Сергей Матвеев - Битва за Смоленск
Постепенно к нам на брёвнышки подтянулось практически всё звено. Рядом со мной, слева и справа, сидели Макарыч, Федя, Бруно с Петей, Мельник и Саид. На соседнем бревне сидели Вакс с Жекой и ещё три дружинника, имена которых я так до сих пор и не узнал. Я так обрадовался их появлению, что решил даже не поднимать тему с их бегством с поляны во время последнего боя. Будем считать, это было не бегство, а отступление. Последней пришла Агнешка — потеснила Петю, села рядом с Бруно, завела какую-то оживлённую беседу, уж не знаю, о чём. Солнце скрылось за верхушками деревьев, но никто не уходил — так хорошо было тёплым летним вечером сидеть возле костра среди друзей и слушать гитару. Слава пел о любви. О боях, о смысле жизни, о цене, точнее, бесценности дружбы. Ему подпевали, но гитару никто не просил, как это частенько бывает в подобных ситуациях в реале. Наверное, искусство игры надо было предварительно тренировать, как и любое другое в Нереалии. Я спросил об этом Макарыча, он кивнул и пояснил, что Слава, вообще-то, менестрель, а боец — это его вторая профессия. Поэтому он всего лишь рядовой боец, хотя менестрель уже какого-то там заоблачного уровня. В это я легко мог поверить, слыша его игру.
Но вот он заиграл что-то испанское, со специфическим боем по струнам и характерным ритмом фламенко. Рядом с костром немедленно появилась, словно из ниоткуда, Чарген. На ней было красивое белое платье, очень эффектное на её смуглой коже. Длинные волосы закрывали плечи и свободно спадали до пояса. Она начала медленно двигаться в такт музыке, изящно вздымая руки и щелкая пальцами, вместо кастаньет. Блики от костра прыгали по её лицу, создавая затейливую игру света и тени, завораживая и гипнотизируя вместе с её движениями. Думаю, не было в этот момент ни одного мужчины, чей взгляд не был бы восторженно прикован к ней. Девушки, судя по Агнешке, тоже смотрели внимательно, с выражением лёгкой зависти и ревности на лице. В какой-то момент мне показалось, что Чарген смотрит только на меня, и что отблески огня, как искорки, прыгают в её глазах. А может, это были первые появляющиеся на небе звёзды.
Улыбка вдруг сошла с её губ, и я не сразу понял, что это выросло у неё на плече. Она вскрикнула, схватилась за плечо рукой, и только сейчас я осознал, что воздух наполнился странным свистом. Звук шёл одновременно со всех сторон, как в кинотеатре, и вызывал безотчётный страх. Как в замедленной съёмке опускались с небес горящие стрелы, вонзаясь в землю, брёвна и людей. Прямо передо мной выцветало лицо изумлённого незнакомого бойца, стрела попала ему в шею.
— Воздух!! — запоздало закричал кто-то. — В укрытие!!
Бойцы срывались с мест, опрокидывая соседей. Того и гляди, затопчут. Но, главное — воздухом дело явно не ограничится. А мы без амуниции! Я вскочил на ноги:
— Резерв! За мной!! — и понёсся, не оглядываясь, по направлению к нашей избе.
Застава пылала. Не знаю уж, кто и как продумывал оборону, но ничего, похоже, не сработало: кто-то сумел застать нас врасплох и, к тому же, поджечь деревянные стены. Я оглянулся: за мной грузно бежал Мельник, а за ним тесной кучкой и все остальные. Может, кого-то не было, считать было некогда. Навстречу спешили дружинники с вёдрами, полными воды, а вдогонку нам летел медный звон забившегося в отчаяньи, как раненая птица, церковного колокола.
Я поднялся по ступенькам на крыльцо хорошо знакомой мне штабной избы Рексомана и толкнул дверь. В горнице за широким столом сидели сотник, Добрыня и Мамай. Перед ними стоял Персиваль, крепко держа за руку пленённого мною вчера щуплого бандита. Судя по всему, допрос был в самом разгаре. Рексоман кивнул мне и рукой показал на стул.
— Так откуда у вас столько оружия в лагере оказалось? Кто снабдил? — скучным голосом спросил Мамай.
— Клад нашли, — ехидно ответил пленник.
— Не гандарийцы вам случайно клад-то подбросили?
— Говорю, клад. Гы! — шкиперовец явно находчивостью не блистал.
— А хочешь, мы тебя в карцере до конца года оставим? — вкрадчивым голосом спросил Рексоман.
— Да мне плевать, — равнодушно сказал пленный. — Меня вытащат. Скоро всех вас обнулим. И князя вашего заодно.
— Как звать тебя? Это же, надеюсь, не тайна? — спросил Добрыня.
— Анархист две тыщи восемь.
— Ничего себе имечко, — ухмыльнулся Мамай. — А скажи-ка ты нам, мил человек, про кого ты все время нам толкуешь? Кто это мы? Мы придём, мы обнулим… Кто именно? Банду вашу мы разбили, базу ликвидировали. Как обнулять собираетесь?
