Тед Уильямс - Море серебрянного света
— Дети, сейчас мы заняты, — сказал им Орландо. — Прилетайте немного попозже, и мы поиграем, договорились?
Обезьянье торнадо покрутилось у него над головой и взмыло в воздух.
— Хорош, Ландогарнер, — пропищала одна. — Но мы прилетим!
— Килохана! — пропищала другая. — Время пописать на каменных троллей! — И желтое облако исчезло за холмами. Родители Орландо стояли как вкопанные, настолько пораженные всей этой сценой, что Рэмси даже захотелось немедленно отправить их обратно и дать побыть одним.
— Не беспокойтесь — они не всегда крутятся вокруг меня, — сказал Орландо.
— Мы… мы просто хотим быть с тобой. — Вивьен перевела дыхание и попробовала улыбнуться. — Где бы ты ни был.
— Я очень рад, что вы здесь. — Долгое мгновение он стоял, не отводя от них глаз. Его губы дрожали, но потом и он заставил себя улыбнуться. — Эй, пошли смотреть дом. Все вместе!
Он пошел было по дорожке, но потом вернулся обратно и взял Вивьен и Конрада за руки. Он был намного выше их и они почти бежали, чтобы успеть за его длинными шагами.
Рэмси взглянул на Сэм Фредерикс и предложил ей свой виртуальный носовой платок. Подождал, пока она успокоится и они вместе пошли за семьей Гардинеров на холм.
— ВЫ выглядите получше, чем в последний раз, — сказала Каллиопа.
Женщина в кровати кивнула, с холодным и безразличным лицом, как если бы кто-то тщательно вытер из него жизнь. — Вы тоже. Вы даже ходите.
Каллиопа указала на пластико-металлические штуки за своим стулом. — На костылях. Очень медленно. Но в наше время врачи — настоящие волшебники. Вы должны знать.
— Я не буду ходить, что бы они со мной не сделали.
Трудно отвечать на такие слова, но Каллиопа попробовала. — А что, умирать лучше? — тихо спросила она.
— Великолепный вопрос.
Каллиопа вздохнула. — Простите, мисс Энвин, у вас было трудное время.
— И нельзя сказать, что я его не заслужила, — сказала молодая женщина. — Я вовсе не невинна. Дура, да, — но не невинная дура.
— Никто не заслужил Джонни Дреда, — твердо сказала Каллиопа.
— Может быть. Но и он не получил того, что заслужил, верно?
Каллиопа пожала плечами, хотя та же самая мысль постоянно горела в ее сознании. — Кто знает? Но я хотела вас кое о чем спросить. Что в точности вы сделали с блокнотом после того, как я отправила сигнал об опасности? Что вы пытались послать?
Американка медленно мигнула. — Вирус. — Она изучающе посмотрела в лицо Каллиопе. — Программу, которая пожирает информацию. Несколькими часами раньше она съела половину моей системы. Я решила, что это может как-то повредить ему. Я упаковала ее в его собственные… файлы. Среди этих ужасных фильмов. Так что он бы даже не знал, что это.
— Быть может именно это ввело его в кому.
— Я хотела убить его, — равнодушно сказала она. — Мучительно. Все остальное — не кара.
Какое-то время они молчали, но когда Каллиопа начала медленно и мучительно двигаться на стуле, готовясь встать, женщина внезапно заговорила. — У меня… у меня есть кое-что на совести. — В ее глазах появилось выражение страха и надежды, от которого Каллиопа внутренне поежилась. — Меня это мучает… очень давно. Это случилось в Картахене…
Каллиопа подняла руку. — Я не священник, миссис Энвин. И не хочу ничего слышать об этом случае, во всяком случае от вас. Я уже изучила все донесения и то, что вы сказали моему напарнику, детективу Чану. Я умею читать между строчек, как и любой другой. — Взглянув на женщину он погасила еще одну попытку исповеди. — Я говорю очень серьезно и представляю закон. Подумайте как следует, прежде чем сказать что-нибудь еще. И если вы, потом, все еще захотите облегчить сознание, что ж, вы всегда сможете позвонить в полицию Картахены. И я хочу сказать вам, что тюрьмы в Колумбии не самое лучшее место на свете. — Она смягчила голос. — Вы прошли через ад. Выздоравливаете и думайте, что вы собираетесь делать в жизни дальше.
— Вы имеете в виду без ног, верно? — В ее словах был больше, чем намек на жалость к себе. Каллиопа почувствовала, как в ней опять забурлил гнев.
— Да, без ног. Но вы живы, верно? И у вас есть шанс, небольшой, подняться. Это больше, чем у большинства людей. И уж точно больше, чем у остальных женщин Дреда.
