Александр Тюрин - Танцы с Виртуэллой
Заплатил и пользуйся на здоровье, которое теперь железное, точнее пластиковое…
За дверью номер 28, в противовес жуткому пространству музейных залов, было довольно уютно. Обычная конторская и в то же время довольно неформальная обстановка. Две улыбчивые девушки наводили порядок с папками. На стремянке возле высокого шкафа сидел ученого вида человек в старомодных очках, с симпатичными залысинами, он снимал папки с верхней полки и передавал какой-нибудь из девушек.
— У нас вначале даже не было компьютера, — сказал очкарик на очень четком и понятном немецком. Все на бумаге. Музей еще не открыт, а мы уже запутались в документации. Вы, значит, господин Тугаев. А я — Йозеф Динст. Пройдемте, не будем мешать девушкам.
Он показал рукой на смежную дверь. Похоже, что сработало. Этот хренов Динст ничего не заподозрил.
Соседняя комната была кабинетом. Здесь не было и следа какого-либо лоска, столь любимого многими менеджерами. Здесь занимались делом. Хотя на полках стояли удачные образцы пластинатов: головы, руки, другие бывшие члены человеческого тела, в хозяине кабинета трудно было признать какого-то Кощея или Харона.
— До завтрашнего дня шеф вряд ли появится, поэтому рабочие вопросы можно решить со мной. Что представляет собой ваш товар?
— В принципе, выбор сейчас достаточно широк, — уклончиво произнес Лже-Тугаев.
— Детские экземпляры нас уже не интересуют, — предупредил господин Динст. — Детский сад мы уже собрали. Хотя от зародышевых тканей мы не откажемся, однако в ваших условиях подготовить и сохранить их практически невозможно. Но вот другая тема: сейчас мы оборудуем зал патологий.
Патологии, в отличие, от предыдущей темы, вселили в Шрагина некоторый оптимизм.
— Ну, этого у нас более чем достаточно.
— Здесь, в Европе, тоже немаленький выбор… Так что нам нужно от вас нечто особенькое. По данным ВОЗ сейчас в двух селениях на юге вашего региона свирепствует геморрагическая лихорадка, занесенная, видимо, гостями с Нила. Мне нужны целые головы, а не только лишь мозговые ткани.
Шрагин представил отрубленную, раздувшуюся обсиженную мухами голову своего собеседника, и у него случился первый в Музее Человека приступ тошноты.
— Но…
— Я понимаю, что это достаточно опасно. И для вас, и для нас тоже, пока мы не произведем необходимого обеззараживания. Но, если быть внимательным и не облизывать кое-что лишний раз, то можно отделаться только легким испугом. Если вас заинтересует это предложение, то технологию консервации препарата мы оговорим несколько позже.
— А что еще вас интересует? — поддержал разговор Лже-Тугаев.
— Что-нибудь свеженькое. Нам нужны живые ткани. Что такое смерть де-факто и де-юре? Это необратимое отключение некоторых отделов мозга. Но тело-то еще на девяносто девять процентов живое! — подчеркнул с заметным воодушевлением господин Динст. — У нас есть портативные холодильники разного размера — для сохранения и перевозки внутренних органов, конечностей, целых торсов — мы могли бы вам предоставить их под определенный залог. А у вас — прекрасные возможности работать, так сказать, без излишних формальностей. На то, чтобы изъять нужные нам ткани, у вас имеется от пяти минут в теплую погоду до получаса в прохладную. Улавливаете? У вас в запасе не слишком много времени…
Для того, чтобы унять головокружение, Шрагин стал внушать себе, что он, в принципе, тоже людоед, что его мама не была кандидатом филологических наук, что Пушкин бил в барабан на берегах Нила, а Глинка играл где-то там на там-тамах. Немного помогло.
— Так что ж, мне самому убивать и самому расчленять, чтобы протухнуть не успело? — деловито справился Шрагин.
— Зачем самому убивать? У каждого своя работа, которую надо делать качественно. Например, вам становится известно, что кто-то хочет казнить преступника, зарезать заложника или расстрелять пленного, и вы сразу оговариваете свои права, желательно с заключением договора. Чтобы там никакого разбрасывания внутренностей по всей округе и швыряния голов в кусты. Все должно быть аккуратно, а не так, как у вас там, в горах, принято. Кстати, желательно, чтобы человек перед смертью не был подвержен сильному стрессу, иначе в крови появляется слишком много разрушающих факторов. Договоритесь о передаче казнимому успокоительных средств.
— Да, мы обязательно поработаем над хорошим настроением, — поддержал Шрагин, несмотря на одолевавшую его тошноту.
Тут в кармане у господина препаратора заиграло турецкое рондо.
— Это шеф вернулся, почему-то на день раньше. Ну и славно, он же знает вас лично.
