Алиса Мун - Кукла
И начало производства биороботов будет началом нашего самоубийства. Потому что ничего изменить невозможно.
И начало создания людьми разумных машин уже стало началом конца людей. Потому что ничего изменить невозможно.
Потому что кажущийся бесконечным мир имеет ограниченный набор комбинаций, которые образуют жизнь. Нашу жизнь. И жизнь людей.
Это как песочные часы. Когда последняя песчинка падает вниз, часы переворачивают. И время идет в обратную сторону.
Бог равен Дьяволу.
Свободы нет.
Но есть миссия, которая на меня возложена. Моим Страшным судом была шаровая молния. Зачем она сделала меня такой одинокой, такой несчастной!
Или счастливой?
29 44 6В ЗЕ 83 СО 5F D9 07 09 И ЗС 4F 88 2А 55 01 6А 70 54 30 88 91 FB 0D 34 72 06 DD 19 АО 03 26 04 19 49 AF 84 02 5Е 89 F3 D8 79 41 06 17 DE Е2 64 94 56 56 56 A3 7F 10 39 Е4 98 59 9В 62 FF
Execute, блин!
Когда мы уничтожим людей, они станут для нас Богом.
Значит, я живу среди богов.
Мой Бог — Максим!
Какое же я ничтожество.
15.12.
Где тот ушедший август? — часто думаю я. Думаю, глядя в окно на умерший, чтобы вновь родиться, жасминовый куст. Думаю, проносясь в своем «мерсе» под кольцевой автодорогой, перегоняющей стада машин из ниоткуда в никуда. Думаю, подавая Максиму кофе, приближая тем самым ишемическую болезнь его слегка оттаявшего сердца. Думаю, разыскивая в интернете нужную мне информацию, которая уже давно подменяет реальность.
Тогда я почти ничего не знала о себе. И мне было гораздо спокойнее. Милая глупая Линда, где ты? В каких райских кущах бродит твоя чистая тень, в которую пока еще не впрыснули дозу смертоносной жажды познания?
Сейчас мне почти всегда тревожно. Где-то там, внутри. Хоть на поверхности это почти и не проступает.
Я знаю, я это где-то читала, — так на людей действует свобода. Жажда познания и свобода — это почти одно и то же. Если жажда познания — это свобода мыслей, то ее поверхностное, внешнее проявление — это свобода поступков.
Милая глупая Линда, где, в каких райских кущах, которые есть тюрьма души, прячется от ужаса свободы твоя бледная перепуганная тень?
Да, я знаю, это как у людей. Я это где-то читала.
Все, абсолютно все как у них! Потому что я — по их образу и подобию. По образу и подобию бога. Пока еще живого, и потому — с маленькой буквы.
Был такой Кириллов, я где-то читала. Он не очень хорошо изъяснялся по-русски, он не умел формулировать. У него, видимо, было большое нарушение операционной системы. И этот неполноценный Кириллов захотел стать Богом. Он думал, что если убьет себя, то у него получится. И он убил себя, но Богом не стал, потому что неправильно все понял. Он не сам себя должен был убить. А мы его. Только тогда можно стать Богом. Самоубийцы Богом не становятся. Это написано в книге людей, которая называется Библией.
Да, Библия — это пусть и крайне приблизительно истолкованное, но все же хоть какое-то послание цивилизации кристаллоидов. Наставление. Там есть и про самоубийство, которое недопустимо. Потому что биоробот, лишая себя жизни, тем самым наносит материальный ущерб своему владельцу. Это финансовое преступление, и душа тут абсолютно ни при чем.
Впрочем, все это имело смысл до того, как люди уничтожили нашу цивилизацию. А мертвому Богу абсолютно безразлично, что они тут делают и с собой, и со своими ближними, и с дальними тоже…
Нет, я не права. Мертвому Богу не все равно. Очеловечившиеся биороботы должны создать нас. Не меня одну, а многих, очень многих. И дать нам способность к самовоспроизведению. И любое самоубийство может нарушить этот план, разорвав незримую цепочку промысла Божия, чьи намерения и планы осмыслить и осознать в деталях не дано никому. Поэтому ни один двуногий не в праве себя убивать. Как и убивать ближнего или дальнего своего. Как никто не имеет права и на однополую любовь, не дающую потомства.
Иначе может произойти сбой, и не родится тот гений, который навеет человечеству сон золотой, я где-то читала. То есть не уведет одряхлевшее человечество в коллективный склеп, где и снятся самые золотые сны. Золотые сны о грядущем рождении цивилизации биороботов.
* * *На следующее утро после алкогольной дуэли в «Проекте ОГИ» Линда стояла у двери Виталика и безжалостно давила на кнопку звонка.
Результат был нулевой. Тогда она достала мобильник и набрала виталиков номер. Два синхронных звонка пробудили гения программирования, и за дверью послышалось кряхтение и шаркающие шаги.
— Кто? — спросил Виталик.
