Карина Вран - Восхождение
— Вызовите месье Жерара!
— Не раньше, чем вы добровольно расскажете всю правду.
— Ах ты, щенок легавый! — Озверевший месье Жюбер отшвырнул табурет и бросился на меня с кулаками.
Я ждал этого, потому позволил ему слегка помолотить воздух, уходя от размашистых ударов, а потом, перехватив запястье, вывернул правую руку за спину. Слыша его рёв и громоподобные проклятия, бдительный индеец поспешил на помощь, вдвоём мы быстро надели на него наручники и вставили кляп в рот.
Следом вломился шеф. Первым делом он, разумеется, обратил внимание на «браслеты» и возмущённо-красное лицо старосты Подола Мачехи…
— Ну, это уж лишнее. Мы же не хотим до такой степени запугивать население, сержант, — с добродушной улыбкой попенял он мне, хотя в голосе его слышалась сталь.
— Это была вынужденная мера, — сказал я, невольно потерев скулу, по которой пришёлся скользящий удар тяжёлого локтя задержанного. — Он бросился на меня, пытаясь задушить.
— Старина Жюбер? Да не может быть, вы меня разыгрываете. — Но по тому яростному выражению лица, с которым связанный староста жевал кляп, можно было догадаться, что розыгрыш исключён. — Скорей я бы подумал, что у вас какие-то странные игры на рабочем месте. Наручники, кляп, двое на одного, что дальше?
— Не понимаю ваших намёков, комиссар! — вспыхнул я. Хорошо ещё не дошло до Чунгачмунка, он у нас явно более целомудрен. — Позвольте всё вам доложить.
Жерар со вздохом подтянул тяжёлое пузо и пригласил меня в свой кабинет. Битый час с пеной у рта я доказывал комиссару очевидную виновность поселкового старосты. Он имел финансовый интерес — наследство, доступ в дом — согласно правам старосты, имел конфликт с умершей — «притеснение» падчерицы, склонен к неконтролируемой агрессии — нападение на слугу закона прямо в отделении, а форма синяка чётко свидетельствует о физической силе убийцы и на корню исключает несчастный случай. Но, увы, все мои доводы разбивались о непоколебимую уверенность шефа в правильности своей политики.
— На нашем участке такого произойти не может. Просто не может, и всё. Освободите задержанного.
— У меня есть сведения, что вы скрываете статистику преступлений.
Покрасневший комиссар долго молчал, собираясь с мыслями, а потом тяжело выдохнул:
— Вот, значит, как… Хорошо. Я разрешаю вам вести это дело так, как вы считаете правильным. Вся ответственность ложится только на вас. Но если ваши доводы не убедят прокурора, то заявление об уходе подадите сами.
— Мне бы не хотелось такой конфронтации, — честно предупредил я. — Но раз вы не оставляете мне другого выхода… Обещаю докладывать о каждом своём шаге.
Шеф проводил меня мрачным взглядом.
Бдительный краснокожий и Флевретти насторожив уши ждали меня за дверями.
— А, вы всё слышали, — по одним их рожам утвердительно заключил я. — Что ж, теперь, Чмунк, отправляйтесь в тот же посёлок и ещё раз опросите всех ближайших соседей. Задавайте им три вопроса: что они думают о Белоснежке? Что они думают о мадам де Грие? И что они думают о своём старосте? Записывайте каждый отзыв.
— Я могу поехать на мустанге, о мой вождь? — уточнил индеец.
— Он так называет велосипед, — пояснил Флевретти в ответ на мой недоуменный взгляд.
— Хорошо, пусть едет. А вы, капрал, займётесь тщательным поиском по базе данных. Меня интересует, каким образом месье Зазнобр мог бы вступить в права владения особняком мадам де Грие. Кто эта таинственная Белоснежка? Есть ли она в наших досье? Ну примерно как-то так…
— А что будете делать вы, сержант?
— Проводить следственный эксперимент. Общий сбор через два часа в кабинете шефа. Никакого предварительного обмена мнениями. Я хочу, чтобы все доклады были непредвзятыми. Мы честно раскроем это дело.
Я вышел на соседнюю улицу, дотопал до знакомого супермаркета и, быстро прикупив нужные вещи, вернулся в участок. Если я окажусь прав, то расходы по третьему чеку мне возместят. А если нет, то меня похоронят за счёт управления… Но я знал, что прав. Значит, можно рискнуть.
Коварный Флевретти, когда я вошёл, быстро свернул окошко с пасьянсом и честно вернулся к просматриванию полицейских архивов за прошлый год. Да, размеренная жизнь его разлепила и мне понадобится немалое время, чтобы организовать нормальную уставную работу участка, но цель того стоит.
