Дмитрий Распопов - Год Вэй. Гильдия Реальности (СИ)
— И ему привет, — тихо сказал я им, — а также всем тем, кто в ближайшие пятьдесят лет придёт ко мне с такими приветами.
С этими словами я поднялся с корточек и отправился к себе в барак. Понятное дело, что среди присутствующих были "стукачи" поэтому уже через час я сидел в карцере.
— Петров, к куму, — неожиданно я услышал голос надзирателя, когда он загремел ключами перед дверьми моей камеры — одиночки.
Я этого не ожидал. Да я совершил проступок, но потерпевших не было, так как никто из пострадавших не стал бы "стучать" лагерному начальству, обычно такое ограничивалось парой недель карцера на ограниченном пайке, а не вызовом к начальнику оперчасти колонии.
Вот мы сидим друг на против друга, в его кабинете. Саныч упоминал обо Льве Себястьяновиче, как о "вечном" главном опере нашей зоны, о котором ему рассказывали еще те старосидельцы, когда Саныч был Саньком и только прибыл в лагерь. Тогда Саньку поведали, что Себастьяныч был главным опером за долго до того, как еще "те" зеки, сели в хату. В общем, практика у опера "Снежного" была долгой, и воспитанников он выпустил из этих стен порядочно, да и опустил, наверное, тоже.
На боковой стене кабинета светился визард, стилизованный под окно. На нем отражались ясные солнечные блики от вод очень полноводной реки, как бы протекающей внизу. Рядом с окном визарда пролетали снующие то туда, то сюда чайки, то и дело пикирующие в воду и старающиеся ухватить, играющих на поверхности реки рыбную молодь. В руках опер держал широкий бокал какой‑то янтарной жидкости, распространяющей в комнате сочный аромат красного винограда. Я почти уверен, что к запаху примешивались пары спирта, но "дующий" из окна "морской бриз", не позволял точно определить, пахло ли вином или чем‑то покрепче, а участвовать в дегустации Лев Себастьянович мне не предлагал.
— Ну — с. Петров. Вчера на комитете ты утверждал, что попал в колонию по судебной ошибке. В чем же она заключается?
Огорошил он меня совершенно не той темой, по которой я думал мы здесь собрались. Пришлось быстро взять сея в руки и вспомнив совет Саныча, по возможности обращаться к начальству по имени — отчеству, начал издалека.
— Понимаете Лев Себастьянович, меня обвинили в убийстве первой степени. То есть в подготовленном и спланированном хладнокровном убийстве человека.
Лев Себастьянович поднял бокал к свету, исходящему из "окна" визарда, прокрутил стакан по кругу и посмотрел на стекающие с его стенок капли.
— Но это не было убийством, в том смысле, который вкладывается в это определение специалистами юриспруденции, — я продолжил, мысленно сделав глоток вина вместо хозяина кабинета.
— Почему‑то никто на суде не обратил внимание, что в том помещении, где произошло это так называемое убийство, со мной находились пятеро полицейских!
— Вот как? — собеседник оторвал взгляд от бокала и подняв бровь уставился на меня. Мой монолог переставал быть монологом.
— Да, только представьте. Каким мне нужно быть сумасшедшим и хладнокровным маньяком, чтобы спланировать и осуществить убийство человека на глазах у пяти полицейских!
— Да, очень любопытно. Но в твоем деле написано, что ты травмировал этого человека раньше прибытия полиции, а убил лишь ударив повторно, когда полицейские пришли совершить арест за первое нападение.
— Вот вам истинный крест, что я не вру, — я трижды перекрестился, увидев мигающую иконку "In" на панели визарда. Несколько секунд спустя одна из чаек от удивления выпустила свою добычу из лап, и падающая рыба улыбнулась и подмигнула мне.
— "Есть контакт! Е — хо — хо!", — я еле сдержался, чтобы не отбить чечетку, но не подавая вида продолжил разговор с опером.
— В моем деле, наверняка есть запись о том, что когда этот маньяк выкатился из авалетутографа, то все пятеро полицейских уже находились в комнате ожидания, вместе со мной? Вы же читали мое дело, Лев Себастьянович?
— Оно меня заинтересовало Петров, не просто же так я тебя к себе пригласил.
— Ну так вот, когда двери авалетотутографа открылись оттуда буквально выпрыгнул этот бешенный, он разорвал зубами горло первому вставшему у него на пути полицейскому, сплюнув его кадык на пол. Раскидал их как щенков, — я интриговал как мог единственного слушателя своим рассказом, — и принялся грызть горло второму полицейскому!
