Майкл Суэнвик - Вакуумные цветы
Но у нее нет ни ручных, ни ножных колец, и магнитное поле ее не притянет. Она камнем полетит вниз, сначала с тягостной медлительностью, потом быстрее и наконец, как бескрылый Икар, мертвая и окровавленная упадет с разгону на плиты городской дорожки. Глупая фантазия!
– «Дойче Накасоне» будет вас разыскивать. Вы об этом знаете? – Ребел и Хайсен вошли в кабину вместе с сотней других людей. Двери со вздохом закрылись, и лифт пошел вниз. – Они хотят снять точную копию вашей теперешней личности. А потом переделать вас в Эвкрейшу Уолш. Вы думаете, они сделают это по доброте душевной? Как бы не так! Они заботятся об авторском праве. – Лицо Хайсена так приблизилось к Ребел, что их капюшоны соприкасались, словно в поцелуе. Врач шептал прямо в ухо Ребел, и она ощущала кислый запах из его рта. – Им нет до вас никакого дела, им плевать на то, какая вы сейчас, на то, кем вы себя считаете. Это все равно что умереть!
Один из отсеков лифта остановился, чтобы выгрузить пассажиров, остальные поехали дальше вниз. Неотесанный юнец с черно-белыми значками на лице и свисающей с шеи металлической звездой, подбоченясь, прохаживался около Ребел. Он распахнул накидку, сверкнуло его полуобнаженное тело. Ребел отвела глаза и получше закуталась в ткань. Парень загоготал.
– Но почему, почему они хотят со мной это сделать?
Хайсен вздохнул:
– История довольно простая, но весьма неприглядная, – сказал он. – Вы помните, как были Эвкрейшей? Работали испытательницей психосхем?
Воспоминания были, но такие болезненные, что Ребел испуганно от них отшатнулась. Они вполне объясняли то безумное стремление к саморазрушению, которое одолело ее несколько часов назад; Ребел хотела бы все забыть. Однако, подобно языку, не оставляющему в покое больной зуб, мысли ее обладали собственной волей.
– У меня в голове все перепуталось.
Остановился еще один отсек лифта, потом еще. Врач и Ребел отступили вглубь. Хайсен всматривался в непроницаемые лица пассажиров.
– Здесь лучше об этом не говорить. Кто-нибудь может услышать. Я расскажу вам обо всем у Сноу.
Двери лифта раскрылись. Ребел обдало горячим и влажным воздухом. Сила тяжести здесь превышала нормальную, и идти было нелегко, на ногах будто висели гири. Толпа подталкивала их вперед, к громадной пещере, где располагались сообщающиеся между собой закусочные с меню из морских водорослей и хирургические кабинеты, игорные заведения и притоны гомосексуалистов. Голографическая реклама била в глаза. Ребел поморщилась. Где-то ударили по струнам – раздался немелодичный звук. Реклама вызывала у Ребел безотчетное волнение и беспокойство. Ее тело покрылось капельками пота. «Я здесь уже была, – думала она. – Нет, я никогда здесь не была».
– Вниз по улице Бакунина, – сказал Хайсен.
Вдали от ведущих наверх лифтов лавки пошли реже, между ними чернели фундаменты зданий и опоры жилой зоны. Когда Ребел и Хайсен проходили мимо психомодельной мастерской, вспыхнул свет, и Хайсен показал внутрь здания. Ребел присмотрелась: клиенты медленно двигались по узким проходам и лениво водили руками по бесконечным рядам полок. Время от времени кто-то брал плату психосхем и нырял в одну из кабинок для программирования, установленных у дальней стены. Над головой горела реклама. «СЬЮЗИ ВАКУУМ» – гласило одно объявление. Сьюзи была похожа на амазонку. Над словом «АНГЕЛ» переливалось изображение мальчугана. «Необыкновенно прелестный ребенок», – подумала Ребел. И тут она увидела надпись «Ребел Элизабет Мадларк». На звездном фоне стояла незнакомая женщина и делала нечто такое, чего Ребел никогда бы не стала делать. Ребел в ужасе глядела на происходящее.
– Видите маленькие кометы на заднем плане? В этом сезоне лесоводы в моде.
Ребел повернула к Хайсену изумленное лицо. Он пожал плечами:
– Это предварительная реклама. «Дойче Накасоне» вложила в вас уйму денег. Я хотел, чтобы вы поняли, какой дорогой продукт экспериментальной психотехники вы собой представляете. Пошли.
Вниз по наклонной дорожке, потом узкий коридор со стенами из черного, спрессованного шлака. На стенах коридора во много рядов на доступном для глаз расстоянии несмываемой флюоресцентной краской были грубо намалеваны путаные и бессвязные надписи. На «БУДЬ САМИМ СОБОЙ – БОГ ТЕБЯ НЕНАВИДИТ!» наезжало «СВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫ», которые исходили злобой, столкнувшись с «БЕЙ УМНИКОВ!», а те, в свою очередь, разбивались о слова «ТАНЦОРЫ, ОБОРОТНИ, ВАМПИРЫ, УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ». Кто-то очень постарался соскоблить колесо с надписью «ДРУГ ЗЕМЛИ». Под нацарапанными значками на деревянном ящике лицом к стене сидел рабочий. Он снял крышку люка и перебирал спутанные цветные провода.
