Дэвид Марусек - Счет по головам
Молоток достучался до здания и перешел на его кирпичную стену.
— Есть! — крикнул Трой. — Поймал гада. Иди посмотри. — Он отдал очки домоправителю и спросил Богдана: — Чего вылупился?
— Ничего. — Богдан отвел глаза.
— Хорошо-о, — протянул, глядя в трещину, Дитер. — Метра три — три с половиной. Надо взять образцы. — Он снял очки и сказал Богдану: — Ну что, молодой Кодьяк, как вам живется при нашем лифте? Жарковато в такую погоду, а? Может, лучше держать дверь открытой?
— Я люблю, когда жарко, — уклончиво сказал Богдан. Тобблеры обнаружили что-то под чартерным домом, и ему хотелось знать что. Но они, конечно, не скажут, особенно Трой, а выспрашивать у них информацию он не станет. — Спокойной вам ночи, Тобблеры.
— Спокойной ночи, Кодьяк.
Он прошел мимо «Микросекунды», поднялся на крыльцо к кодьяковской двери. На голос он теперь не стал полагаться, а сразу приложил к двери ладонь.
— На, читай.
— Здравствуйте, посетитель, — сказала дверь очень знакомым голосом.
— Китти, ты? Это я, Богдан. Открой парадную.
Но это была только запись, притом старая.
— Вследствие военного положения и возможности беспорядков дом чартера Кодьяк временно герметизирован, — сообщила дверь. — Извините за причиненные неудобства.
Военное положение? Да Богдана тогда и в проекте не было.
— Мы лишены возможности обратиться к вам реально, — продолжал голос Китти, — но если цель вашего посещения не противозаконна, дверь уведомит нас. В противном случае просим немедленно удалиться. И помните, что это дверь модели «Античужак», полностью вооруженная и имеющая лицензию на защиту от вторжения.
— Дверь, скажи кому-нибудь, что я здесь, — взмолился Богдан. — Эйприл или Денни. Просто свяжись с ними.
Ответа не было. Он хотел уже плюнуть и пройти через «Микросекунду», но дверь заговорила другим голосом — Расти?
— Мы все уже спим, дружище. Приходи утром.
— Ничего вы не спите! — Богдан лягнул дверь. Она ответила металлическим лязгом и выдвинула газовые дула из рамы. Богдан снова нанес удар, зная, что газовые баллоны давным-давно разрядились. Тобблеры отвлеклись от своего занятия и уставились на него, но он не обращал на них внимания и продолжал пинать, пока внутри не включилась тревога.
В конце концов ему открыл домоправитель Кейл.
— Что за шум, Богдан?
— Долбаная дверь открываться не хочет, вот и стучу. Не можете, что ли, наладить? — Он протиснулся в вестибюль мимо Кейла. — Так трудно починить хренов домпьютер?
— Я смотрю, мы сегодня не в настроении, — сказал Кейл.
— Да ну? С чего бы это? Может, мы весь день вкалывали? Или, наоборот, дома сидели и не делали ни хрена?
— Кто-то, похоже, сильно проголодался, — невозмутимо ответил Кейл. — Иди руки мыть, мы тебя ждем с обедом. И Сэму заодно отнеси поднос. Он неважно себя чувствует. Скажи, что мы все поднимемся к нему после обеда.
Богдан слишком устал, чтобы спорить, и поплелся в комнатушку за «Микросекундой». Там стоял отдельный экструдер, кухонный.
— И не забудь, — крикнул вслед Кейл, — в семь у тебя разрешительная комиссия.
* * *На середине крыши Богдан услышал храп, вестник целительного дневного сна. В двери сарайчика появилась новая дырка, в которую он тут же сунул палец. Сэм, укрывшись старым одеялом, лежал на кровати. Богдан вошел, ступая как можно тише. На шатком пуфике стоял другой поднос, нетронутый — видимо, с ленчем. Богдан поменял его на свой. Полуденная фрутокаша слегка забродила и издавала густой приторный запах. Разбудить, что ли, Сэма, пока обед не остыл? После их утренней встречи на лестнице он, наверное, вернулся назад и лег.
— Сэм, — позвал Богдан не очень громко.
— Ш-ш-ш, — тут же ответил Хьюберт. — Привет, Богги. Тише, пожалуйста. Сэму было нехорошо, ему отдохнуть надо.
Храп продолжался без перебоев.
— Они просили сказать, что придут к нему позже.
— Я передам, когда он проснется.
Богдан забрал поднос с ленчем и сказал шепотом:
— Хьюберт, Тоббы льют какой-то оптический агент под землю около дома. Есть идеи на этот счет?
— Сырьевые пираты, — зашептал в ответ Хьюберт. — В окрестностях вроде бы замечены техносы-копатели, и есть случаи каннибализма старых кирпичных зданий. Тобблеры подозревают, что пираты выедают изнутри наши стены.
