Александр Тюрин - Точка уязвимости
– Ты куда, двойник?– весело поинтересовался Руслан.
– В туалет, – бесхитростно отозвался Сережа.
– Я тебя сейчас облегчу.
И врезал.
Работник умственного труда легко перелетел через кресло, неловко попытался смягчить падение плечом, но все равно въехал в ламинатный пол левой стороной затылка, после чего его сознание оказалось в темном, абсолютно непроницаемом мешке.
3
Шрагин словно выплывал из склизкого тошнотворного омута. Неужели это нокаут так подействовал?
– Дурной ты, Серега.
Вот позорище-то, выключили как щенка, без сопротивления. И не какой-то звероподобный Тайсон выключил, а человек его роста и комплекции. Но словно кирпичом врезал. И, видимо, с большим удовольствием.
<код>
мойСлабыйХарактер = ИнтеллигентныеРодители. воспитывать(я);
ушибЛица = Противник. использовать(мойСлабыйХарактер);
</код>
И откуда эти типы знают его имя? Ведь все документы остались в камере хранения на дюссельдорфском вокзале. Или все знали с самого начала?
– Дурак ты, Серый, – повторил далекий голос, словно бы стиснутый его собственной тошнотой. Или же этот голос вызывал тошноту?– Зачем полез сюда, Шрагин? Думал с кондачка и тебе отломится? Ты ж, блин, не герцог. Если уж вырвался за кордон, так тикай куда глаза глядят, хоть в Парагвай.
Шрагин не мог пошевелить ни одной мышцей, ни одним членом, непонятно даже, как еще дышал. Чужой голос проходил к нему как сквозь вату. Взгляд постепенно фокусировался, но в итоге не захватил ничего, кроме потолка. Веки не закрывались и не открывались, какие-то трубочки увлажняли глаза, которые затем подсушивались потоком воздуха…
Почему не получается ни одно движение, неужели Руслан сломал ему позвоночник?
– Да нет, цел ты пока, даже не обосрался, хотя в таких случаях положено заранее клизму делать. Я тебе только анестезию дал, а один, с позволения сказать, мужчина ввел тебе нарколептик. Теперь Энгельманн с Динстом решают, как с тобой дальше дружить. Я предложил распилить тебя циркулярной пилой на тысячу ломтиков, но они не согласились, гуманисты хреновы, сказали, что пила может засориться. Может, они сперва тебя в жопу хотят, уж больно ты для них привлекательный, неподвижный такой, как Ленин, они ведь самые настоящие некрофилы-педофилы, да еще в глубине души троцкисты, как все западные интеллектуалы… Извини, меня мобила зовет. Наверное, девушка.
Даже не обосрался, обидно. Вообще никаких хлопот для этих сволочей. Раз – и превратился в полено, можно стругать и тесать…
Тугаев вернулся пару минут спустя и обратил на себя внимание пинком ноги.
Боль от удара показалась какой-то приглушенной, отдаленной. Впрочем, через несколько секунд она достигла своего максимума. Сережа подумал, что Руслан, скорее всего, разговаривал с Викой…
– И все-таки ты не дурак, Сережа. Ты – псих, типичный случай параноидальной шизофрении, комплекс жертвенности, жизнь, значит, за царя. Никто не ожидал, что ты так быстро окажешься здесь. Да, у меня есть право поставить тебе этот диагноз, потому что я отучился два года на медицинском факультете Петербургского университета. Теперь мне тебя и не жалко вовсе. Может, тебя уже не жалеть, а уважать пора. Ведь все выдающиеся личности были по диагнозу параноидальные шизофреники. А вот, кстати, и наши педики-медики идут. Щас вынесут свой приговор.
Знаешь, Серый, в воздухе так и витает тема донорства. Модная тема, ети ее налево. У тебя, кстати, нет лишнего глаза? А то что-то мой куда-то запропастился. А вон у Антуана, похоже, с яйцами неполадки… Папа у него штандартенфюрер СС был, так, по крайней мере, Шерман думал, но сынок больше думает не об арийской расе, а о собственной жопе…
Руслана какое-то время не было слышно. Спустя безразмерный кусок времени его голос, куда более острый, чем раньше, стал снова проникать в мозг Шрагина.
– Все, Шрагин, не волнуйся, жизнь прожита не зря. Потому что принесешь ты пользу людям. Только людям надо еще подготовиться… А ты, кстати, экскурсии любишь? Наверное, любишь, как любой порядочный интель. Ну, я тебя пока покатаю по музею. Много интересного узнаешь. Я ведь тут уже изрядно пошастал с любезного разрешения хозяина. Да и сама коллекция не без моего участия собрана… Дай-ка я тебе голову поверну направо, потому правый у тебя пока что лучше видит, чем левый. Вот так удобно? Хорошо видно? Увлажнители для глаз клейкой лентой прилеплены, так же как и вентиляционная трубка для твоей дыхалки, так что все в порядке, не отвалятся.
