тебя так рассмешило?
Константин улыбнулась, глядя мимо него:
— Жизнь. Да вообще все. И еще, что несколько часов кряду я не вспоминала о своем бывшем. — Она вдохнула и с силой выдохнула. — У нас есть информация на Джой Флауэр?
[ВОСЕМНАДЦАТЬ]
ЧАЙ
Она проснулась на своем матрасе в приятной комнате с незатейливым бамбуковым рисунком на обоях и вяжущим ароматом зеленого чая.
Потом кто-то помог ей подняться, и она смогла выпить чай. И хотя теперь аромат ощущался сильней, вкуса она не почувствовала, но чем больше она пила, тем больше чувствовала вкус чая. И видимо, кружка была намного больше, чем ей показалось сначала, потому что она пила целую вечность, прежде чем напилась, а в кружке все еще оставался чай. Теперь аромат вытеснил все, оставшись единственным ощущением.
Она снова легла и стала глядеть на человека, лежащего на матрасе, подвешенном каким-то образом к потолку. А может быть, это она лежала на потолке, а тот, другой, лежал на полу. Невозможно было понять, кто из них вверху, а кто внизу, было совершенно неважно, как долго она его разглядывала или сколько она думала. Человек всегда повторял ее движения, словно это была тренировка зеркальных танцев. Но иногда ее внимание ослабевало, и тогда ей казалось, что человек незаметно совершает собственные движения. Она ждала, что придет кто-нибудь и объяснит происходящее.
