Сергей Сюрсин - Фантастика. Повести и рассказы
Осилить Книгу полностью он, как ни старался, не смог. Уйма людей, имен. Тысячелетние старцы, битвы, убийства, подлости… Кто это делал? Зачем? И когда? И где они все, изгнанные из Рая? Здесь они, конечно же, поместиться бы не смогли, даже если поставить всех стоя… Здесь по периметру всего-то шагов пятьсот. Может, потому и турнули из Рая Адама с Евой, предчувствуя, что после запретного плода они начнут усиленно «плодиться и размножаться». Опять же вот он, Адам, собственной персоной. Жук – Ева… Или он вовсе не Адам? И все сказанное в Книге не о нем? Чушь какая-то! Не сходится. Что мы имеем? Вот он, Рай, имеется в наличии. Суша, небо, Стена… О Стене в Книге ничего не говорится, но это и не нужно. Итак понятно. Как отделить мир от Бездны? Сверху – небом, снизу – сушей, а с боков? Стеной, естественно. Иначе все из мира упадет в Бездну. Это последнему глупцу понятно. И упоминать о Стене не было необходимости.
Далее. Запретный плод. Вон оно, Дерево. Плоды висят. И все едят эти плоды. Белка с Птицей, Адам. И Еве они нравились. Он от огрызков, что Адам выбрасывал на Помойку, не отходил до тех пор, пока не объедал их полностью. И ничего не происходило. Ничего запретного. Опять же не плодятся они что-то, – ни Адам, ни Ева, ни Белка с Птицей. Может, это не то Дерево? Но других деревьев в Раю нет! Какая-то в Книге неточность, очевидно. Или в Дереве что-то сломалось, и оно уже не работает как надо. Яблоки уже можно есть без опаски.
Жертвоприношения, агнцы, кровь и плоть… Зачем это? Чтобы Бога умилостивить? Но разве он бывает голодным? Разве ему нечего пожрать там, у себя? Если он создает такой Рай, где всего вдоволь, неужели для себя не смог бы создать нечто подобное? А убивать – это жестоко. Все живое – Адам, Ева, твари – это божьи творения, и они имеет одинаковое право на жизнь. Для этого Бог и создал их. Даже растения – и те живые, тоже божьи творения. Адам не раз наблюдал, как Дерево, раздраженное сварой Белки с Птицей, сгоняло их с себя, недовольно тряся ветками. Неужели растения созданы лишь для того, чтобы удовлетворять наш голод?
Ночь Адам провел беспокойную, хотя к баклажке не прикладывался. Утром беспокойство не исчезло. Твари, едва он приоткрыл дверь, юркнули внутрь и забились под стрехи. Что-то происходило.
Адам вышел наружу. Ничего не изменилось, разве что… Воздух был заполнен какой-то дымкой. Неуловимая, как туман, она скрадывала очертания Дома, Дерева. Исчезли в дымке небо и Стена.
– Это не туман, – пробормотал Адам. – Тогда что это? Вы не знаете? – заглянул он в Дом. Твари молчали.
Постояв немного, Адам направился к Стене.
Ходить к Стене он не любил. Занятие никчемное, бесполезное и ненужное. Стена внушала тревогу и растравляла душу своим загадочным присутствием. И хотя Адам нашел ей разумное объяснение – ограждение от Бездны, – это, почему-то, не успокаивало. Подходить близко к Стене не рекомендовалось, – Стена втягивала в себя все, что могла в силах втянуть. Песок, мелкие камешки, листья, – все незамедлительно уносилось и исчезало в этом бешено мчащемся сером вихре.
Почувствовав усиливающийся напор, Адам остановился. Все как прежде. Разве что чуть ослаб напор. Раньше Адам до этого места не доходил, – опасался, что засосет. Теперь же стоял, – и ничего. Стена будто устала мчаться вкруговую вокруг Рая и собралась передохнуть. Адам прислушался. Низкий гул, который создавала Стена, которым был заполнен Рай, да и вся жизнь Адама, утихал. На плечах Адама оседала труха.
Встревоженный, Адам повернул назад. Как и твари, он забился в Дом, и лишь изредка подходил к окну, чтобы выглянуть и убедиться в очередной раз, что происходит что-то необычное. А что происходит, – этого он не знал. Но пытался, как обычно, найти рациональное объяснение. И возвращался к Книге.
– Адама и Еву изгнали из Рая. За какое-то прегрешение. Насчет тварей в Книге ничего не говорится, но, похоже, это коснулось и их. Может, то, что сейчас происходит, и является преддверием изгнания? Чем же они погрешили? Запретный плод отпадает. Плоды они ели всегда, и ничего не происходило. Помирился с тварями, стали жить единой семьей. Может, из-за этого? – Адам почесал затылок. – Вряд ли. Остается Жук. С гибелью Жука в мире стали происходить изменения. Жук, его гибель виноваты во всем. Точнее, виноват он, Адам. Он наступил на Жука. Он убил. Убийство – это грех. А в Раю нельзя грешить. За это изгоняют.
