Андрей Васильев - Игра не ради игры
— Есть хочу, — сказал он мне.
Я погладил живот, сказал ему:
— Сейчас мы тебя покормим, сейчас мы в тебя две сосиски положим. Или три! И с макарошками!
Живот довольно заурчал. Потом недовольно взревел, обнаружив, что его обманули. В холодильнике простиралась ледяная пустыня с одиноко торчащими в ней банкой горчицы и невнятным куском чего-то, в прошлой жизни, видимо, бывшего сыром. Еще в ледяной пустыне зеленел одинокий оазис в виде чахлого кустика укропа.
Я глянул на часы — девять вечера. Лень, конечно, но надо идти в магазин. Чего-то с этим "Файроллом" я совсем квартирку подзапустил — холодильник пустой, хаос вон в комнатах, и душно, кстати.
Я открыл окна, оделся и двинулся в ближайший маркет. По дороге я радовался, что уже девять и все безумные бабки смотрят новости.
Пожилые люди, как и молодежь, разные. Есть старики, которые сохранили в душе кусочек детства и искренне хотят понять то, чем живут люди сейчас, пусть это даже стопроцентно разнится с тем, как жили они. Их легко узнать по смешливым искоркам в глазах, по врожденному чувству собственного достоинства, по тому, с каким юмором они рассказывают о своих недугах, — а недуги, увы, неизбежны. Таких стариков много, и слава богу, что они есть.
Но, как всегда, имеется и другая сторона медали. В данном случае это — безумные бабки.
Безумные бабки — истинный бич мегаполисов. Нет, в малых и даже среднего размера городах они занимаются своим исконным делом — сидят у подъездов, обсуждают входящих и выходящих жильцов и соревнуются с гопниками в скорости поедания семок.
Но это в провинции, в ее посконно-патриархальной тиши. В мегаполисах дикое племя бабок давно мутировало, приобретя новые навыки, умения и потребности. С первыми лучами солнца (а зимней порой — и не дожидаясь их) они достают свое мегаоружие — тележки на колесиках и палки-трости с резиновыми набалдашниками, надевают свои отличительные знаки — шлепки и белые панамки (заменяемые зимой на войлочные боты и вязаные шапочки) — и выходят в город, творить бесчинства и разруху. В час пик они врываются в салоны автобусов и вагоны метро с криками:
— Я старая, всю жизнь работала, а ты расселся (расселась)!
— Ишь какой! Ты погруби мне, погруби!
— Вырядилась, как шлюха! Наркоманка небось!
— Смотри, смотри, молодой какой. А уже пиво лакает! Алкаш!
В течение дня безумные бабки бывают во всех местах массового присутствия, делая вид, что им есть чем там заняться. А вечером (и в выходные дни) они устремляются в магазины — ну на самом деле, не ходить же им в магазин днем, когда там никого нет?
В магазинах их методы не менее грубы, чем в транспорте.
— Вы здесь не стояли!
— Я ветеран труда! Я всю жизнь работала!
— Ишь, понабрала!
— И откуда у людей деньги — столько хапать!
— А нечего с ребенком таскаться в магазин! Ах оставить не с кем? Не рожала бы! Понарожают дебилов! Что? Кто! Ах ты, хамка, да я заслуженный…
И носятся безумные бабки по городу, сея злобу, хаос и тьму… Куда той достопамятной Фриде из Файролла до этих истинных исчадий зла.
Хотел я про них статью написать как-то, но побоялся. Я подозреваю, что у них есть тайный орден, наподобие масонского — загадочный, всемогущий и с длинными руками. И мне не улыбается быть забитым ночной порой у своего подъезда клюками и авоськами.
Кстати, что интересно, безумные бабки есть, а безумных дедок нет. Наверное, наш брат мужик в какой-то момент начинает замечать, во что превратилась его когда-то молодая и симпатичная супруга, понимает, что теперь это не человек, а исчадье МКАДа, и решает, что сдохнуть куда как проще, чем жить с этим.
Но есть, есть тот час, когда люди могут без опаски ездить в транспорте и посещать любые магазины. Хвала создателям программы "Время". В девять вечера безумные бабки откладывают свое оружие и темные дела и садятся у экранов телевизора, приговаривая:
— Развалили Союз, демократы чертовы!
— А вот раньше-то!
— Опять цены на машины подросли! И это они о народе думают!
И мчится народ с девяти до десяти в магазин, и гулять, и за пивом. Весело ему и не страшно! Зло в это время сковано новостями.
За такими мыслями я взял хавчика и газировки (не пью я пиво. Не пью. Была там одна история… С тех пор и не пью) и даже вернулся домой. А дальше все просто — пожрал и спать пошел. Слава богу, один. Элька, конечно, чудо, но не каждый же вечер…
Разбудил меня телефон. И я совершенно не удивился, увидев, что звонит Мамонт. То, что на часах шесть утра, тоже не удивило.