Ребел и Хайсен повернули за угол и пошли через квартал пьяниц. Вконец опустившиеся бедолаги ковыляли, прося подаяние. Они без конца бубнили себе под нос, их мозги, как гнилью, были изъедены Богом, сексом и информацией, рефлексы нарушены, глаза стали пустыми, лица подергивались. Хайсен презрительно зашипел и ускорил шаг.
– Подонки! – задыхаясь, произнес врач, едва они с Ребел благополучно прошли мимо. – Я бы их всех…
Они свернули в еще более узкий переулок, сплошь покрытый тонким слоем начинающего гнить мусора. В воздухе стояла вонь от тухлой рыбы и прогорклого жира, пятки Ребел сделались черными.
Она посмотрела на Хайсена и была поражена, увидев, что врач дрожит. По его белому как мел лицу струился пот.
– Черт возьми, приятель, – сказала Ребел. – Что с вами?
– Это психосхема. – Хайсен помахал рукой перед лицом. – Формируются слишком яркие зрительные образы, я сразу все пропускаю через себя. Иногда это на грани.., паранойи.
Они вступили в спускающуюся под углом галерею. Здесь было темно – кто-то то ли украл, то ли перебил все светильники. В тени ворчали вентиляторы. С потолка свисали спутанные черные провода, приходилось нырять под петли кабеля.
– Черт ее побери, – выругался Хайсен. – Вовсе не обязательно было открывать контору именно здесь! Ей просто хочется, чтобы было побольше места. Я бы… – Они в последний раз завернули за угол, и Хайсен показал на потемневшую от копоти дверь. – Сюда.
Над дверью висело большое изображение выкидного ножа, изготовленное из мерцающих неоновых трубок, – образчик древней технологии, воссоздание которого обошлось, по всей видимости, в хорошую сумму. Он гудел, потрескивал и окрашивал тени в густо-багровый цвет. Лезвие ножа то загоралось, то потухало, словно выскакивая из ручки, а затем снова в нее убираясь. В середине двери был прибит маленький белый прямоугольник, табличка:
Сноу «Клинок»
Восточный конец коридора Кропоткина рядом с галереей Беркмана Новый Верхний Камден, 3. С. Э.
– Сноу? – нерешительно проговорил Хайсен.
Дверь отворилась, и они вошли.
* * *
Ребел ожидала увидеть что угодно, только не это: комната оказалась такая огромная и пустая, что трудно было судить о ее размерах. Отделка напоминала яичную скорлупу, белую и безликую. Мебель отсутствовала. Единственным предметом во всем этом пространстве был лежащий посередине маленький молитвенный коврик. На нем, опустив обритую голову и откинув назад капюшон накидки, стояла одинокая коленопреклоненная женщина. Воздух в комнате был холодным, эта прохлада давала минутное облегчение, а потом начинала угнетать так же, как уличная жара.
Ребел и Хайсен прошли вперед. Помещение было оборудовано по последнему крику моды – не было видно никаких механизмов, никаких пультов и проводов; несомненно, их заменяла сложная система невидимых глазу лучей, направленных микрофонов и мыслеприемников. Мощная сила, полностью принадлежащая тому, кто знает все эти хитросплетения.
Женщина подняла голову и устремила на Ребел взгляд холодных, как у змеи, глаз. Лицо женщины был белым как мрамор, его украшал рисунок из шестиугольников, похожих на стилизованные изображения Солнца и снежинки.
– Что вы украли для меня на этот раз, Ежи?
Лицо Хайсена вновь обрело нормальный цвет. Он улыбнулся и, театральным жестом отбросив назад накидку, позволил себе размашистый, шутливый поклон.
– Позвольте вам представить единственный существующий экземпляр из серии – и весьма ударной серии, – намеченной «Дойче Накасоне» к выпуску на будущий месяц.
Женщина не пошевелилась.
– Как это произошло?
– «Как я рада видеть вас, Ежи. Садитесь, пожалуйста», – ухмыльнулся Хайсен. – Вы ведь именно это хотели сказать, Сноу? Или, может, нам предстоит сидеть на полу?
Сноу слегка повела головой, как ящерица холодным утром после долгой спячки.
– Стулья сзади.
Ребел повернулась и чуть не споткнулась о стул в стиле эпохи королевы Анны. Рядом стоял еще один, точно такой же. Ребел бессознательно отступила назад. Хайсену тоже было не по себе. Каким бы там образом ни появились стулья, фокус производил такое же сильное впечатление, как средневековые чудеса.