Я надел поверх формы бронежилет, а голову защитил полицейским шлемом. Грабли и ведёрко с торчащими из него концами вверх ножницами поставил прямо в участке в коридоре. То есть имитация места преступления для следственного эксперимента была идеальной. Я зажмурился и храбро наступил на грабли! Новенькое древко с размаху треснуло меня по шлему, да так, что в голове зашумело. Что ж, продолжаем экспериментировать, одного раза всегда недостаточно…
Я бился о них шесть раз, едва не получив сотрясение мозга, четырежды меня сбивало с ног, а один раз даже, кажется, потерял сознание. Но выкладываемые под любым углом ножницы лишь соскальзывали под тяжестью моего упавшего тела, а не протыкали. На ткани бронежилета не было ни дырочки, ни пореза. Даже если предположить, что бедная женщина наступила на грабли и они отбросили её на ножницы, она, по сути, отделалась бы лишь парой синяков, не более…
Подсматривающий из своей комнаты Флевретти открыто снимал всё на сотовый, а наблюдавший за происходящим из-за решётки следственного изолятора Зазнобр (ему тоже всё было видно) мрачно насмехался, радуясь моим неудачам. Но лично я был доволен отрицательным результатом. Ведь теперь было окончательно ясно, что так убиться невозможно!
Как только я закончил следственный эксперимент и снял со взмокшей головы шлем, вернулся наш краснокожий друг. Его лицо было невозмутимо, но над головой буквально светился нимб переполняющей его гордости.
— Ну как, удалось выяснить что-то новое?
— Хук, Блестящая Бляха!
— Напоминаю второй раз, пожалуйста, обращайся ко мне просто — сержант, — сказал я, стягивая с себя тяжёлый бронежилет. — Флевретти, вы готовы? Отлично. А теперь все трое идём к шефу, и каждый докладывает о своём. Только честно!
Комиссар торжественно сидел в своём кабинете за столом, когда мы все трое встали перед ним навытяжку. Он подумал, почесал в затылке и указал на Чмунка:
— Сначала ты. Потом Флевретти. И закончит Брадзинский. Посмотрим, что вам удалось выяснить.
— Я обошёл шесть вигвамов и больших крепостей и говорил с пятью скво и тремя охотниками. Вот их слова. Белоснежка! Хорошая, красивая. Все охотники, говоря о ней, высовывали набок язык и тяжело дышали. Вдова вождя, мачеха Белоснежки. Вела себя достойно, скорбела по мужу, ушедшему в Страну доброй охоты. Но одна скво назвала её стервой за то, что та отказалась поделиться с ней саженцами маиса. Старого чёрта Зазнобра все назвали великим вождём. Хук!
— Отлично, я думал, что мне не придётся вас учить, сержант Брадзинский, что лучшие старосты получаются из бывших уголовников, — самодовольно усмехнулся шеф. — Теперь вы, Флевретти. Что удалось нарыть вам?
— Августа де Грие, или Мачеха, как её чаще называли в селе, слыла законопослушной гражданкой и не имела судимостей. По крайней мере, в нашем компьютере на неё ничего нет. А вот Белоснежка, или мадемуазель Лили ля Флёр, была дважды задержана в соседнем округе за распитие крепких спиртных напитков в компании подозрительных карликов. Но это было ещё полгода назад, до её совершеннолетия. Потом она, похоже, взялась за ум и больше подобных-эксцессов себе не позволяла. Почти всё, что известно про старосту, я уже рассказал ранее. Напомню лишь о его родстве с Мачехой, вернее, с мадам де Грие. Хотя скорей всего о своей родственной связи они не знали. Поэтому уверенно говорить о его интересе к предполагаемому наследству было бы слишком скоропалительно. Ну что, хорошо я поработал? Я профи, да?! Профи!
— Вы неплохо поработали. Впрочем, данную информацию можно трактовать как в пользу вашей точки зрения, сержант, так и в пользу моей, — благородно признал комиссар. — Теперь ваша очередь, Брадзинский.
— Итак, в качестве доказательства того, что это не был несчастный случай, я готов провести следственный эксперимент у вас на глазах.
— Только никаких жилетов и шлемов, — с чисто спортивным интересом встрял Флевретти.
Шеф на секунду задумался и кивнул. Что ж, я равнодушно пожал плечами, смотрите сами.
— Итак, восстанавливаем предполагаемую картину преступления. Берём грабли, кладём вот здесь, берём ведро, опускаем в него садовые ножницы концами вверх. Теперь прошу вашего внимания.
Я сделал театральный шаг вперёд, наступил на грабли, и… дикая боль от удара в лоб швырнула меня на спину. Садовые ножницы безопасно скользнули по спине, зато я здорово ушибся поясницей о днище откатившегося ведра. С трудом встал, всем видом показывая, что мне совсем не больно, и, морщась, доложил:
