Михаил Алексеев - Мир-2 на телевидении Терры
Послабление нашего режима, после беседы с Либкнехтом состояло в том, что нам дали свечу и еще пару одеял. Я бы хотел их обрадовать, новостью о том, что нас, скорее всего, попытаются спасти, но боялся, что нас все же могли подслушать.
* * *Гильгамеш медленно брел по темным подземельям уру-ки-мах[24] Кутал-лу. Тишина и покой наконец воцарились в этих мрачных переходах и залах. Тишина и покой, которых так долго ждал древний лич.
С неразумными гештуг ну-н-меш он не церемонился. Упокаивать их по всем правилам было слишком долго, и он просто превратил всех, до кого могла дотянуться его магия в прах. Не велика потеря. В запасниках было достаточно подготовленных трупов.
С у-и-на-э-наг и вампирами было сложнее. Свободолюбивые вечно голодные гордецы не спешили к своему господину, пока его Зов не стал причинять боль. Только тогда они начали возвращаться к саркофагам и обустраиваться там, чтобы продолжить сон. Некоторых все еще не хватало. Юнцы ушли слишком далеко, ведомые мечтой о независимом вампирском царстве, но это были их проблемы. Если они не вернутся, чтобы получить наказание к Гильгамешу, то получат наказание от инквизиции смертных. И гораздо более суровое.
Лич, шурша одеянием, проходил мимо фамильных склепов, запоминая отсутствующих. Он дошел до тупика, где лежали Древние и увидел сдвинутую крышку на саркофаге Эанатума. Бывший друг, после второго рождения у Гильгамеша друзей больше не было, решил нарушить свою епитимию и сбежал вместе с молодыми дураками. Если бы лич был человеком, то, наверное, он бы грустно вздохнул, но бессмертный эмоций не испытывал. Он только отметил отсутствие еще одного у-и-на-э-наг в своей бездонной памяти и направился обратно в тронный зал.
Эанатума он увидел сидящим на своем троне.
— Это место не для тебя. Вернись в свой склеп, жаждущий. До конца твоего сна еще триста пятьдесят лет.
— Ты не простишь? Ну не знал я, что все так получится, когда Хэссу тот том призыва подкинул. Ты не решился. Никто не решился. Я сам не умею. А он попытался…
— Это решение совета. Твое наказание ждет тебя, благодари, что тебя не развеяли прахом! Я не пытался потому, что знал, чем это может закончиться. Как собственно и произошло. Хэсс чуть не погубил мир. Мы не вернем нашу Нин Энлиль-гим нам тар-тар-ре.[25]
Старик поднялся с трона и направился к личу улыбаясь своей пастью полной позеленевших медных зубов.
— Она здесь, Многоповидавший. Без сил, без памяти, в чужом теле, с покалеченной Бетрезеном душой. Но она здесь. Я встретил ее. И еще одну интересную четвёрку. Я думаю, тебе будет интересно узнать, что Энлиль все еще помнит про наш мир.
— Дай мне память!
Лич протянул руку и положил свою иссохшую кисть на лоб подошедшего Эанатума и тут же отдернул ее. Древний вампир поморщился. Гильгамеш на долгие часы замер в неподвижности. Духи посланники и разведчики еле ощутимым ветром влетали и вылетали из зала.
За это время Эанатум несколько раз обошел тронный зал по периметру. Выпил разбавленной вином и маковым соком крови девственницы из засушенной тыквы висящей на поясе. Несмотря на спешку, отказать себе в небольшом баловстве в пограничной деревеньке он не смог. Захмелев, он начертал на пыли, покрывавшей пол, несколько неприличных стишков клинописью. Наступало утро. Он задремал.
Его разбудил хруст шейных позвонков лича, который, задрав голову, смотрел на потолок залы.
— Если бы я знал, что всего через тридцать лет в мир придут одновременно Бетрезен и посланники Создателя… Да, сто метров это слишком мало. Надо переместить трон на дно шахт. Думаю, поллиги камня смогут защитить меня от грядущих бедствий.
— Ир-нам-тиль! — Эанатум смотрел на Гильгамеша обескуражено, — ты не поднимешь Совет? Разве мы не пойдем войной на дышащих во имя спасения нашей Госпожи?
— Конечно, нет! Я мог бы дать ей тело. Но исцелить ее разум по силам лишь лугалю смертных. Я видел его, богоравного. Мое решение после битвы при Кадингирра оправдало себя. Но никто не поверит в нашу добрую волю, если мы нарушим договор. А касаемо Совета… Что для них Инанна? Всего лишь память о былом величии, они не знают ее живой… Нет. Я освобождаю тебя от наказания и назначаю новое. Найди Гора и покажи ему все то, что показал мне. Он поймет. После этого ты будешь обеспечивать безопасность Госпожи.