Какое-то мгновение Дульсинея Энвин глядела на нее с чем-то вроде ярости и Каллиопа приготовилась выслушать ругательства, но американка промолчала. Через мгновение ее лицо опустилось. — Да, — сказала она. — Вы правы. Будем считать, что мне повезло, верно?
— Чем раньше вы это поймете, тем лучше, — сказала Каллиопа. — Удачи, вот что я хочу вам пожелать. А теперь я должна идти.
Дульси кивнула и взяла стакан воды стакан воды со столика возле кровати, потом заколебалась. — Он действительно… ушел? — спросила она. — И не вернется назад? Вы уверены?
— Насколько можно быть уверенным в чем-либо. — Каллиопа попыталась сохранить голос профессионально-холодным. — Уже неделю ни одного знака — ни малейшего изменения, ничего. И его стерегут днем и ночью. Если он и проснется, то в тюрьме.
Дульси не сказала ничего. Трясущейся рукой она поднесла стакан ко рту, но не выпила.
— Простите, но мне действительно надо идти, — Каллиопа ухватилась за костыли. — Звоните мне, если будет нужна какая-нибудь помощь. Кстати, ваши виза продлена.
— Спасибо. — Дульси наконец сумела сделать глоток, и тут же поставила стакан обратно. — Спасибо… за все.
— Я только делала свою работу, — сказала Каллиопа и медленно пошла к двери.
Охранник узнал ее, но все равно заставил махнуть значком перед считывателем, прежде, чем пустил ее внутрь. Каллиопа молча одобрила. Тяжелая дверь звякнула, открываясь, и она вошла в вестибюль с односторонним окном. Охранник вошел вслед с ней и тщательно закрыл за собой дверь.
— Что-нибудь? — спросила она.
— Нет. Еще два врача сегодня. Ничего. Проверка рефлексов, расширение зрачков, все такое, вы же знаете. Если он и не мертв, это только технически. Его спокойно можно хоронить.
Мысль заставила ее содрогнуться от суеверного ужаса. Тогда мне пришлось бы стоять у могилы с серебряными пулями и острым колом. — Однажды он уже был мертв, — сказала она охраннику. — Не надо быть слишком самонадеянным. — Она подошла к окну и посмотрела внутрь через перекрестную штриховку усиливающей проволоки. Освещенная ярким светом, на тяжелой кровати лежала фигура, вокруг которой змеились провода, трубки и кожные датчики. В голове невольно вспыхнули жуткие картины — монстр Франкенштейна встает, срывает с себя ремни, рвет голыми руками провода… Глаза Дреда были чуть-чуть открыты, и пальцы, тоже, слегка согнуты. Она попыталась обмануть себя и увидеть какие-нибудь крошечные движения, но за исключением медленного сокращения и растяжения торса — результат работы автоматической системы поддержки дыхания и системы кровообращения — не было ничего.
Он не вернется, сказала она себе. Чтобы там не случилось с ним, заряд, доза, потеря данных, он где-то в другом месте — технически мертв, как сказал охранник. Ты можешь проходить сюда каждый день до конца жизни, Скоурос, и ничего не изменится. Он не встанет.
Достаточно странно, но легче ей не стало, не было того освобождения, в котором она так остро нуждалась. Ведь это значит, что он сбежал, подумала она. Через какое-то время она почувствовала боль в не долеченных мышцах спины, и только тогда сообразила, что ее пальцы слишком крепко ухватились за подоконник.
Он ушел слишком легко. Слишком. А должен был гореть в аду, стеная и плача. А теперь он проспит остаток своей жизни, и спокойно умрет.
Она опять покрепче ухватилась за костыли, бросила последний взгляд на спокойное, почти симпатичное лицо и медленно пошла к двери.
Жизнь продолжается, сказала она себе. Иногда все кончается таким образом. Вселенная — не детская сказка, где все в конце получают по заслугам.
Она вздохнула, надеясь, что Стэн нашел место для парковки поближе к двери. Ноги ужасно болели и срочно требовался стакан кофе.
ОН хотел спать, отчаянно хотел спать, но возможности не было. С того времени, как он спал в последний раз прошли дни, может быть недели. Он не помнил. Он даже не мог перевести дыхание, в горле першило, он дышал дымом.
Пожар. Пожар в буше. Они устроили пожар, чтобы выгнать меня из-за деревьев. На мгновение его наполнили такая злость и отчаяние, что ему захотелось остановиться и заорать в небо. Почему они не оставят его в покое? Дни, недели, месяцы — он сбился со счета. И сил больше нет.
Но он не сдастся — как бы им этого не хотелось. Он не даст страху победить себя. Такого никогда не было — и не будет.
