Александр Чубарьян - Точка невозврата
А может, это должна быть не она? Может, Ти-Бон решил мстить не на ней?
Дашка, Костя… кто еще?
Германия далековато.
Дашка. Конечно же. В архивах СБ вряд ли есть упоминание о школьной любви к Бьянке, но наверняка остались пометки о том, что инкубатор просил за человека, который не имел отношения к проекту. Настойчиво просил – так, что ему не отказали.
– Бьянка… тут все так сложилось неожиданно… очень долго объяснять, а времени у меня нет совсем… – Он запнулся, потом неожиданно предложил: – Давай уедем. Куда-нибудь, далеко. Вместе, вдвоем, только ты и…
– Куда? Ты с ума сошел, я никуда не поеду!
Она вырвала из его ладони руку.
– Уходи, Стас. Уходи. Если нас увидят вместе, и у тебя, и у меня будут большие проблемы.
Он посмотрел еще раз в ее глаза. И твердо, уверенно произнес:
– Я сейчас уйду. Но я вернусь за тобой. Сделаю одно дело и вернусь.
Он повернулся и быстрым шагом пошел по лестнице.
Бьянка вернулась к столику. Села с каменным лицом, посмотрела на продюсера, развела руками:
– Я… я не знаю, это мой одноклассник бывший, он… Болит рука? Тебе в больницу надо.
– Я уже вызвал своего водителя. – Продюсер еле ворочал языком под действием транквилизатора.
– Мне очень жаль, что так получилось… я не знаю, как он смог найти меня, я никому не говорила, что у меня здесь встреча. Он сказал, что меня ищет какой-то имп и…
– Твой одноклассник – сам имп, – проворочал продюсер. – Имп одной из последних модификаций.
– Что?
– Ты видела, как он двигался? – Он даже нашел в себе силы улыбнуться. – Он имп – сто процентов. А как он прошел контроль на входе, это уже другой вопрос…
И, застонав, уронил голову на грудь.
Бьянка вскочила. Но уже бежал по стеклянной дорожке водитель человека, у которого она так стремилась получить работу.
* * *– Вчера как ушла на корпоративную вечеринку, так до сих пор и не появлялась. Телефон, как обычно, отключен.
Мать не волновалась. Один день не повод для волнений, раньше, бывало, она пропадала и большее время.
Стас сидел на диване, наблюдая, как возится Катя со своей электронной собакой, и пытался представить, где сейчас может быть Дашка. Ее мама еще что-то рассказывала о том, как дочь довольна новой работой. Он слушал вполуха.
За домом нет никакого наблюдения – ни электроники, ни людей. Что само по себе странно… Джет говорил, что любая странность в первую очередь предупреждение и только потом – случайность.
– Вы не видели корейца-альбиноса? В последнее время.
– Альбиноса?
– Белые волосы, белые брови…
На секунду Дашкина мама задумалась, потом уверенно покачала головой:
– Нет. Я бы такого запомнила. А что?
Она могла и не видеть.
Нагнулся, погладил Друга по шерсти. Тот негромко тявкнул.
– Это Филиппонтий, – сказала Катя.
– Угу.
– Я не хочу называть его Рипом.
– Что?! – От неожиданности Стас даже чуть подался вперед. – Как ты сказала?
– У него были белые волосы. Он приходил и сказал, что Филиппонтия надо назвать Рипом. Но мне не хочется.
– Он приходил сюда? К маме?
Катя энергично закивала головой в знак согласия, не отрываясь от игрушки.
– Когда?
– Три дня назад. Мама сказала, что Филиппонтий лучше, чем Рип. И бабушка тоже так сказала. Да?
Она оторвалась от игрушки и посмотрела на Дашкину маму. Та кивнула, спросила с тревогой:
– Что-то случилось?
– Нет, – поспешно ответил Стас. – Меня друг ищет, а я уезжал, вот он, видимо, через Дашку хотел меня найти.
Здесь. Нашел. Не его нашел, а Дашку.
Наверняка уже все кончено. И ее больше нет.
Хотя… вряд ли он станет просто убивать. Ти-Бон постарается придумать что-нибудь пооригинальнее.
Стас поднялся.
– Когда Дашка вернется…
Фальшь в голосе. Может быть, незаметная для окружающих, но самому себе противна.
– …Когда вернется, пусть телефон включит.
– Ты, может, останешься? Мы скоро ужинать будем…
– Нет, теть Галь. Мне идти надо.
Когда уже застегивал липучки на обуви, из зала выбежала малая. Подошла к нему и с грустью сказала:
– Мама обещала сводить меня в луна-парк и не пришла. И бабушка не может, потому что заболела.
– Ну… – Стас на секунду задумался. – Я твою маму поругаю, и больше она так поступать не будет.
– Ага, – кивнула девочка. – А ты сейчас не в луна-парк идешь? – И посмотрела с надеждой.
