Я люблю свою куклу (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Нет, сам расскажешь. Задаром его вопли слушать — ищи дурака.
— И то верно. Ну, ладно, удачи там, куда ты собрался, где бы это ни было. Нет, не говори, не хочу знать! Ты та ещё жопа сволочная спесивая, но я к тебе даже как-то привык.
— И тебе удачи, Груша. Заработай себе уже на член и оттрахай всю Средку!
— Это цель моей жизни, дро!
* * *
Интик, как ни странно, искренне расстроился.
— Боз, Гарт! Но как же так? Я же не справлюсь! Я так мало знаю…
— Кину тебе линк на пару старых учебников. Если осилишь, пойдёшь дальше и однажды чему-то научишься. Если нет… ну, у нас свободный город.
— Я попробую, боз Гарт.
— А пока… — я поколебался, но оставил ему поинт. — Пиши, если что-то сломается. Подскажу, что делать. Привык я как-то к нашему оборудованию. Может быть, даже скучать буду…
Глава 25
Элитный сет
Для девяноста процентов жителей города смотреть на Средку сверху — притягательная и недостижимая мечта. Символ немыслимого успеха и предмет лютой зависти. Средка разделяет город по вертикали успешности чрезвычайно наглядно. Ты либо в низах, либо в верхах. Я в верхах. Снова.
Берана поселила меня в башне, которую она арендует или купила, я не выяснял. В низах принято называть «башнями» всё, что торчит над Средкой, но в верхах разделяют. Башни только у Владетелей. У промов, коммерсов, крайм-боссов и тех, кто просто ухитрился набрать токов на верхнее жильё, — «высотки». Ещё пару лет назад «купить или арендовать башню» звучало как «купить или арендовать Луну», но после возвращения Креона немалое их число опустело. Он был тот ещё злопамятный отморозок и просто вырезал подчистую те Дома, которые приняли участие в заговоре. Говорят, дочка продолжила его дело и после смерти папаши проредила недовольных ещё радикальнее. В результате много башен пустует. Традиция не велит продавать их или сдавать, но этому городу деньги всегда были важнее правил.
Башня, в которой теперь живу я, принадлежала, видимо, довольно захудалому Дому. Высота балкона, с которого я мог бы помочиться на Средку, всего-то этажей двадцать. Я, кстати, сделал это — тоже традиция. Если ты попал наверх — обязательно поссы вниз. На удачу, чтобы туда не вернуться.
Даже Дом не первого ранга остаётся Владетельским, поэтому внутри роскошно, и не так, как в кабинете Киралика, а по-настоящему. Видна рука дизайнера, всё в одном стиле, лаконичном, но красивом и удобном. Широкие окна, прекрасная мебель, а главное — высококлассное оборудование. Терминалы в каждых апартаментах, мощные сети, толстые каналы, отлично справляющиеся с моими задачами, включая удалённое управление вычислительным центром.
В моём распоряжении комплекс из пяти комнат, в три из которых я даже не заходил. Спальня и кабинет — и даже этого много. Я не успел разбаловаться, работая на Креона, и совмещение того и другого кажется мне даже удобным. Встал с кровати, сходил в санмодуль, сел за стол, работать. Всё в одном помещении. Но здесь от спальни до роскошной ванной комнаты десять метров по стильному коридору, а в кабинет надо идти через столовую, где за стол можно было бы усадить всех мап нашего борделя. Зато у меня есть рендовая служанка (с дополнительным мап-функционалом, которым я не пользуюсь) и бесплатная премиальная доставка. Всё, что может предоставить город, я получаю по нажатию кнопки. Даже жаль, что мне ничего, в общем, не надо.
