Виктор Бурцев - Алмазная реальность
– Воды бы… – сквозь гул, царящий в моей голове, с трудом пробивались отдельные голоса. – Воды…
– Куда там воды? Мало ему, думаешь, было воды… Воды… Надо ж, придумал…
– Ну а что? У тебя есть нашатырь?
– Нету…
– Ну вот и не…
– Заткнитесь все, придурки… – Голос со странным акцентом. Кажется, итальянским.
Откуда я знаю, какой акцент у итальянцев? Не помню… Или помню?
Откуда-то пришло, накатило… Белые лепестки падают словно бы с небес. Цветет вишня. И симпатичная миниатюрная девушка с глазами влюбленной собаки читает мне нараспев стихи… Стихи без рифмы, поражающие глубиной смысла…
Кажется, ее звали Йоко…
А при чем тут Италия?
От воспоминаний меня отвлекли голоса, которые стали звучать все явственней.
– Веки дрожат… Пауза.
– Точно?
– Точно. Дрогнули. Один раз. Развяжи руки.
– Командир не велел.
– Мало ли чего он не велел…
– Заткнись. Давайте пальцы разогнем.
– Поломаете ведь…
– Я тебе поломаю! Давайте по одному. Осторожно…
– Вот вцепился-то.
Резкая боль, как молния, пронзает руки. Я открываю глаза и… и ничего не вижу. Какие-то тени ворочаются в темноте. Пыхтят. И рукам очень больно, И странное стягивающее ощущение в области глаза.
– Ребята… – тихо позвал я.
В тот же миг вспыхнул свет. В лицо уперлась жадная, болезненная точка фонаря.
– Уберите…
– Мой генерал!
Это Абе.
– Скажи им, чтобы руки мне развязали, – Это Таманский. – У меня все затекло. И так ногу придавило… Мозес!
– Мой генерал, разрешите, я его пристрелю. – Спокойный голос с итальянским акцентом принадлежит Ламбразони.
Все встало на свои места, я вспомнил, где мы, кто мы и кому своим положением обязаны.
– Где Карунга?
– Хороший вопрос, – прозвучал в темноте ехидный голос Таманского. – Поднимите ему веки…
– Заткнись, – сказал Ламбразони.
– Не заткнусь, развяжите руки.
– Развяжи, Абе, – сказал я, и свет фонарика высветил журналиста, который в невероятной позе был зажат между двумя балками. – И освети помещение.
Судя по всему, мы оказались зажатыми под перевернувшимся катером. Сплющенным, смятым, со сломанной надстройкой. Странно, что мы не захлебнулись…
Поняв, что мои руки до сих пор сжимают что-то холодное, я с трудом расцепил сведенные судорогой пальцы. Луч фонарика мазнул вниз, и я увидел лицо толстяка Карунги. Выпученные глаза, посиневший язык…
– Коваленко где?
Луч света уперся в бездыханное тело. На спине трупа я успел увидеть выходные пулевые отверстия.
– Он на автомат упал, когда все началось… То ли сам упал, то ли кинуло так, он ведь без сознания был почти все время.
– Марко, ты был на управлении… Как далеко мы от береговой линии были?
– Были недалеко… – неопределенно ответил Ламбразони. – Когда шторм пошел, так вообще прибило… куда-то.
– Генерал, – вмешался из темноты развязанный Таманский, – Вы что об озере знаете?
– То, что оно пограничное, – ответил я раздраженно. – Что вы хотите сказать?
– Перепады в уровнях воды.
– Таманский, мы не в том положении, когда можно травить байки.
– Видно, генерал, что вы не гуманитарий. Особенностью профессии журналиста является энциклопедичность знаний… Я не забиваю вам голову байками, как вы изволили выразиться. Я оперирую фактами.
– Можно я его пристрелю? – снова подал голос Ламбразони.
Я проигнорировал его реплику.
– Таманский, что вы хотите сказать?
– То, что нам везет… Или там… Божественное провидение…
Когда мы выбрались из-под катера, небо было ясным. От шторма не осталось и следа, и широченная линия прилива парила под солнцем.
Может быть, нас выбросило на берег, может быть… Все может быть. Озеро, кстати говоря, действительно меняет свой объем.
17. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙЛейтенант Национальной армии МозамбикаЯ был мокрый, словно…
Словно…
Очень мокрый, короче.
Жутко мокрый.
На солнышке я надеялся быстро просохнуть, но высокая влажность после дождя этому не способствовала. Вдобавок жутко болели челюсть, плечо и обе ноги. Хорошо хоть развязали… Ну почему люди понимают, что ты не имеешь злобных намерений, только после того, как тебя едва ли не пришибли?
А толстяк меня удивил, удивил… Признаться, до того, как он выкинул козыри, я относился к режиму Ауи лучше, нежели к режиму Нкелеле. Понятно, что оба сволочи, но Ауи представлялся сволочью одомашненной, что ли, особенно на фоне жутких россказней о проделках Нкелеле. Теперь я не то чтобы сменил ориентиры, но утвердился во мнении, что нужно соблюдать нейтралитет И быть при этом вооруженным до зубов, если представится такая возможность.