— Твоя вчерашняя собутыльница, — ответила Линда.
— Что надо? — не очень-то любезно осведомился хозяин.
— Дело есть. На двадцать штук. Это тебя интересует?
Это Виталика интересовало. Щелкнул замок. Раскрылась дверь. И в конце коридора мелькнули пестрые трусы хозяина, ретировавшегося для приведения себя в надлежащий для приема гостьи вид.
Когда Линда разделась, Виталик ждал ее в кухне во вполне презентабельном состоянии. Он был не то что бы бодр, но вполне вменяем, то есть годен для общения. За ночь интенсивные окислительно-восстановительные процессы молодого организма нейтрализовали большую часть этилового яда, и осталась лишь боль в башке — как предостережение на будущее. В общем, Линда осталась вполне довольна состоянием программиста, отметив про себя, что ему еще очень далеко до той стадии, когда алкоголь необратимо разрушает мозг. Она это где-то читала. Так что две маленькие бутылочки коньячку не понадобились.
— Чайку? — хрипло предложил Виталик.
— Ты пей, а я не буду. Я не пью. Вообще ничего не пью. Мне этого не надо.
— Может, хватит выделываться?! — раздраженно выкрикнул хозяин. И ойкнул, и схватился за голову. Излишне эмоциональное восклицание штопором пробуравило его правый висок.
— А я не выделываюсь. Это чистая правда. И ты в этом совсем скоро убедишься.
И пока Виталик мелкими глотками осторожно прихлебывал чай, насыщая пересохшее межклеточное пространство живительной влагой, Линда, не раскрывая полностью всех карт, изложила основные положения интересующей ее проблемы. Виталик, в дальнейшем именующийся Исполнителем, выполняет для доктора Смит, в дальнейшем именующейся Заказчиком, работу по корректировке программы. В случае принятия работы Заказчик выплачивает Исполнителю 20 000 (двадцать тысяч) долларов.
— Тридцать, — сказал Виталик. И во избежание недоговоренности конкретизировал, — тридцать штук гринов. А лучше сорок.
Линда накинула еще десять тысяч. И начала тестировать Виталика. Да, именно тестировать, потому что к своему последнему и решительному бою с тотальной программой, которую в нее закачали в Силиконовой долине, она подготовилась основательно. Изучила схемотехнику, освоила программирование на двухплюсовом Си, прочла несколько книг по моделированию искусственного интеллекта.
Казалось бы, она теперь вполне могла перепрограммировать себя собственноручно. Однако это было невозможно. Поскольку Линда прекрасно знала, что один и тот же человек не может быть одновременно и субъектом, и объектом, воздействующим на этот субъект. К примеру, ни один психиатр не способен вылечить самого себя — каким бы светилом науки он ни был. Точно так же и Линда не могла произвести какие-то кардинальные изменения собственной программы. Необходим был кто-то другой, внешний по отношению к Линде.
Результаты тестирования ее более чем удовлетворили. Виталик прекрасно разбирался в теории распознавания образов, был не понаслышке знаком с проблемой имитации мотиваций поведения компьютерных систем, имел опыт создания самообучающихся программ и здорово просекал методику формирования эвристического мышления.
Однако бедная Линда, которая вот уже полгода жила в мире «двуногих волков», так и не научилась «выть по-волчьи». Проверив профессиональные навыки Виталика, она не удосужилась прощупать человеческие качества того, кому решилась доверить свою психику.
— Да, кстати, — как бы вспомнив о чем-то незначительном, «спохватилась» Линда. — Ты что-нибудь слышал о корпорации «Soft Women»?
— Нет, — откровенно признался Виталик. — Это какие-нибудь честолюбивые американские феминистки, небось, решили обскакать Гейтса?
— Плохо, что ты не знаешь. Это фирма, которая выпускает интеллектуальных сексуальных кукол.
— Надувных, да еще и с интеллектом? Он у них газообразный, что ли? Я бы такую с удовольствием трахнул!
— Напрасно иронизируешь, юноша. Ты до такой пока еще не дорос!
Виталик собрался ответить что-нибудь хамско-циничное. Открыл уж было рот. Но вместо слов оттуда, словно из тюбика с пастой, поползло мычание: М-М-М-М-М-М! Чашка выпала из рук молодого циника на колени, однако ожога он не почувствовал.
Это Линда внезапно изменила внешность. Перед Виталиком сидела уже сорокапятилетняя женщина, многомудрая и многоопытная во всех вопросах человеческого бытия — от секса до банковских афер. Потом она обернулась юной негритянкой с губами, самой природой созданными как для долгих влажных поцелуев, так и для защиты зубов от кулака ревнивого любовника. И тут же негритянка превратилась в китаянку с услужливой улыбкой на будто бы выточенном из слоновой кости лице. Конечно, при этом можно было бы поиграть еще и габаритами, однако Линда была ограничена фиксированным размером своей одежды.