В башне немноголюдно, заселена пара верхних этажей. Что ниже — я не знаю, доступ для нас закрыт. Под «нами» я подразумеваю несколько десятков человек научных и инженерных кадров, которых собрала и поселила тут Берана. Своего рода общежитие, только очень роскошное. В нём живут те, кого пригласил в город Креон; их принято называть «внешниками». После убийства Верховного они лишились нанимателя и оказались в ситуации полной неопределённости. Калидии на них плевать, она, возможно, даже не в курсе их существования. Промы не занимаются научными проектами, им бы производства свои не потерять. Городской персонал их терпеть не может, потому что они получают гораздо больше и живут гораздо лучше. Получали и жили. При Креоне. Почти как я. Правда, в отличие от меня, в низы их не выкинули. По крайней мере, не всех.
Какая-то коллизия со спецами всё же произошла. Разговаривать они об этом не любят, да мне и не особенно интересно, но, к примеру, семейная пара, с которой я контактирую по проекту, потеряла двух дочерей. Они просто исчезли, и следы их затерялись в низах. Я не стал им говорить, что две девчонки необычной внешности (их мать имеет удивительные раскосые глаза, а отец — статный блондин), оставшись одни в низах, вряд ли будут благополучны. Думаю, родители и сами об этом догадываются.
Берана очевидно забрала к себе не всех «внешников». Что стало с остальными, я не знаю. При Креоне их было несколько сотен, они занимали целую высотку, которая теперь стоит заброшенной. Приглашённые научные и инженерные кадры больше не нужны, перспективные проекты курировал сам Верховный, без него город катится по инерции. Или, точнее, под уклон.
Я не общаюсь с внешниками. Во-первых, у меня, как у любого обычного горожанина, есть в отношении них предрассудки. Странные люди, непривычная внешность, необычное поведение, некоторые даже говорят неправильно, путая или коверкая слова. Во-вторых, я не общительный. Мы встречаемся вечерами в общем холле, выпиваем, раскланиваемся, обмениваемся ничего не значащими репликами и расходимся по своим апартаментам. Я бы охотно игнорировал собрания, но таково требование Бераны. Она считает, что это «формирует команду». Я так не думаю, но с ней лучше не спорить.
По моему проекту я пересекаюсь с несколькими внешниками, в первую очередь, с упомянутой уже семейной парой, потерявшей дочек, — они работают с тем самым бионейрокластером в низах. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но ряд сложных программных задач проще и быстрее решать через него. «Брейнфреймы» — так называют их внешники — позволяют избежать программирования. Если достаточно детально описать задачу, то они выдают сразу готовый код. Он часто непонятен, но работает, а это главное. Минусы такого «программирования» — чтобы что-то добавить, убрать или изменить в функционале, нужен опять же бионейрокластер, желательно тот же самый. Человеку детально разобраться в их коде практически нереально. Работать с ними могут далеко не все, это не компьютер, которому можно написать последовательность команд, переменных и условий. Работа с «брейнфреймами» напоминает общение с каким-то почти разумным, но очень странным существом с непривычной логикой, которое ещё надо уговорить выполнить вашу задачу. Она ведётся через «прямой интерфейс», когда оператор надевает на голову шлем и оказывается как бы на одном ментальном уровне с устройством… Я этого не могу. Голова, видимо, не так устроена. Поэтому приходится задействовать внешников. Я как можно подробнее формулирую им задачу, они передают её бионейрокластеру, тот выдаёт готовую программу, я её тестирую в виртуалке, говорю, что доработать, процесс повторяется. Потом тестирование на железе — и всё сначала, потому что непременно вылезет что-нибудь незамеченное на моделях. Алгоритм привычный, при Креоне занимался примерно тем же самым. «Брейнфреймы», что бы это слово ни значило, в своё время позволили в кратчайшие сроки наклепать кучу прошивок, что, с одной стороны, обеспечило нас рендом, а с другой — лишило детального контроля над ситуацией. Большая часть их кода совершенно непонятна, без бионейрокластеров его не поменять, а те управляются в основном внешниками. Среди горожан тех, кто способен стать оператором, нашлось очень мало. Я бы предпочёл обойтись в своём проекте ручным программированием и мощностями вычислительного центра, но снова, как и во времена кризиса, фактор времени важнее всего остального.