Джон Адамс - Апокалипсис
А потом все прошло. Мир остался в прошлом. Келли и 2.0 — тоже. Было дело, которое надо сделать. Феликс завернул их в одеяло, ему помог угрюмый Ван. Они вышли на лужайку перед домом и стали по очереди копать могилу лопатой, которую Келли держала в гараже. К тому времени они стали уже опытными могильщиками. И набрались опыта в обращении с покойниками. Они копали, а настороженные собаки наблюдали за ними из высокой травы на соседних лужайках, но и собак они хорошо научились отгонять метко брошенными камнями.
Выкопав могилу, они положили в нее жену и сына Феликса. Он поискал слова, чтобы произнести их над свежим холмиком, но в голову ничего не пришло. Он выкопал так много могил для жен стольких мужчин и для мужей стольких женщин… Слов просто не осталось.
Феликс копал канавы, искал консервы, хоронил мертвых. Он возделывал землю и собирал урожай. Починил несколько машин и научился делать дизельное биотопливо. В конце концов он оказался в инфоцентре маленького правительства — маленькие правительства возникали и распадались, но у этого хватило ума понять, что нужно вести учет, и ему понадобился человек, чтобы его вести и поддерживать все в рабочем состоянии. Феликс взял с собой Вана.
Они проводили много времени в чатах и иногда встречали там старых друзей из того странного времени, когда они правили Распределенной республикой киберпространства. Встречали тех, кто упорно называл его премьер-министром, хотя в реальном мире его никто больше так не называл.
По большей части жизнь была не очень-то хороша. Раны Феликса не заживали, как и у многих других. Были болезни, затяжные и внезапные. Трагедия сменяла трагедию.
Но Феликс любил свой инфоцентр. Здесь, среди гудящих серверных стоек, он никогда не испытывал ощущения, что живет в первые дни лучшего мира. Но что живет в последние дни мира — тоже.
> иди спать, Феликс
> скоро, Kong, скоро. Резервное копирование почти закончилось
> да ты трудоголик, приятель
> кто бы говорил
Феликс перезагрузил главную страницу "Google". Queen Kong держала его в онлайне уже два года. Буквы "о" в слове "Google" постоянно менялись, когда ей это взбредало в голову. Сегодня они были мультяшными планетками — одна улыбалась, другая хмурилась.
Феликс долго смотрел на них, потом вернулся в режим терминала — проверить, как идет резервное копирование. По крайней мере сегодня оно шло как но маслу. Архивы маленького правительства были в безопасности.
> ладно спокойной ночи
> береги себя
Ван помахал ему вслед, когда он направился к двери, потягиваясь и хрустя позвонками.
— Спокойных снов, босс.
— Только не сиди здесь опять всю ночь, — сказал Феликс. — Тебе ведь тоже надо спать.
Ты слишком добр к нам, работягам, — отозвался Ван и забарабанил по клавиатуре.
Феликс закрыл за собой дверь и вышел в ночь. За домом тарахтел генератор на биотопливе, выплевывая едкий дым. Луна стояла высоко, и он ею полюбовался. Завтра он вернется, наладит еще один компьютер и опять станет бороться с энтропией. А почему бы и нет?
Этим он занимался всю свою жизнь. Ведь он был сисадмином.
Джеймс Ван Пелт
Последние О-формы
Перу Джеймса Ван Пелта принадлежит роман "Лето апокалипсиса" ("Summer of Apocalypse") и около девяноста рассказов, публиковавшихся в "Analog", "Asimov's "Realm of Fantasy" и "Talebones". Кроме того, были выпущены два сборника писателя: "Бродяги и попрошайки— ("Strangers and Beggars"), а также "Последние О-формы и другие рассказы" ("The Last О-Forms and other Stories").
Ван Пелт создавал серию произведений о движущихся медленнее света кораблях-ковчегах, уносящих беженцев с Земли, и во всех историях подразумевается, что люди спасаются от "генной чумы". Неожиданно автору пришло в голову, что не менее интересно будет описать происходящее на Земле.
Так появился рассказ "Последние О-формы", ставший финалистом премии "Небьюла". Действие в нем происходит в мире, где больше не рождаются нормальные дети. Все до одного мутанты, что и хорошо, и плохо для бродячего экзотического зверинца доктора Тревина…
Вокруг простиралась темная долина Миссисипи. Окна болот на горизонте поблескивали под луной как серебряные монетки, сверкавшие сквозь заросли черных деревьев или запутавшиеся в изгороди из рельсов, тянувшейся на много миль. В воздухе пахло сырым мхом и тухлой рыбой. Запах был тяжелым, как мокрое полотенце, но уж лучше такой, чем тот, что распространяется от клеток с животными к полудню, когда солнце бьет в брезентовую крышу фургонов, притулившихся в редкой тени. Ночные переезды удобнее. Тревин до минуты рассчитал расстояния. Скоро они проедут Рокси, затем почти подряд Гамбург, Макнейр и Гарристон. В Файетте есть симпатичная забегаловка, где можно позавтракать, но для этого пришлось бы свернуть с трассы, а стоит чуть задержаться, и они попадут в самую гущу утренних пробок под Виксбургом. Нет уж, надо ехать, ехать до следующего городка, который, может быть, спасет их шоу.
