Андрей Белов - Неполная перезагрузка
Именно поэтому на службе никто не заметил произошедших в Александре перемен. К тому, что у него есть некоторые странности, все уже давно привыкли. А то, что он стал еще более тихим и незаметным, совсем утратил способность, хоть на что-то возражать и еще тщательнее и механистически исполнял любые поручения, на службе даже приветствовалось и поощрялось.
Тихое помешательство Александра вовсе не остановило его работу над решением проблемы вечной молодости, а наоборот лишь ускорило ее. Возможно если бы не помешательство, то он бы под давлением полученной им информации и отказался бы от дальнейшей работы по созданию "эликсира вечной молодости" и в дальнейшем рассматривал цель этой работы, как принципиально недостижимую. Хотя отказ от дальнейшей борьбы для Александра был бы далеко не самым лучшим выходом. В силу особенностей его характера он бы не смог бы, как большинство его сограждан, просто тихо и спокойно доживать отпущенный ему срок жизни. Утрата последней цели в жизни неизбежно привела бы его к катастрофе — к помешательству, но только по иным основаниям и внешне с сильно заметными проявлениями.
В результате Александру удалось избежать худшего сценария развития своей жизни. Он сохранил, во всяком случае, чисто внешне облик нормального здравомыслящего человека и шанс полностью восстановить свое психическое здоровье в случае успешного завершения его работы. Ведь в момент осознания им достижения успеха его мозг должен будет испытать шок, который с большой долей вероятности должен будет разрушить устоявшееся в его мозгу кольцо навязчивых мыслей.
Если при решении рабочих и чисто житейских вопросов Александр стал отличаться повышенным спокойствием, невозмутимостью, терпеливостью, можно даже сказать чрезмерной заторможенностью, то во время чтения многочисленных теорий старения он совершенно преображался. Его личность словно кем-то внезапно и мгновенно заменялась на совершенно противоположную. Стоило ему лишь только сесть за компьютер с намерением открыть документ, содержащий описание очередной теории старения, как всего его охватывало сильнейшее возбуждение, все тело начинала сотрясать дрожь, особенно бросались в глаза, дрожащие с приличной амплитудой руки. Его мгновенно выводили из себя малейшие неточности в читаемых им высказываниях, а уж обнаруживаемые явные противоречия и не до конца продуманные "сырые" идеи вообще вызывали в нем дикую злобу. Он становился совершенно бескомпромиссным и уже не мог относиться с пониманием к слабостям других людей. Во время чтения Александр, часто не обращаясь ни к кому конкретно, кричал и обзывал авторов теорий дураками, бездарями, идиотами, а то и просто высказывался в их адрес, используя нецензурные выражения.
Такое поведение Александра сильно пугало Наташу, а тексты, которые она при этом видела на мониторе компьютера Александра, вызывали даже у нее, привыкшей за многие годы совместного проживания к чудачествам Александра, искреннее удивление. Она не могла понять, зачем Александру понадобилось все это читать, и почему эти тексты вызывают у него столь бурную реакцию.
Все ее попытки хоть как-то вразумить и успокоить мужа неизменно натыкались на безумно бегающие и совершенно невидящие ее глаза Александра. Да и то если она ухитрялась в них заглянуть, так как в эти моменты для Александра ничего кроме монитора компьютера в комнате больше не существовало, и естественно, он смотрел исключительно только на отображаемый им текст и в гневе, сотрясаясь всем телом, продолжал орать.
Впрочем, часть своего внимания Александр все же вынужден был тратить на, то чтобы не позволить реализоваться неизменно возникающему у него желанию со всей силы грохнуть монитором об стену комнаты. Так как, где-то в глубине своего деформированного сознания он так же неизменно обнаруживал мысль о том, что если монитор будет разбит, то его столь важная работа остановится, а этого он не мог допустить ни при каких обстоятельствах.
Потом, Александр сам завершал свое чтение, отключал компьютер и снова превращался в аморфного и тихого человека, а Наташа делала новую попытку призвать мужа к благоразумию:
— Саша, я не понимаю, что с тобой происходит? Зачем ты каждый день все это читаешь? Остановись, ведь ты же так совсем сума сойдешь, — чуть не плача произносила Наташа.