Главное, чтобы меня не прикончил Ламбразони. Итальянцы, они вообще с приветом, а этот вдобавок контуженный. После истории в катере остальные на меня смотрели снисходительно-дружески, а Ламбразони почему-то еще больше возненавидел.
Или я его прикончу, или он меня.
Одно радует: пока рядом черная ряшка Мбопы, ничего мне не грозит.
– Самый разумный путь – идти на север вдоль берега, – сказал тем временем генерал. – Мимо Нкота-Кота не пройдем, так что…
Мы ковыляли по песку, представляя собой жалкое зрелище. Четверо утопленников, которые по какой-то причине не утонули на все сто и теперь топают куда-то помирать окончательно. Любой придурок с автоматом или даже с пистолетом, выйди он сейчас из прибрежных зарослей, сделал бы нас своей легкой добычей. Правда, это была нейтральная территория, бывшая малавийская. К северу помещались войска Нкелеле, а тут, насколько я знал, была спорная земля, по которой бродили летучие отряды и случайно выжившие местные жители. Вспомнив о местных жителях, я тут же освежил в памяти деревеньку людоедов, и меня передернуло.
Зверски хотелось есть – наверное, от переживаний и стрессов последних часов. Путешествие, начинавшееся так радужно, с кондиционированного воздуха в отеле и посещения ресторанов, заканчивалось плачевно. Хотя почему заканчивалось? Еще очень много плохого может с нами случиться!
– Здесь растет ямс, – подал голос Абе. Тоже проголодался, надо думать. – И маниока.
– Некогда, – буркнул генерал. – Поищи бананов и не углубляйся в чащу. Стоп! Ламбразони, иди с ним. Я постерегу журналиста.
– Ой, да не надо меня стеречь! – вспылил я, насколько мне хватило сил (признаюсь, хватило ненамного).
– Я так… успокоить Ламбразони, – примирительно сказал Мбопа, глядя вслед удаляющимся соратникам. – Садитесь.
Мы уселись на песок.
– Генерал, вам все это не надоело? – искренне спросил я, не имея ни сил, ни желания утяжелять нашу беседу подтекстом.
– Что именно?
– Наше сафари. Ну, сдадите вы меня костоломам вашего генералиссимуса. Вынут они мои мозги и сунут их в биораствор, повтыкают электроды… Вам-то от этого какая корысть? Небось опять в джунгли отправят?
– В джунгли я как раз сам напросился, – серьезно сказал Мбопа. – А вы тоже… политик. Как вы там загнули: «Если нужен мертвый Мозес, так стреляй»…
– А что вы хотели? Это ж чокнутый. Все равно бы не выстрелил.
– В том-то и дело, что не чокнутый. Чокнутого спец-координатором не сделают. Это минимум полковник… А как умело притворялся!
– Может, и не притворялся вовсе. Психоматрица. До определенного момента он был жирным трусливым Карунгой, а потом хлоп – и в дамках, – предположил я.
Мозес пожал плечами:
– И такое возможно. Тот же запрограммированный бабуин, только поумнее.
– Бабуины как раз ваша выдумка.
– Уверены?
– Нет, – признался я.
– Вот именно. Вам, наверное, интересно, почему я воюю на стороне Нкелеле?
– Да нет. Уже неинтересно. Тут все воюют не по убеждениям, а по национальной принадлежности либо за деньги. За деньги даже чаще.
– Гораздо чаще. Видел я, как под Шикуалакуала бились два ваших батальона наемников. Друг против друга. Дикость! С гранатами под танки бросались. На амбразуры. Словно защищали последнюю пядь родной земли от захватчиков. Вон наши ребята в Форте Бамали в прошлом году сдались превосходящим силам в полном составе. С них потом, правда, шкуры содрали, но с точки зрения тактики все было правильно… А ведь эти как раз на своей земле должны бы сражаться до последнего.
– Русские всегда отличались непредсказуемостью.
– Вижу. – Он засмеялся.
Весельчак, подумал я. В голове сразу всплыло: «Весельчак У». Что-то из очень-очень детских книжек. На обычной бумаге, с цветными необъемными картинками, писатель какой-то… Для маленьких. Булкин… Буланов… Булгаков? Да, кажется, Булгаков. Был там у него Весельчак У, жирный, мерзкий и ехидный. Как Карунга в новой ипостаси, она же последняя. А книжка называлась не то «Мастер и Алиса», не то «Алиса и Мастер»… Я поймал себя на мысли, что считаюсь человеком интеллигентным и образованным, а сам не помню ничегошеньки из нормальной литературы, которую писали не роботы и не хитрые пластиковые ящички, а простые люди, и писали для людей простых же, и редактировали все это люди самые обыкновенные, и печатали тоже…
