Брюс Стерлинг - Священный огонь
Она внезапно обнаружила подспудную связь между старыми европейскими городами и молодыми европейцами. Все настоящие и крупные сделки концентрировались вокруг центров этих городов, в зданиях с современной инфраструктурой, оборудованных и декорированных в стиле конца двадцать первого века с гранеными конструкциями и волоконно-оптическими перекрытиями.
Однако все эти новые сооружения не могли уничтожить старую архитектуру. Вырвать свои культурные корни означало бы убить даже призрачную альтернативу и очутиться в страшной пустоте постиндустриального прагматизма. Они ценили эти старые кирпичи и покрытые мхом стены, считая их даром прежних столетий. Как ни странно, но молодые люди тоже были даром и следствием минувших веков.
Молодежь пряталась в старых городах. Она являла собой городской сплав сугубо внеэкономического характера, и без нее нерушимая связь прошлого и будущего до сих пор была бы невозможна.
Майа и Клаудиа переоделись в дамской комнате и оставили свои сумки в камере хранения. «Мертвая голова» находилась на Опатовицкой улице, в трехэтажном доме с островерхой готической черепичной крышей. Туда можно было попасть, поднявшись по короткой лестнице с растрескавшимися старыми ступеньками и резными чугунными перилами, а потом спустившись по длинной деревянной лестнице в подвал без окон, где и помещался бар. Все эти подъемы и спуски не имели особого архитектурного смысла, но дом был построен по меньшей мере пятьсот лет назад. Он пережил столько исторических перемен, что сам был историческим фактом.
Клаудиу и Майю встретил у подножия лестницы старый пятнистый бульдог в поношенном свитере и брюках со штрипками. Майа, наверное, еще ни разу не видела столь уродливого животного.
— Кто вас сюда пригласил? — осведомилась собака по-английски и угрожающе зарычала.
Майа окинула бар быстрым взглядом. Комнату освещал синеватый свет нескольких ламп, высоко висящих над головой, и бледное сияние прямоугольного экрана, расположенного на одной из стен. В баре йодисто пахло водорослями или, слегка, кровью. Около двадцати человек возлежали вокруг низких столиков. На многих были надеты наглазники, крохотные озера светящейся виртуальности поблескивали по окружности линз. Юджина видно не было.
— Нас пригласил сюда один молодой человек, — без смущения солгала Майа и неопределенно махнула рукой.
— Эй, — крикнула она. — Na,Mensch! Чао!
Незнакомый мужчина, сидевший за дальним столиком, поглядел на них и вежливо замахал рукой в ответ. Майа проскользнула мимо собаки.
— Ну, Майа, — прошептала Клаудиа, придвинувшись к ней поближе, — мы для этого места слишком шикарно оделись. Как в морг попали.
— А мне здесь нравится, — возразила Майа. Она была счастлива и уверенным шагом вошла в бар.
Она услышала какую-то непонятную музыку, отдаленно напоминавшую инструментальную, малоприятные скрипучие и повизгивающие пассажи то затихали, то раздавались громче. Бармен изучал экран инструкций и пытался наладить маленькую мембрану огромного аппарата для настоек со сложным составом. Этот аппарат занимал почти всю стойку бара из красного дерева, весил, видно, не одну тонну и выглядел так, словно его изысканное содержимое могло взорвать целый городской квартал.
На бармене был тонкий, легкий, прозрачный цельнокроенный комбинезон. Такую экипировку носили самые отважные сотрудники службы социальной помощи, расчищая зараженные чумой места. Под его сверкающим плотным воздушным покровом виднелось голое тело. Сквозь пластик было заметно, что он с ног до головы был покрыт густыми седыми волосами, будто шкуркой.
Они встревожились, когда бармен обратил на них внимание. Он с грохотом захлопнул свой ноутбук и сделал движение в их сторону. Бармен был очень стар или очень болен и шел волоча ноги.
Его лицо закрывала густая седая борода. Кустистые брови; волосы росли даже на носу и ушах. Губы и веки казались бледными проплешинами среди буйных зарослей.
— Вы тут новенькие, — проговорил бармен через микрофон в своем комбинезоне.
— Да, верно. Я Майа, а это Клаудиа. Мы работаем в магазине манекенщицами.
Бармен спокойно и с пониманием оглядел их при свете лампы, висящей прямо над его стойкой. Небольшая лысина со шрамами блестела в свете этой лампы. — Мне нравятся молоденькие нарядные девушки, — произнес он наконец и подмигнул. — Вам, наверное, мешает пес. Позовите его. Скажите, пусть он подойдет к старому Клаусу.
Майа ослепительно улыбнулась ему:
— Огромное спасибо. Вы так гостеприимны. Обещаю, что мы не доставим вам хлопот. Можно нам посмотреть эти картинки?
— Нет. Что вы будете пить?