Весь наряд полиции валялся на полу. Я мог просто развернуться и уйти или мог постоять и посмотреть, как это животное догрызет их всех. Я бы мог сделать это и оказаться в позиции обороняющегося и не попасть под обвинение в преднамеренном убийстве! Но я не стал, ждать, потому что хотел спасти жизнь этим несчастным.
— И вот я здесь, это разве справедливо? — Я вскочил с кресла и снова уселся обратно. Времени в тюрьме действительно много и эту речь, заготовленную для комиссии, я не меньше ста раз рассказывал ковшу своего бульдозера.
— Иван, ты попал в лагерь за убийство первой степени, потому что так и не объяснил суду, как оказался в том доме, почему метнул свой генный браслет в пострадавшего, да и как к тебе попало это оружие тоже не объяснено!
Я молча посмотрел на визард.
На экране две чайки дрались между собой, а еще одна лежала на спине откуда‑то взявшегося желтого орла и пила, прямо из горла бутыли, которую держала сразу двумя лапами. Все было ясно, как дважды два, худ меня нашел.
— Я говорил следователю, что накануне меня уволили с работы, я напился и поехал кататься на такси по городу. Я плохо помню, как таксист привез меня в этот дом, но едва я вылез из него, как на меня набросился тот сумасшедший, а когда я дал ему отпор он стал убегать от меня, прыгая по крышам машин. Да, я кинул ужобраслет, но парень получил повреждения не от него, а от того, что попал под колеса грузового кара. Мы с этим водителем отнесли парня в авалетотутограф. Ну а дальше вы знаете.
— Иван, — хозяин вышел из‑за стола и подошел ко мне. Придвинув себе стул, он сел рядом, — я слишком долго работаю здесь и могу рассказать тебе не менее душещипательную историю, но ты не ответил на мои вопросы
— Да просто никто не захотел разбираться, — я юлил как мог, — все вцепились в эти причины и впаяли мне максимальный срок.
Чайка на визарде вытянула крыло вперед на экран и сжала его в кулак, с торчащим вверх пером — пальцем.
— Все может быть, все может быть, — вдруг улыбнулся мне Лев Себастьянович и заходил по комнате, — я ведь пригласил тебя сюда, Иван, чтобы сообщить тебе очень хорошую новость!
— ? — я был само внимание, похоже "кум" перешел к сути своего вызова.
— Ты наверное не знаешь, но труп так и не был опознан.
— Не знаю, Лев Себастьянович, но ведь невозможно, при нынешних то технологиях.
— Это и сыграло тебе на руку, какой‑то излишне любопытный страховой агент все время совал свой нос в твое дело и по совокупности нестыковок его решили отправить на пере расследование.
— Отличные новости! — у меня перехватило дыхание, впереди забрезжил свет в темном туннеле.
— Да, для тебя отличные, а для системы в целом не очень, — задумчиво почесал он переносицу, — труп эксгумировали, и врачи в центре компетенции обслуживания членов социума этого "человека" очень долго изучали. В нем нашли как кибернетические модули, так и непонятную структуру кожи, которая в целом в два раза толще обычной человеческой.
Лев Себастьянович сделал быстрый 3Д паттерн и несколькими листающими движениями вывел на экран визарда какую‑то медицинскую презентацию.
— Вот отчет, согласно ей ты убил не человека, а запрещенный и преследуемый по всем мировым законам кибернетический организм. Ты наверно знаешь, что глубина модернизации человека не должна превышать десяти процентов, и то лишь в случае смертельных болезней или травм.
— То есть поскольку кожа считается органом, то глубина модернизации этого трупа была? — я едва мог дышать, вот он! Шанс!
— Ты прав, экспертиза установила, что его глубина модернизации превышает восемьдесят процентов, а это значит, что ты убил не человека.
— Спасибо вам, Лев Себастьянович, — я хотел расцеловать его, — меня теперь отпустят?
— Не сразу, но да определенно отпустят после окончания пере расследования и вынесение нового приговора. Хотя лично я бы тебе впаял новый срок за незаконное хранение и ношение генного оружия, купленного не законным путем.
— Срок за такое домашний арест, — напомнил я ему, — а я в колонии сижу почти полгода!
— Только поэтому я сейчас с тобой и разговариваю гражданин Петров, — хмыкнул он и вернулся за свой стол, — в общем посиди пару недель в карцере за драку и думаю следующим этапом поедешь домой. Свободен.
Я выходил и краем глаза покосился на визард, знакомая мне чайка успокоительно кивнула мне головой и показала лапу в виде жеста — "Узбагойся". Худ явно проследит за тем, чтобы расследование в этот раз не зашло в тупик.