– Нет. – Стас сочувственно развел руками. – Не в луна-парк.
Щелкнул замок, он шагнул уже одной ногой через порог…
– Ты только маму сильно не ругай, ладно?
Стас усмехнулся:
– Ладно. Сильно – не буду.
Закрыл за собой дверь.
Чего сейчас ожидает от него Ти-Бон? Знает, что он в этот момент находится здесь, возле Дашкиной квартиры? Или ждет его в другом месте?
«Где ты, мой враг-близнец? Какой ход придумал ты, чтобы отомстить? Ты ведь не станешь меня убивать. Иначе все кончилось бы там, в Балашихе. Хочешь уничтожить близких людей? Так же, как когда-то поступили с тобой?»
* * *Он был галантен и изыскан. Но несмотря на это, Дашке не удавалось прогнать смутное чувство страха, возникавшее, когда их взгляды встречались. Равнодушие и пустота, вот что видела она в глазах корейца-альбиноса.
– Это из-за линз, – объяснил Ти-Бон, когда Дашка призналась ему в этом.
Массажные линзы с функцией восстановления сетчатки, у него плохое зрение, и приходится пользоваться такими вот новинками нанотехнологии.
А еще он сказал, что она похожа на Катрин.
– Кто это – Катрин? – спросила Дашка.
Он не ответил. И хотя ничто не изменилось в его лице, Дашка почувствовала, что он стал другим. Всего лишь на секунду.
Это было рано утром, когда они ехали в машине.
Тогда она поняла, что на самом деле ей все равно, куда он ее отвезет. Не хотелось только одного – расставаться.
«Мажестик» – дорогая гостиница. Шестьдесят четыре этажа, сто восемнадцать люксов, четырнадцать вип-апартаментов… и они находились в одном из таких. Сутки здесь стоят сумасшедших денег.
Секс был куда более сумасшедшим. Дашка лежала под одеялом на широкой двуспальной кровати. Он стоял у окна, уже одетый. Поигрывал каким-то странным браслетом и смотрел в окно. За толстым многослойным дымчатым стеклом видны небоскребы «Транснационаля», «РАО ЕЭС» и «Офис-Центра», возвышавшиеся среди хитросплетений навесных дорог и менее высоких зданий. Сорок шестой этаж. Людей отсюда не разглядеть, а машины похожи на муравьев, беспрестанно снующих в обе стороны. Вперед-назад. И никуда в сторону.
– «Два равных, уважаемых семейства в Вероне скрестили шпаги, сиянье дня затмив, когда размолвки прежние враждою обернулись и кровь была пролита, запачкав руки их, врагов непримиримых…» – Ти-Бон неожиданно повернулся к ней. – Тебе нравится Шекспир?
– Ну… – растерялась Даша. – Честно говоря, я его не читала и…
– Монтекки и Капулетти никогда не примирятся. Как сказал когда-то один мой знакомый по имени Джет, «кровь, лившаяся в восемнадцатом веке, имеет такой же цвет, как и сейчас, поэтому не говорите мне про времена и нравы». Кровь льется. И будет литься, пока одно из семейств не победит в этой борьбе. А этому не случиться никогда.
– Зачем ты искал Стаса? – не понимая, о чем это он, спросила Дашка. – Ты нашел его?
– Да. – Ти-Бон улыбнулся. – Мы пообщались. Прошлой ночью.
– У него все нормально? – Дашка вылезла из-под одеяла и начала быстро одеваться. – Я уже давно его не видела…
– У него была небольшая проблема, но, думаю, он ее уже решил. Включи свой телефон.
Вчера он попросил ее отключить связь. Чтобы им никто не мешал.
Она даже вопросов вчера не задавала. Будто одурманенная была. А сейчас все это казалось странным и пугало ее.
Дашка потянулась к сумочке.
– Мне сегодня сон приснился, будто я наконец нашла последнюю строчку стихотворения.
– Стихотворение?
– Я не помню последнюю строчку и не знаю, кто автор. Хочешь, я прочитаю тебе то, что помню? Стасу нравились…
– Скажешь ему, что я буду в «Башне».
– Что?
– Стасу. Скажи, что я буду в «Башне». Он поймет.
– А если…
– Он позвонит тебе. Обязательно. Или найдет тебя. Акела промахнулся, но в данной ситуации его промах не играет никакой роли. Триумф победителя рождает не победа, а поражение соперника. – Он взмахнул руками. – Слон же шесть. Шах.
Слушая эти странные и непонятные слова, Дашка смотрела на него с нескрываемой тревогой.
Ти-Бон пошел к двери.
– Ты уходишь? – спросила она растерянно.
– Номер оплачен до полуночи.
– Я не про это! – вспыхнула Даша. – Мы… Я еще увижу тебя?
– Если ты не увидишь себя. Бойся себя, Катрин. И никого больше.
– Я не понимаю тебя… – произнесла Даша.