— Ты хочешь моей погибели, посылая меня в гнездо инквизиции… — вздохнул Эанатум притворно. Он уже прикидывал, как будет пробираться в палатку к императору.
* * *Я с Карлом и Асанте стоял на дворе и смотрел, как разгружают почтовый дилижанс, запряженный шестью лошадьми. Карету охраняла четверка всадников. Повстанцам подвезли еще одну партию оружия. Связанные руки за спиной неприятно ныли. Оставалось только надеяться, что нас освободят до того, как начнется гангрена. Орели все дни нашего плена ошивалась рядом с поместьем. Нам удавалось пару раз перекинуться словами при прогулках.
Сегодня она убежала, почти сразу, как только увидела, как нас выводят из подвала и готовят к перевозке. Ошибиться бистаа не могла. Оберст Карл Либкнехт (он таки признался, что я угадал его чин) весьма громогласно вещал про свою радость от того, что ему больше не придётся смотреть на мою поганую рожу. Я же выражал ему полную взаимность. Правда, про себя, от греха подальше.
Наконец ящики были выгружены, и нас посадили в пустую карету. Свет пробивался через небольшие оконца под потолком. Карл и Асанте уселись у стены. Они были испуганы, причем гораздо меньше, чем я. Они ждали новой череды допросов, возможно Карлу светило длительное заключение. Мне-то в этом плане ничего особо не угрожало, я был кладезь ценной информации о реальном состоянии обороны столицы. Я боялся другого, что скоро, человек, который меня ненавидит, будет пытаться меня спасти. И это спасение может пройти… по-всякому.
— Карл, Асанте, ложитесь как я на пол и не поднимайтесь, — в полголоса сказал я. Карл послушался сразу.
— Зачем, Петер? — Асанте нехотя улеглась на пыльные доски. Она уже освободилась от веревок и сейчас развязывала путы Карла.
— В дороге может многое случится, — подмигнул я ей.
«Многое» случилось, когда мы проехали всего минут двадцать. Должен отметить Вильянуэва был предельно аккуратен. Я услышал сначала несколько глухих чавкающий ударов, которые обычно издает магическая стрела, входящая в тело. Затем раздался треск молнии, который уж точно сложно было с чем-то перепутать. Стук копыт затих. Карета остановилась. Железо ударило по железу, дверца кареты жалостно хрустнула, когда Вильгельм своим двуручником сбил замок.
Мы быстро выскочили наружу. Двое мужиков деловито скидывали трупы сопровождавших карету гвардейцев и кучера в овраг.
— Дон Вильянуэва, я так рад вас видеть!
— Не могу ответить взаимностью, — буркнул Хименес. — Дочь, ты цела?
— Да. — Асанте старалась не смотреть на него. Видимо, быть благодарной отцу для нее было непривычно.
Лошадей распрягли. Пустой дилижанс отправился туда же, к трупам в овраг. Из кустов выбежала Орели, маша руками. С севера приближался обоз. Мы залезли в седла и двинулись к Брюгге.
Ехали мы нагло, небыстрой рысью. Де Фризз латал меня на ходу магией как мог, но двигаться галопом было выше моих сил.
Один раз нам попался патруль мужичья с арбалетами и парой боевых артефактов. Увидев наши мундиры, они начали кричать что-то невразумительное и даже выпустили пару болтов. Хименес без предупреждений разрядил в них цепную молнию из своей именной сабли, убив четверых на месте. Остальные разбежались по кустам.
Следующий раз нас попытались остановить, когда мы проезжали через какую-то безымянную деревеньку. Дорогу нам заступили несколько дедов с вилами и бабы, кричавшие что-то про кровопийц-аристократов, выпивших все соки у народа, и оборотней в погонах. Их упреки были абсолютно беспочвенны. Стоял ясный солнечный день, и упрекать нас в вампиризме и ликантропии было настоящим идиотизмом. Вильянуэва опять потянул клинок из ножен, но я остановил его и разрядил перед ними в землю огненный шар из посоха. Как ни странно, холопы не разбежались, а только отошли с дороги, пропуская, и провожали нас ненавидящими взглядами.
Я начинал догадываться, почему Асанте так относилась к своему отцу. Этот человек абсолютно не умел дозировать насилие.
После полудня мы перекусили на берегу небольшой речушки и напоили лошадей. Я присел на траву и, постепенно зверея, выслушал рассказ Орели о встрече с Густафом с лаконичными уточнениями Вильгельма. Обдумывание планов мести было саботировано на корню, когда бистаа нагло положила голову мне на колени, намекая, что ее надо почесать за ухом. Я хотел прогнать ее, но потом подумал, но она все же заслужила. Да и позлить лишний раз дона Вильянуэва не мешало.