— Зачем кому-то старые кирпичи?
— Наш дом построен из пульмановских. Их делали в девятнадцатом веке из глины озера Калюмет. Они высоко ценятся у строителей.
Богдана впечатлила информированность Хьюберта.
— Это Тоббы тебе рассказали?
— Нет. Я не так давно научился подключаться к их домпьютеру.
— Красота. К их домпьютеру подключаться умеешь, а наш наладить не можешь.
— Не так громко. Шел бы ты обедать, а? Все тебя ждут. Богдан отодвинул дверь, но не ушел. Что-то здесь было не так, только вот что? Сэм все это время храпел слишком уж мерно, и еще… еще Богдан чувствовал запах перестоявшейся фрутокаши. Будь Сэм на месте, здесь пахло бы только им. Богдан поставил поднос на стол и двинулся к койке.
— Что ты делаешь? — сказал Хьюберт. — Ты разбудишь его.
— Сомневаюсь. — Под одеялом лежала груда подушек. — Хьюберт, что происходит?
Храп оборвался, и чей-то голос сказал:
— Что? Что такое? Где это я, Генри?
Богдан подошел к динамику на рассадном столе.
— Как раз это я и хочу узнать, Сэм. Где ты?
— Богдан? Ты в моем бунгало?
— Ну да, а ты где? Внизу?
— Вообще-то наверху.
— Куда ж еще выше-то?
— Я не дома. Отлучился по одному делу. Богдан показал на разоренную койку.
— Тайком?
Из динамика донесся вздох.
— Если бы я сказал, Эйприл, ты или Китти попытались бы меня задержать, а этого я допустить не мог.
— Ты пугаешь меня, Сэм.
— Извини, мальчуган, ничего не могу поделать. Слушай: давно, когда тебя еще не слили в пробирку, со мной поступили бесчеловечно…
— Ты говоришь о прижигании. — Богдан, чувствуя определенное облегчение, присел на койку. — Собираешься сжечь себя в знак протеста.
Динамик ненадолго умолк.
— Понимаю. Я уже говорил об этом.
— Так, раз двести.
— Значит, сильного шока это не вызовет. Что ж, я рад. Я был пешкой в чьей-то большой игре, Богги, и хотя я уже никогда не узнаю, кто должен ответить за мою трагическую судьбу, всеобщее молчание этому только способствовало. Я хочу указать на это обществу единственным доступным мне способом.
— Но ведь это было давным-давно, Сэм. Никому больше дела нет.
— Вот я и хочу им напомнить.
Богдан, обнаружив под подушкой конверты, стал разбирать их. На каждом стояло имя кого-то из Кодьяков, в том числе и его. Он бросил их и вскочил.
— Я скажу Кейлу!
— Это бесполезно. Они могут весь город обегать, а меня все равно не найдут. Лучше уж промолчать. Обещай, что не скажешь, Богги.
— Нет! Скажи, где ты.
— Богги, мне и без того трудно. Думаешь, я легко пришел к такому решению?
— Да плевал я!
— Вот что: если Хьюберт что-нибудь напортачит и придется меня вызволять, мы с тобой свяжемся, ладно?
— Где ты?
Самсон прервал связь с Богданом. «Солджер-филд», видимо, понемногу заполнялся — рядом с ним прибавилась еще дюжина кресел. Потом Самсон посмотрел внимательно и увидел, что других зрителей, кроме этих, нет. Маленький островок сидений, скрепленных вместе, как клавиши древней пишущей машинки, одиноко болтался над пустым стадионом.
По правую руку от Самсона сидел мужчина — высокий, тощий, с костистым старым лицом и аккуратно подстриженными черными усиками.
— А, проснулись! — пробасил он. — Замечательно! Добрый вечер, сэр! — Он слегка гнусавил из-за больших бордовых затычек в носу.
Место слева занимала женщина с такими же носовыми фильтрами, придававшими ей поросячий вид. Увядшая кожа и жидкие волосы показывали, что и она порядком себя запустила. К тому же она была толстая. Серый с белым кот у нее на коленях смотрел на Самсона подозрительно.
На всех прочих сиденьях расположились дети, от мала до велика. Откуда их столько? Самсон давно уже не видел так много детей, целый школьный автобус. Он заметил, что никто из детей в отличие от двух взрослых не пристегнут к своему креслу.
Понятно. Они покупные, не реальные. А вот у кота и шлейка, и поводок — значит, реальный. Мужчина подал Самсону руку.
— Я Виктор Воль, а это моя возлюбленная Жюстина. И малышня. — Подмигнув, он обвел рукой детские кресла. — Поздоровайтесь с мсье Кодьяком, ребята.
— Здравствуйте, мсье Кодьяк! — с поразительным рвением прокричали дети.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Мы тут поболтали с вашим слугой, пока вы дремали. Правда, Жюстина?
Женщина кивнула и застенчиво улыбнулась, показав коричневатые зубы.