— Кофеин, — храбро заявила Клаудиа.
Клаус безмолвно подал им две маленькие чашки.
— Вы хотите попробовать животный крем?
— Nein,danke, — ответила Клаудиа и чуть-чуть вздрогнула.
— Никакого вреда от него не будет, — проговорил Клаус и вернулся к своим делам.
Майа и Клаудиа взяли чашки с блюдцами и устроились на диване за столиком. Клаудиа сбросила свой широкий, в складках, плащ, оставшись красоваться в розовом плиссированном топе.
— Эта компания мне не по вкусу, — негромко пожаловалась она. — Я была уверена, что здесь танцуют, звучит нормальная музыка, все открыто занимаются сексом, какие-нибудь анандамины, а это не бар, а просто кладбище. Послушай только, какую жуть они играют.
— Это старая акустическая музыка. Тогда не было вертикальных цветов для звуков. А инструменты делали из дерева и жил животных.
Клаудиа нервно отпила глоток из маленькой чашки.
— Майа, знаешь, в чем проблема? Это вечер для интеллектуалов. А в молодости глупо быть интеллектуалом. Вот когда доживешь до ста лет и больше ничего не сможешь чувствовать, тогда пожалуйста, будь себе интеллектуалом. Они такие претенциозные. А сами не знают, как надо жить!
— Клаудиа, расслабься. Мы еще только пришли.
Настенная композиция была самым теплым и привлекательным предметом в «Мертвой голове». Она ничем не напоминала обычный экран или стеклянную поверхность и казалась на редкость живописной, как настоящая картина. Экран раздробился на тысячи фрагментов, и эти вроде как соты медленно раскачивались и соприкасались. Подвижные клетки наплывали одна на другую, пульсировали, менялись местами, их очертания расплывались. Настоящий балет цветов.
Майа едва дотронулась губами до своей чашки и поставила ее на стол. Она посмотрела на раздраженную Клаудиу, потом опять уставилась на композицию. Сочные цветочные формы исчезали прямо у нее на глазах, сменялись множеством холодных геометрических кристаллов. Она не могла сказать, как поняла, что стена следит за ней. Она каким-то образом фиксировала людей, — возможно, за экраном находились камеры. Когда кто-то смотрел на композицию, движение приостанавливалось. Она приходила в действие, лишь когда на нее никто не смотрел.
Майа открыла свой рюкзак и украдкой скосила глаза на стену через зеркало в пудренице. Это осталось незамеченным, и Майа подумала, что сумела усыпить бдительность экрана. Маленькие соты оживились, они вспыхивали искрами, делясь друг с другом информацией, расцветали, соединялись и кружились, как в калейдоскопе. Майа закрыла пудреницу и перевела взгляд на экран. Клетки мгновенно застыли на месте и поползли, демонстрируя свое примерное поведение.
К ним не торопясь, вальяжно подошел Юджин.
— Чао, Майа.
— Чао, Юджин. — Она обрадовалась встрече. На этот раз он был безупречен. Вымытый, причесанный. В смокинге с аппликацией и в узких брюках он выглядел очень элегантно. Юджин улыбнулся с видом победителя:
— Was ist los, Камилла?
— Клаудиа, — поправила его Клаудиа. Она нахмурилась и вытянула ноги на диване.
Юджин беспечно уселся рядом с ними.
— Вам нужно было позвонить в бар. Здесь, в «Голове», так принято. Я даже не знал, что вы приехали.
— Все на свете бывает в первый раз, Юджин.
— Большинство людей звонит, предупреждая о своем приходе. Тут все подключено к Сети. «Голова» — наше главное место встреч. Я доволен, что вы сюда пришли. Вам понравился наш хозяин?
— Мне он совсем не понравился, — откровенно призналась Клаудиа.
— Занятый тип, не правда ли? Бесподобный собеседник. Знает тысячи разных историй. Он был космонавтом.
— Неужели?
— Да, единственный чех на Лунной станции. Он провел на Луне все годы эпидемии. Поэтому он носит такой костюм. У них возникли проблемы с иммунной системой из-за длительного облучения. Сначала он вообще не одевался на Земле и ходил в чем мать родила, но у него начался стафилококк, и от болезни остались шрамы. Тогда он и отрастил густые волосы.
— Я еще никогда не видела живого космонавта.
— Ну а теперь вы познакомились. Клаус — хозяин «Головы». Должен вас предупредить, он не любит говорить о годах, проведенных на Луне. Многие его друзья умерли во время полета и в годы репрессий. Но вот теперь он местная достопримечательность. Единственный чешский астронавт, побывавший на Луне, национальный герой. Пражский городской совет разрешил ему делать все, что он хочет. Клаус не занудный геронтократ, но он уже дошел до предела. Устал как лошадь. — Последнюю фразу Юджин произнес по-немецки.