С неба сыпался песок. Медленно опускались, кружась, листья. Падали мелкие камни и какие-то предметы.
Так продолжалось несколько дней. Стена опадала, рассыпалась. Сквозь дымку проявлялись какие-то дали.
Адам выходил из Дома лишь по необходимости. За водой, плодами. Голод выгонял наружу. Огород, заброшенный, засыхающий, покрытый слоем песка и мусора, медленно умирал. Но у Адама не было никакого желания спасать его. Мир изменился. Что ждало его в будущем, он не знал. И повседневные заботы казались настолько мелкими и никчемными, что не стоили и шевеления пальца. Вся прошлая жизнь, которую он помнил, отошла на второй план. Птица с Белкой днями просиживали рядом у окна, но наружу высовываться тоже не желали.
Наконец воздух очистился. Легкая дымка, плавающая в нем, уже не мешала разглядеть дальние заросли деревьев, которых оказалось удивительно много, строения, смутно виднеющиеся на горизонте, поля, уходящие в небо. Мир стал огромным, не умещающемся в сознании. Необъятный купол голубого неба с ярким золотистым диском днем, мириады звезд ночью. Суша, простирающаяся во все стороны и соединяющаяся на горизонте с небом. Адам не мог этого перенести и в страхе убегал поглубже в Дом, зарывался в кровать, укрываясь с головой под одеяло. Каждый вечер он с надеждой ожидал, что утром проснется и увидит мир таким, каким он должен быть.
Но действительность не менялась. Каждое утро всходило солнце и освещало все те же дали. Из серых туманных образований иногда падала вода. Над строениями вился едва видимый дымок. Только звезды, несмотря на возросшее количество, все также таинственно мерцали в ночном небе.
И однажды Адам решился. Закинув за плечо сумку с провиантом, усадив на плечи подрагивающих Белку и Птицу, он решительно вышел из Дома и направился в сторону построек.
Вокруг царила разруха. Покореженные деревья с поломанными ветвями и вывороченными корнями. Полуразрушенные строения. Похоже, когда-то здесь тайфуном прошла Стена.
– Тайфун? Что это такое?
И тут подсознание услужливо выстроило цепочку:
– Тайфун – око тайфуна – Дом – Рай…
Адам попытался вникнуть в эту головоломку, но не смог. Не до этого было сейчас.
Жизнь оживала. Из обломанных веток пробивались молодые ростки, увешанные изумрудными листочками. Земля от обилия травы казалась зеленым ковром. Даже строения, судя по поднимавшимися над ними дымкам и едва заметному отсюда движению, казались обитаемыми.
Строения приближались медленно. И так же медленно отдалялся Дом. Белка с Птицей, тревожно возившиеся на плечах, забились в его волосы и затихли, высунув головы из прядей и испуганно озираясь. И чем дальше отдалялся Дом, тем медленнее становились шаги Адама. Дорога в неизвестность вызывала страх. Все чаще он оглядывался через плечо назад. Наконец, остановился.
– Ну, что? – хрипло спросил он.
Твари молча согласились.
Адам развернулся, и они зашагали назад. В Рай.
Призрак
От грубого пинка двери распахнулись, выплеснув на тихую улицу грохот музыки, звон посуды, шумный гвалт и пьяные выкрики подвыпивших завсегдатаев. В дверях, пятясь, показались два здоровых мужика. Они, натужено сопя, выволокли наружу третьего, упирающегося, цепляющегося за порог и дверной косяк и при этом вопящего и скверно ругающегося. Не обращая внимания на его крики и попытки пнуть их, они ловко подхватили его за руки и ноги, раскачали и сбросили с крыльца в дорожную пыль.
От боли упавший взревел и судорожно заскреб конечностями землю, кашляя от набившейся в рот пыли. Сделав под рев своих обидчиков несколько неудачных попыток, он неуклюже поднялся и, пошатываясь, мотая головой и продолжая браниться, потянулся трясущимися руками к кобуре на боку.
– Но-но, Том, без шуточек! – крикнул тот, что был постарше, хозяин заведения. – Мы так тоже можем, – в руке у него блеснул ствол. Из-под ног Тома взметнулись фонтанчики пыли.
Том неловко отскочил в сторону, запутался непослушными ногами и опять нырнул в дорожную пыль. Хозяин с помощником снова загоготали.
От падения, а может, от выстрелов скорого на руку хозяина Том быстро пришел в себя. Когда он вновь возник из пыли, то уже не хватался за кобуру, а только стоял, пошире расставив для устойчивости ноги, и, мыча, отплевывался.
– Ну, как, успокоился? – миролюбиво спросил хозяин. – Топай теперь домой да проспись. И приходи с монетами. На дармовщину тебе этот номер с выпивкой больше не пройдет, – и они повернулись к двери.