— Ты ничего не понимаешь. Это важно, — после заметной паузы, нехотя и всегда одно и тоже тихим голосом отвечал ей Александр и снова погружался в свои мысли.
Наташа некоторое время выжидала и не получая больше никакой реакции от Александра взрывалась и переходила на крик:
— Если ты не прекратишь свои идиотские занятия, то точно сойдешь сума, и я с сумасшедшим в одной квартире жить не буду! Уж тогда я тебя точно в психушку упеку, вот, так и знай!
Но время шло. Эта сцена в том или ином варианте повторялась почти каждый день и в психиатрическую клинику, конечно же, реально никто Александра сдавать не пытался.
К этому времени их единственная дочь уже несколько лет, как вышла замуж и жила постоянно с мужем в Москве. Родителей навещать ей удавалось очень редко, и она понятия не имела о новых чудачествах своего отца. Таким образом, Наташа была единственной, кто являлся помехой Александру в его работе. Соответственно, она сама, не зная того, сильно рисковала, так как никто не мог сказать, на что мог пойти Александр, посчитай он ее достаточно сильной помехой. Но Наташа прожила с Александром много лет и отлично знала, что любые ее попытки повлиять на своего мужа, абсолютно бесполезны и не очень настойчиво на него наседала. В результате Александр надолго не задерживал на ней свое внимание, и у него не успевали появиться мысли о необходимости избавиться от своей жены.
Сам Александр никак не реагировал на происходящие с ним перемены, считал, что с ним ровным счетом ничего не происходит, все идет нормально, так, как должно и его неадекватные реакции во время чтения действительно вовсе не помещали ему дать объективную оценку существующим теориям старения.
После завершения своего ознакомления с большинством опубликованных теорий старения он четко себе представлял, что ни одна из них не может претендовать на статус единой, все объясняющей теории. Кроме этого хоть чисто формально теорий насчитывалось до несколько сотен, принципиально отличающихся, друг от друга теорий можно было набрать едва ли с десяток. В вопросе выдвижения принципиально новых теорий старения человечество топталось на месте уже лет двадцать — тридцать. И рассчитывать на прорыв в ближайшем будущем не приходилось. Да, и появление еще нескольких принципиально новых теорий все равно практически ничего изменить не могло. Ведь нужна была не куча принципиально новых теорий, а всего одна, но верная теория старения.
Все похожие и непохожие друг на друга многочисленные теории старения Александр довольно быстро смог разделить на две принципиально отличающиеся группы. В первую группу он отнес все теории, в которых возрастные изменения рассматривались как наследственно запрограммированные. Во вторую группу попали все теории, объясняющие возрастные изменения постепенным износом организма, накоплением случайных мутаций, ошибок, повреждений, скопление и недостаточное выведение продуктов жизнедеятельности.
Александр понял, что главное их отличие заключалось в наличии в том или ином виде у первой группы теорий запрограммированных биологических часов запускающих процесс старения в определенные моменты роста и развития организма. Если биологические часы действительно существовали, то найти их было очень заманчиво. Понятно, что упразднить старение путем выключения неких биологических часов будет гораздо проще, чем бороться с последствиями постепенного износа практически всех систем организма. И соответственно большая часть усилий геронтологов была направлена именно на поиски биологических часов запускающих процесс старения. Но, не смотря на значительные усилия, обнаружить их никак не удавалось.
Однако, по всей видимости, не все было так просто, и если биологические часы и существовали, то они совсем не напоминали песочные часы, в которых с падением последней песчинки мгновенно заканчивалось и время. Для биологических часов завершение отсчета означало лишь старт для неких очень длительно протекающих переходных процессов в организме. Да и само завершение отсчета в них вполне могло происходить вовсе не мгновенно, а на протяжении значимо длительного времени. То есть биологические часы могли оказаться состоящими из огромного количества частей. Возможно даже одинаковых, что, в общем-то, совсем ненамного могло бы облегчить жизнь геронтологам. А сами эти части в этом случае оказывались распределенными по всему организму человека, и отсчет времени в каждой такой части биологических часов соответственно завершался в свои индивидуальные сроки.
