Уильям Гибсон - Страна призраков
От «Нью-Йоркера» – а судя по всему, Браун и сегодня собирался там заночевать, – «Gray’s» отделяло каких-то два квартала вдоль по Восьмой авеню. Милгрима заведение успокаивало. Он еще помнил время, когда две булочки с напитком, тогдашний ужин особой скидки, стоили доллар и девяносто пять центов.
Похоже, Брауна «Gray’s Papaya» не слишком умиротворяла, но здесь он становился немного словоохотливее. Получив безалкогольную «пина коладу» с булочками, он начинал распространяться об истоках культурного марксизма в Америке. По словам Брауна, прочие люди могли сколько угодно толковать о «политкорректности», но только на самом деле это был самый настоящий культурный марксизм, пришедший в Соединенные Штаты из Германии после Второй мировой войны и зародившийся в хитроумных головах профессоров из Франкфурта. «Франкфуртская школа», как они себя величали, не теряя времени зря, беспрестанно запускала свои интеллектуальные яйцеклады в аудитории ничего не подозревающей американской академии старой выучки. Это место в его рассуждениях, очаровательное своей научно-фантастической патиной, доставляло Милгриму особую радость. Возбуждение взвинчивалось по нарастающей; вспоминались зернистые, в черно-белом изображении, звезды еврокомма[93] в твидовых пиджаках и вязаных галстуках, плодящиеся как грибы после дождя или даже как вездесущие кофейни «Старбакс». Но каждый раз, когда речь подходила к концу, Браун портил все удовольствие, заявляя, что «Франкфуртская школа» состояла исключительно из евреев.
– И... никого... больше, – говорил он, вытирая испачканные горчицей уголки губ ровно сложенной бумажной салфеткой. – Сам посуди.
История повторилась и сегодня, после долгих часов, которые Милгрим провел в корейской прачечной. Браун только что произнес эти самые слова, и пленник согласно кивнул, дожевывая второй хот-дог; к счастью, правила хорошего тона освобождали его от обязанности говорить с полным ртом.
Наконец с едой было покончено, и настало время возвращаться в «Нью-Йоркер». В воздухе смутно веяло близкой весной и даже как будто бы начинало теплеть. Милгрим подозревал, что это самообман, но все же повеселел. Восьмая авеню в этот час не бурлила дорожным движением. По ближней полосе промчался в противоположном направлении желтый «хаммер», и Милгрим невольно обратил на него внимание. Еще бы не обратить, мысленно хмыкнул он, шагая вслед за Брауном. Во-первых, это «хаммер», пусть даже не настоящий, а подделка, состряпанная на скорую руку; во-вторых, он желтого цвета. В-третьих, это был очень желтый «хаммер» с дурацкими колпаками, которые не крутились вместе с колесами, но едва покачивались, поскольку имели противовесы. И даже колпаки сияли желтизной в тон внедорожнику; а еще с них бессмысленно щерились бодрые смайлики – по крайней мере со стороны, обращенной к тротуару.
Но, говоря серьезно, Милгрима занимало другое. Водитель и пассажир пролетевшего мимо «хаммера» поразительно смахивали на рыцарей-мавров, заглянувших в прачечную на Лафайет-стрит. Вязаные черные шапочки, облепившие массивные черепа; безразмерные торсы, затянутые в черную кожу, словно дорогие диваны... Ну просто Гилберт и Джордж[94] на джипе.
Странно? Не то слово.
27
Межнациональная валюта дерьма последнего
Холлис не разваливалась на части только благодаря теплому белому халату «Мондриан», солнечным очкам и поданному в номер завтраку, состоявшему из гранолы[95], йогурта и арбузного «ликуадо»[96]. Усевшись в просторном белом кресле, она пристроила ноги на мраморе приземистого кофейного столика и принялась разглядывать фигурку синего муравья на подлокотнике. Виниловое насекомое не имело глаз – возможно, по воле дизайнера?
Решительная ухмылочка, выражение мультяшного неудачника, уверенного в глубине души, что на самом деле он – супергерой. Осанка говорила о том же, чуть согнутые верхние лапки были прижаты к бокам, кулаки стиснуты, нижние лапки замерли в боевой стойке. Стилизованный египетский фартук и сандалии, видимо, намекали на логотип компании, который уж точно смахивал на иероглиф.
«Если жизнь подсунет тебе что-то новое, – говаривал Инчмэйл, – попробуй перевернуть это и заглянуть, что там на дне».
Холлис перевернула фигурку: подошвы насекомого были чистыми и гладкими, без фирменного знака «Синего муравья». Идеальная обработка. Нет, это не игрушка. По крайней мере не для детей.