— Никифоров, может, все-таки, статей восемь напишешь? — начал он, пропуская всякие условности вроде: "Добрый день" и "Не разбудил?"
— Нет, Семен Ильич, не напишу.
— А чего? Народу нравится — сходи вон в Интернет, глянь на общественный резонанс. Собственники газеты меня похвалили за актуальную тему. Да и вообще…
— Знаете, Семен Ильич, лучшее — оно всегда враг хорошего. Ведь пересушим тему. Лучше вон через полгодика еще один цикл забабахать. Так сказать, "Возвращаясь к напечатанному".
— Может, ты и прав. Это, кстати, очень даже разумно. Не все еще мозги ты пропил. Кстати, как допишешь — в кассу зайди. Владельцы газеты тебе сказали по окончании работы над циклом премию выписать. У нас, похоже, тираж подрастет. Ну не только из-за тебя, конечно, — это общие усилия коллектива плюс мое грамотное руководство. Совпало просто.
— Вы видели, я там две статьи вам направил?
— Видел, прочел, одна завтра в номер пойдет, другая через два дня. То есть через пять дней у меня должна быть еще одна.
— Будет, как не быть.
— Бывай, — и Мамонт положил трубку.
Чудо что за человек! Позвонил, разбудил, нахамил, работой напряг. Я порадовался тому, что у меня такой шеф, и пошел в душ.
Когда через два часа я зашел в игру, Файролл встретил меня как всегда хорошей погодой и птичьим пением за окном.
Я спустился по лестнице и подмигнул Любелии:
— Доброе утро, красавица!
— Да какое оно доброе, господин, — ответила мне какая-то осунувшаяся и смурная красавица. — Пастуха-то нашего, Янку, сегодня ночью убил кто-то. И кому понадобилось? Он же совсем безобидный был.
— А как убили-то? Ножом или голову проломили?
— Да кабы так! Его как будто поджарили — вся одежда прожжена и сам весь в ожогах. А Гарри Будочник говорит, что видел, как в ночи молнии били.
— Так, может, его молнией шандарахнуло?
— Какой молнией, милсдарь? На небе ни облачка уже недели две. Нет, тут колдовство черное. Одну ведьму-то пришибли, да, видать, другая нагрянула.
— Видать, — задумчиво согласился я.
Предположения, возникшие у меня вчера, плавно складывались в моей голове в уверенность.
Выйдя из гостиницы, я быстрым шагом направился к миссии ордена Плачущей Богини.
— К майорду Гуго, доложить немедленно, — скомандовал я тоном, не терпящим возражений, брату Цимисхию, сидевшему все за тем же столом и употребляющему то ли кефир, то ли молоко.
Все-таки служба в военизированной организации меняет даже писцов и прочих канцелярских работников. Брат Цимисхий снялся со своей табуреточки прям в каком-то рывке. Ну помните, как Джеки Чан встает на ноги из положения лежа? Ну вот как-то так.
— Майорд Гуго ожидает вас, — через секунду сообщил он мне и распахнул дверь пошире.
— Добрый день, милсдарь Хейген, — поприветствовал меня магистр, сидевший в кресле у камина, и кивнул головой.
— Рад видеть вас, майорд. Я, кажется, знаю, кто ведьмак.
Магистр встал и подошел ко мне.
— Кажется или знаете?
— Магистр, это расхожая фраза из плохого романа. У меня есть несколько фактов и мелких деталей, ведущих к одному человеку. Я изложу их вам, и мы подумаем, насколько они логичны. Хорошо?
— Согласен. Итак?
— Вчера я получил заказ от местного бургомистра на уничтожение ведьмы, орудующей в близлежащем лесу. Ну похищение людей, темные ритуалы, то да се…
— Я в курсе. Гунтер фон Рихтер вчера рассказал мне о том, что вы в отчаянном бою убили эту нелюдь.
— Я? Нет, убил ее сам Гунтер. Дрались мы вместе, но решающий удар нанес он. Он вообще у вас молодец. Был бы я один, вряд ли я бы с ней справился.
— Ну тем не менее и он один ее убил бы вряд ли. В общем, вы оба молодцы. Продолжим.
— Вы Гунтеру какую-нибудь благодарность вынесите. Хотя бы устную, что ли. Ему приятно будет.
— Вынесем, вынесем. Так что там дальше?
— Во-о-от. Бургомистр поставил мне условие, которое являлось подтверждением выполнения заказа, — принести ему колдовскую книгу этой ведьмы. Обычное, в принципе, дело: убил — докажи. Но вот какая штука — от ведьмы остались очки. И, судя по всему, именно этот предмет и являлся прямым доказательством ее смерти.
— Почему?
Елки, ну как объяснить неписю, что об этом написано в комментарии к заданию?