Шрагин заметил сейчас, что ему в рот уходит прозрачный стебелек, и услышал легкое, но беспрерывное шипение. Насос работает. А затем все поплыло вокруг, и он понял, что экскурсия началась. Поскольку за нее ему, похоже, предстояло дорого заплатить, оставалось только одно – участвовать.
Потек, нигде не застревая, словесный поток из Руслана, дружелюбный, лекторский, не вызывающий возмущения.
– Тут все для человека, Серега. Мне даже не надо каталку толкать, сама мягонько так катится, я ею с пульта управляю. Но если даже перестану управлять, то она, скорее всего, никуда не трахнется, потому что у нее собственные сенсоры и собственная управляющая программа имеется. Ну, ты понял, ты ж у нас тоже программы мастеришь. А вот голос робота-экскурсовода я отключу, во-первых, он только на немецком талдычит, а во-вторых, многое не договаривает, железяка хренова…
Эти мертвецы, дружище, получили жизнь вечную в результате кропотливой работы многих пластинаторов почти на протяжении столетия. Некоторые способы сухого сохранения тканей были найдены эсэсовскими врачами в концлагерях, в результате многочисленных экспериментов. Выдающуюся роль в создании органических консервантов сыграл немецкий ученый фон Хагенс. Но вот знамя подхватили, как Ахилл и Патрокл, Энгельманн-младший и герр Динст. Не только подхватили, но и унесли далеко вперед, в чем можно сейчас убедиться. Именно потому, что они разработали самый замечательный на свете маринад – точнее, поликонсервант на основе метапропиленгликоля, – столько тут нетленных мощей стоит, для любой религии, на любой вкус. Наши гении даже прозрачности тканей добились с помощью какой-то разновидности глицерина.
Сказать тебе честно, Серега, я, как увидел пластинаты в первый раз, так вегатарианцем стал. Не навсегда, конечно. Но даже и сегодня, как пережру, то на местные консервы без конвульсий смотреть не могу. Что жизнь человеческая? Как было спето не раз, только миг между прошлым и будущим. Помнишь, один урод по кличке Сфинкс спросил у Эдипа: кто утром ходит в штаны, днем в подъезде, а вечером опять в штаны? Правильно, человек. И годы жизни человеческой – цитирую псалом девяностый – семьдесят, от силы восемьдесят лет, да и то при правильном питании и поведении. Это всего лишь день один в космическом масштабе, и проводишь его порой, так сказать, в загаженном сортире. Короче, отгадав загадку, Эдип впал в эдипов комплекс и завершил свой день досрочно к обеденному перерыву. Он еще не знал, что после пластинации у Энгельманна можно простоять или просидеть в неизменном виде почти миллион лет, по сравнению, например, с пятьюдесятью тысячью годами у Хагенса. Так можно и второго пришествия дождаться в прекрасной кондиции, как бы с ним ни медлили высшие инстанции.
Ну и так кто же у нас дождется второго пришествия?
Вон там, на пьедестале, кружится гигант-полковник Мансуров из «Альфы». Вальсирует он тут с ярко подкрашенными мышцами за то, что поднял руку на своих братьев, на свободный Кавказ.
А вот, глянь на поднос – все сто частей принадлежат телу одного человека. Если точнее, то господину Бетакису, крупному бизнесмену из города Сочи. Не захотел делиться прибылью с «национально-освободительным» движением, желающим утопить русских в Черном море. Вот теперь из него пазл получился, детская мозаика. На первый взгляд его сложнее собрать, чем кубик Рубика, особенно в полумраке, но у меня получилось! Дело в том, что все части грудной клетки фосфоресцируют белым светом, а все кости, скажем, левой ноги – зеленым, и так далее.
А вон там с собственной головой в руках некто Григорян, поднимает ее и опускает за счет встроенного сервомеханизма.
Этот тип отлично владел арабским и вайнахским, внедрился в «Аль-Харамейн», но служил в российской разведке. Причем неплохо служил. За это глотку пилили ему медленно, тупым ножом.
Соответственно распилке он присутствует тут в двух частях.
Знаешь, Серега, хоть ты и работал на опережение, а все ж таки скажу тебе, шансов выиграть у тебя имелось – кот наплакал. Ты ведь был глубоко один. Даже ради Аньки Шерман никто с места не стронулся. Менты, наверное, ждали, когда Андрей Арьевич их как следует, многослойно, подмажет. А всякие посредники ждали, когда им предложат приличный процент. Есть еще так называемые международные гуманисты, записные правозащитники, от Хьюман Вотч до Адама Сергеевича Крикалева, это те, кто приковывает внимание мировой общественности, когда поступит команда от босса. Но и они не включили Аню в свои списки. Потому что команды не было. Ведь Анин папа враждовал с самим «Фармаландом», который кормит всех профессиональных гуманистов на свете.