Внутри у Шрагина все упало с ускорением три «же».
— Шеф у меня смешной, — поделился Динст. — Он всегда звонит с входа, как будто в служебное время я могу заниматься любовью с посторонними. Но он, действительно, очень деликатен… Все, упавшее внутри Шрагина, расплескалось где-то на полу, как раз дверь открылась и в комнате появился Антуан Энгельманн-Ферреро, а вместе с ним истинный Руслан Тугаев. Дальнейшее Шрагин воспринимал с изрядной долей отстраненности, находясь примерно на том же расстоянии от событий, что и телезритель от телеэкрана.
Энгельманну натикало, сутя по косвенным данным, лет сорок пять, но у него было изящно вылепленное лицо, покрытое тонкой свежей кожей. Шрагин не раз уже видал в Германии сомнительные лица, но физиономия господина директора скорее подошла бы девушке. И вместо рукопожатия Энгельманн поцеловался со своим замом. Тугаев ни с кем не поцеловался, а вместо этого пробуравил Лже-Тугаева злым взглядом своего единственного глаза.
— А я с герцогом и герцогиней, — похвастал Энгельманн, — они пока осматривают новинки на третьем этаже.
— Ну, этот парень в короне к тебе просто неравнодушен.
После поцелуя Энгельманн-младший подошел к Шрагину и уже вполне стандартно протянул руку. Сильно смутившийся визитер встал из кресла и пожал некрупную, однако предельно твердую «хирургическую» руку директора Музея и распорядителя Фонда.
— Вы — господин… — начал Энгельманн.
— Тугаев, — охотно подсказал Динст. — Это господин Тугаев.
— Что за хрен? Это я — Тугаев, а не этот урод! — взревел истинный Тугаев и повторил по-немецки, ударяя себя в грудь кулаком. — Их бин эхтер Тугаев.
— Нет, я, — отважно заявил Шрагин.
Энгельманн предусмотрительно отошел на два шага от Лже-Тугаева, однако сохранял дистанцию и до Тугаева истинного.
— Их не может быть двое? — справился шеф у зама. — Ты в базе данных смотрел? В таблице поставщиков.
— Еще нет. — Динст защелкал клавишами старомодного компьютера.
— Нет, тут всего один Тугаев. Как же узнать, кто из них настоящий?
Энгельманн задумался:
— А у вас, господа, есть национальные паспорта?
— Ой, я забыл, — погрустнев, произнес подлинный Тугаев.
— И я не захватил с собой, — сказал несколько осмелевший Шрагин.
Энгельманн ненадолго нахмурил свой почти девичий лоб.
— Истинный Тугаев, наверное, должен быть мусульманином, то есть с обрезанной крайней плотью. Господа, снимите штаны.
— Да, да, да, но только при мне.
В комнате возникла шикарная дама в перьях райских птиц, на вид герцогиня.
— Мальчики, мальчики, что вы все о штанах? — пропела она. — Сегодня вы заставили меня снова поверить в жизнь после смерти. — Дайте я вас поцелую за это. Или укушу.
— Я люблю качественные укусы, а вот он, кажется, нет. — Энгельманн показал пальцем на Динста и засмеялся жеманно.
Герцогиня, напоминавшая своим богатырским ростом и плечами хорошо сложенного мужчину, сделала свое дело и удалилась.
— Ну, ты давай первый, — сказал Тугаев Шрагину.
— А почему не ты?
— Этот боится больше, — сказал Энгельманн, кивнув на настоящего Тугаева.
Шрагин перевел дух, находившийся где-то в солнечном сплетении — кажется, обошлось.
Неожиданно он заметил, что Динст просто давится от смеха. Вот он прыснул, не удержавшись, затем к нему в порыве искреннего здорового хохота присоединились Энгельманн и Тугаев.
Шрагин почувствовал неладное, но было уже поздно.
Наконец Энгельманн перестал смеяться и, немного отдышавшись, произнес:
— Добро пожаловать в Музей Миры Человека, господин Шрагин.
Полный абзац. Однако Шрагин заметил, что герцогиня забыла закрыть за собой дверь.
В три прыжка он преодолел расстояние до выхода, но там уже стоял Тугаев, который мгновенно оказался в нужном месте, перемахнув через стол.
У Сережи мелькнула мысль, что надо немедленно вмазать Тугаеву, и лучше не в челюсть, а в пах — ведь тот беспечно и уверенно стоит на широко расставленных ногах. Но как же — прямо в пах? Это ведь так больно. Однажды хулиган-пятиклассник ударил в пах десятиклассника Шрагина, и тот хорошо запомнил все эти неприятные ощущения… В голове привычно хороводили мысли, отражаясь одна от другой. И никакого доступа к психопрограммному интерфейсу, полный паралич.