Вспомнилось, как Ричи Нагель, звукооператор «Кёфью», затащил упирающегося Инчмэйла на Мэдисон-сквер-гарден[97] посмотреть Брюса Спрингстина. Рег вернулся в глубокой задумчивости, он даже сутулился под грузом впечатлений, но – странное дело – не желал говорить об этом. Выжать из него удалось немного: на сцене Спрингстин проявил высочайшее искусство владения собственным телом, воплотив собой сочетание Аполлона и Багса Банни. С тех пор Холлис долго и не без внутренней тревоги ждала, что Инчмэйл начнет выставлять себя на концертах боссом, но этого так и не произошло. А вот создатель синего муравья, подумала она, опуская фигурку на подлокотник, явно стремился к чему-то подобному – к сочетанию Зевса и Багса Банни.
Тут зазвонил сотовый.
– Доброе утро.
Инчмэйл, легок на помине.
– Ты подослал Хайди. – Голос прозвучал хладнокровно, почти без упрека.
– Она пришла на задних конечностях?
– Ты знал про деньги Джимми?
– Это твои деньги. Да, знал, но забыл. Когда он сказал, что готов с тобой расплатиться и только ждет возможности, я посоветовал, если сразу не выйдет, передать весь долг через Хайди. А иначе ты бы икнуть не успела, как денежки унеслись бы в трубу.
– Ты мне не рассказывал.
– Да забыл же. Причем с огромным усилием. Подавил в сознании всю историю после его внезапной кончины.
– И когда вы виделись?
– Никто не виделся. Он мне сам позвонил. А через неделю его нашли...
Холлис обернулась, не поднимаясь с кресла, и через плечо увидела небо над Голливудскими холмами. Пустое, совершенно пустое. Она повернулась назад и подняла бокал с остатками «ликуадо».
– Деньги, конечно, не лишние. Просто... не знаю, что с ними делать.
Сделав глоток, она поставила бокал.
– Лучше потрать. С банками я бы на твоем месте не стал связываться.
– Почему?
– Кто его знает, откуда взялась такая сумма.
– Не хочу даже знать, о чем ты сейчас подумал.
– Холлис, американские сотенные купюры – международная валюта дерьма последнего и, кроме того, любимая бумажка фальшивомонетчиков. Ты еще долго пробудешь в Лос-Анджелесе?
– Не знаю. А что?
– Да вот сорок минут назад выяснилось, что мне туда нужно через два дня. Могу помочь проверить купюры.
– Серьезно? Можешь?
– «Болларды».
– Не поняла.
– «Болларды». Я, наверно, буду их продюсировать.
– Ты правда в курсе, как проверяют фальшивые деньги?
– Я же в Аргентине живу, забыла?
– Анжелина с маленьким тоже приедут?
– Попозже, если выгорит с «Боллардами». А у тебя что?
– Была на встрече с Хьюбертом Бигендом.
– И как?
– Интересно.
– Боже мой.
– Выпили. Потом проехались посмотреть, как строят их новые офисы. Прокатились на танке «от кутюр».
– На чем?
– Жутко непристойная машина.
– Что он хотел?
– Чуть не сказала: «сложный вопрос», но тут все скорее мутно. Очень мутно. Если найдешь время вырваться от своих «футболлардов», тогда и расскажу.
– Ладно. – Он отключился.
Телефон зазвенел прямо в руке. Наверно, Инчмэйл еще что-то вспомнил.
– Да?
– Алло? Это ’Оллис?
– Одиль?
– Ты посмотреть маки?
– Да. Красивые.
– Из «Нода» звонили. У тебя, сказали, новый шлем?
– Да, новый, спасибо.
– Это хорошо. Ты знать Сильверлейк?
– Более-менее.
– Более?..
– Я знаю Сильверлейк.
– Здесь художница Бет Баркер, у нее квартира. Приходи посмотреть квартиру, обстановку. Это аннотированная обстановка, ты в курсе?
– Как – аннотированная?
– В гиперпространстве к каждой вещи прилагаться описание Бет Баркер, рассказ про этот предмет. На один простой стакан воды – двенадцать ярлыков.
Холлис бросила взгляд на белую орхидею, что цвела на высоком кофейном столике, и вообразила ее обклеенной виртуальными карточками.
– Одиль, звучит заманчиво, но лучше в другой раз. Мне надо сделать кое-какие заметки. Переварить впечатления.
– Она расстроится, Бет Баркер.
– Скажи, пускай держит хвост пистолетом.
– Хвост?
– Загляну в другой раз. Честно. Маки просто чудесные. Это мы еще обсудим.
– А, отлично. – Собеседница повеселела. – Я передать Бет Баркер. До свидания.
– До свидания... Эй, Одиль?
– Что?
– Твое сообщение. Кажется, ты хотела потолковать о Бобби Чомбо.
– Хочу, да.
– Это потом. Пока.
Она торопливо встала и спрятала телефон в карман халата, словно это могло помешать трубке зазвонить снова.