— Ничего я вам не скажу. Нашли стукача, — презрительно сказал Анархист.
— Есть предложение, — Рексоман подался вперёд. — Мы тебя отпускаем на все четыре стороны. Топай домой. Или, на твой выбор, обнуляем в честной дуэли, и ты мгновенно возвращаешься к себе в родной город.
— А взамен что хотите? — насторожился пленный.
— А взамен ты нам говоришь одну-единственную вещь: кто поставил оружие.
Анархист задумался. Предложение немедленно вернуться домой выглядело более, чем заманчиво. Куда привлекательнее, чем неизвестно сколько сидеть в карцере, выпадая на это время полностью из игры. А играть он любил. Это я с уверенностью могу сказать — в виртуальных играх, в принципе, не встретишь людей, которые не любили бы играть. Другие здесь не задерживаются.
— Чем докажешь? — нахально спросил Анархист.
— Слово командира заставы и рыцаря, — Рексоман торжественно встал в полный рост. — Ты слышал когда-нибудь, чтобы смоленские рыцари своё слово нарушали?
Анархист снова задумался. Персиваль кашлянул, переступил с ноги на ногу и взял пленного за предплечье левой рукой.
— Затекла, — прокомментировал он, похлопывая правой рукой по бедру.
— Решай быстрее, Анархист, некогда мне тут с тобой лясы точить, — поторопил пленного Рексоман.
— Ладно! — сдался тот. — Скажу, но немного.
Мне почему-то сразу подумалось, что персом руководит совсем ребёнок, школьник. Когда долго играешь, начинаешь распознавать такие вот нюансы в речи.
— Говори! — потребовал сотник.
— Короче, я только слышал, что Шкипер в город ходил, в Смоленск ваш, — быстро сказал пленный. — Типа вызвали его или что-то в этом роде. А потом ночью гандарийцы подошли, а может, и ещё кто-то с ними, я не знаю — просто помогал им телеги с амуницией разгружать. Вот и все, потом меня в засаду послали, дальше я не в курсе. А только точно скажу: отожмут у вас скоро Смоленск. У нас только и разговоров, как трофеи делить будем.
Рексоман снова сел за стол и задумался.
— Отпускайте! — напомнил о себе пленник. — А лучше обнулите.
Персиваль вопросительно глянул на сотника.
— Дайте ему кинжал, — сказал тот. — Пусть с ним Алекс сразится, ему опыт нужно зарабатывать.
Я такого поворота не ожидал, но спорить не стал, опыт и вправду нужен.
— Выведи его пока, Персиваль. Подождите минуток пять, пусть мне Алекс доложится сначала, — приказал Рексоман.
— Понял! — ответил Персиваль и вывел пленного во двор.
Мамай шумно выдохнул, провёл рукой по лбу, будто вытирая пот.
— И где только Шкипер этих малолеток набирает? — с недоумением спросил он.
— Ну, во-первых, до сих пор мы у него малолеток не замечали, — задумчиво сказал Рексоман. — А во-вторых, если у него банда до двухсот с лишним человек выросла, то её вполне могли наши соседи людьми накачать так же, как и оружием.
— Конечно могли, — поддержал его Добрыня. — Гребут людей, где могут, и пачками к нам засылают. Вопрос, с какой целью.
— Вопрос, чего они добиться хотят, — сказал Мамай. — И кто это Шкипера в Смоленск вызвал? Вроде как, на службе у князя не состоит. Что происходит вообще? Одно дело — беспредельничать помаленьку, это часть игры, понять можно. Другое дело — если они тут армию у нас под носом собирают.
— А может, я как раз тогда и встретил Шкипера у ратуши, когда его вызывали? — спросил я.
— У ратуши, говоришь? — переспросил Рексоман. — Думаете, случайность?
— Не верю я наместнику ни на грамм, — сказал Мамай. — Это он замутить что-то решил.
— А Шкипер у него на побегушках? — скептически спросил сотник. — Не по понятиям это, не станет он унижаться.
— Это смотря сколько ему советник пообещал, — заметил Добрыня. — Шкипер деньги любит.
— Ага, и власть, — добавил Мамай. — Отожмём, мол, город, и будешь в нём править. Ради такого он бы наместнику сапоги лизал.
— А что значит «отожмём»? — не понял я. — Вот и Анархист то же самое сказал.
— Это когда город больше недели осаждают, — пояснил Добрыня. — Если противнику не удаётся ратушу и её контрольный пункт с боем захватить, то есть ещё вариант победы через осаду города. У защитников есть семь дней, чтобы снять её или откупиться.
— А если не получается?
— Если не получается, то княжество официально переходит в собственность нападающей стороны. Ратуша закрывается. Дружина распускается. То есть противник расширяет свою территорию за наш счёт, получает дополнительные ресурсы, накопленные ценности и так далее.