Он потянулся через сиденье к мешку с продуктами, лежавшему между ним и Каприс. Она спала, приткнувшись младенческой светлой головкой к двери. Крошечные ручки сжимали открытую на коленях "Одиссею" на древнегреческом. Если бы не спала, глянула бы на карту и с точностью до минуты сказала, сколько осталось ехать до Майерсвиля на той же скорости и сколько — с точностью до унции — дизеля осталось у них в баке. И взглядом пришпилила бы его к стене. "Почему бы тебе самому не сообразить?" — так и спрашивают глаза маленькой девочки. Он подумал, не припрятать ли телефонный справочник, который она подкладывает под себя, чтобы смотреть в окно. Будет тогда знать. Может, она и выглядит как двухлетняя, но на самом-то деле ей двенадцать, а душа у нее — сорокалетнего налогового инспектора.
На дне мешка, под пустой коробкой из-под пончиков, нашлась вяленая говядина. Перец почти забивал вкус, а о слабом металлическом привкусе, пробивавшемся сквозь него, лучше не думать. Кто знает, что это за мясо. Маловероятно, что где-то еще остались на забой коровы оригинального типа, или О-коровы.
За длинным изгибом дороги из мрака выплыл знак ограничения скорости в пределах города. Тревин притормозил и поехал медленнее. Полиция Рокси пользовалась недоброй славой за искусные ловушки для нарушителей, а денег, чтобы откупиться, у него не хватит. В зеркале заднего вида показались подтянувшиеся ближе машины — второй фургон и легковушка с командой подсобных рабочих мастера Харди.
На пустом перекрестке Рокси мигал желтым светофор, а под редкими фонарями виднелись ряды запертых наглухо магазинов. Четыре квартала по центру города, еще миля мимо обветшалых домов и выстроившихся вдоль дороги трейлеров, мимо дворов, где в лунном свете мелькали сломанные стиральные машины и кипы угольных брикетов. Из-за решетчатой изгороди машину Тревина облаяли. Он притормозил, чтобы поглядеть, кто это. Профессиональное любопытство. В свете фонаря над крыльцом животное напоминало О-пса, оригинальную форму, причем старую, судя по неуклюжим движениям. Таких уже немного осталось. После появления мутагена… Тревин задумался, как хозяин, который держит О-собаку во дворе, ладит с соседями — не завидуют ли ему.
Младенческий голосок возгласил:
— Если в Майерсвиле мы не наберем двух тысяч шестисот долларов, придется продавать фургон, папа.
— Никогда не называй меня папой, слышишь! — Он молча проехал длинный изгиб. На двухполосных шоссе часто нет обочины, так что отвлекаться на повороте небезопасно. — Я думал, ты спишь. И между прочим, хватит и тысячи.
Каприс закрыла книгу. В темноте кабины Тревин не видел ее глаз, но знал, что они холодны, как голубой арктический лед. Она сказала:
— На дизельное топливо тысячи, конечно, хватит, но мы уже сколько недель не платили по счетам. Подсобники не потерпят новой задержки жалованья, после того, что ты им наобещал в Галфпорте. Квартальный налог просрочен, а федералов, в отличие от прочих кредиторов, не уговоришь потерпеть пару месяцев. Корма для животных хватит дней на десять, но тигрозели и крокомыши нужно свежее мясо, они без него подохнут. В две шестьсот мы уложимся, но только-только.
Тревин ощерился. Он уже много лет не умилялся младенческому голоску и детской картавости, а смысл ее слов почти всегда состоял в критике или сарказме. Жить рядом с ней — все равно что постоянно держать при полной неуверенности в себе адвоката ростом с бутылку.
— Стало быть, нам надо налопатить… — он наморщил лоб, — две тысячи шестьсот разделить на четыре с половиной…
— Пятьсот семьдесят восемь. И у тебя еще останется лишний доллар на чашку кофе, — подсказала Каприс. — Столько мы не набирали с прошлой осенней ярмарки, но и тогда заработали только на том, что в Натчезе раньше времени закрылся праздник пивоваров. Хвала Всевышнему за Луизиану с ее антиалкогольным законодательством! Нам пора признать, что шоу прогорело, избавиться от инвентаря, продать оборудование и расплатиться с работниками.
