Ханну Райаниеми - Квантовый вор
— Вор хочет получить средства для кражи того, что называют гевулотом. Он считает, что на Марсе есть агенты Соборности, и хочет установить с ними контакт.
Пеллегрини на мгновение останавливает взгляд на яркой точке оси.
— При нормальных обстоятельствах это было бы несложно. Они беспрекословно подчинились бы при виде моей печати. Но я не могу участвовать в вашей миссии. По крайней мере, напрямую. Я предоставлю информацию и координаты, но все переговоры тебе придется вести самой. Речь идет о василевах, они способны доставить немало хлопот. Хорошенькие мальчики, и они об этом знают.
— Я понимаю.
— Это несущественно. Я перешлю все, что тебе требуется, на этот твой маленький симпатичный корабль. Твои успехи меня радуют, не беспокойся о мелких неудачах.
Миели непроизвольно сглатывает, и у нее вырывается вопрос:
— Меня накажут?
— О чем ты? Конечно нет.
— Но почему мне приходится применять к вору такие деликатные методы? На войне воины-разумы взяли бы пленных и раскопали бы в их мозгах мельчайшие подробности. Разве вор какой-то особенный?
— Нет, — отвечает Пеллегрини. — Но будет особенным.
— Я не понимаю.
— Ты и не должна понимать. Поверь, эту миссию поручили тебе после тщательного отбора. Продолжай работать, и скоро я и твоя подруга увидим тебя здесь во плоти.
После этого Миели вновь оказывается в своей пахнущей розами комнате. Она медленно поднимается и заказывает у фабрикатора еще порцию коньяка.
В отсутствие Миели «Перхонен» и я осматриваем Часы. Вернее, это делает «Перхонен» при помощи моих рук. Похоже, Миели предоставила кораблю возможность пользоваться органами чувств моего тела. Возникает странное ощущение, когда я держу Часы в руках, а из моих пальцев тянутся тончайшие щупальца из ку-точек.
— Мне всегда они нравились, — говорю я вслух. — Часы. Такое сложное сочетание осцилляторов и механизмов. Большие и маленькие. Красивые.
Гм. Поднеси их ближе к своему глазу.
Пока «Перхонен» занимается анализом, я бегло просматриваю в экзопамяти сведения о дворцах памяти и глушу выпивкой возникающую при этом головную боль.
— Знаешь, я, наверно, выжил из ума. Дворцы памяти?
Тщательно разработанная система хранения информации, основанная на воздействии на мозг запоминающихся мест и образов. Воображаемые дворцы, где содержатся символы, отображающие воспоминания. Использовались греческими ораторами, средневековыми учеными и оккультистами эпохи Возрождения. Потеряли ценность с распространением книгопечатания.
В раздражении я дергаю Часы.
— Знаешь, я полагал, что спрятал здесь что-то для того, чтобы впоследствии мог это с легкостью найти. Получается, что я как будто сам не желаю ничего отыскивать.
Успокойся.
— Я ничего не могу узнать про Поля Сернина. Никаких сведений в общедоступной экзопамяти. И меня это не удивляет. Остается только гадать, чем я занимался на Марсе помимо свиданий с этой Раймондой.
Наверно, что-то крал.
— Мне нравится это местечко, но для вора оно не представляет особого интереса. Здесь нечего красть. А гогол-пиратством я не стал бы заниматься.
Ты уверен? Теперь положи Часы на стол.
— Конечно уверен. А тебя-то что беспокоит?
Корабль вздыхает, издавая странный звук.
Ты. Может, ты и считаешь себя неотразимым, но мою подругу ты сильно огорчаешь. Разгадывания секретов и взломы тюремных замков не по ее части. Ее даже нельзя считать воином. По крайней мере, настоящим воином.
— Так почему она этим занимается? Служит Соборности?
А почему люди идут на все? Ради кого-то. Не задавай так много вопросов, я пытаюсь сосредоточиться. Ионные ловушки в этих устройствах — весьма деликатные штучки.
— Ладно. Чем быстрее мы с этим разберемся, тем быстрее сможем заняться более важными и приятными вещами.
Я ощупываю Часы. Буквы в слове «Тибермениль» немного выпуклые.
— Ага.
Внезапно появляется ассоциация. Когда я приходил в себя, я видел во сне книгу о воре с именем, как у цветка. И заголовок. «Шерлок Холмс приходит слишком поздно». Потайной ход, открываемый…
Кончиком пальца я трогаю букву Н. После легкого нажатия она поворачивается. То же самое происходит с буквами Р и Л. Крышка Часов поднимается. Внутри снимок мужчины и женщины. Мужчина — это я, только молодой, черноволосый и улыбающийся. У женщины рыжевато-каштановые волосы и россыпь веснушек на носу.
— Ну привет, Раймонда, — говорю я.
Глава седьмая
Сыщик и его отец
Утром Исидор щурится на яркий свет Фобоса. Во рту скверный привкус, голова трещит. На мгновение он прячет лицо в волосах Пиксил, наслаждаясь ее теплом. Затем заставляет себя снова открыть глаза и осторожно высвобождает руку из-под ее плеча.
Утром зал выглядит совершенно иначе. Стены и другие поверхности пропускают внутрь рассеянный свет, и вдали ему удается разглядеть красноватую линию края кратера Эллада. Исидору кажется, что он проснулся в каком-то странном геометрическом лесу.
Минувшая ночь представляется беспорядочной чередой обрывочных образов, и он инстинктивно обращается к экзопамяти, чтобы все восстановить, но, конечно же, натыкается на белую стену.
Исидор смотрит на лицо спящей Пиксил. Губы изогнуты в полуулыбке, веки подрагивают. Камень зоку мерцает в утреннем свете на ее оливковой коже у основания шеи.
Что же, черт побери, я делаю? Она права, это просто игра.
Поиски одежды в груде тряпья занимают некоторое время, и Исидор едва не надевает панталоны вместо своих брюк. Пиксил между тем дышит ровно и не просыпается, даже когда он осторожно отходит.
При дневном свете нагромождение кубов напоминает головоломку, и Исидору трудно определить, где находится выход, несмотря на прекрасную способность ориентироваться в пространстве, выработанную годами жизни в Лабиринте. Неактивность гевулота сбивает Исидора с толку, и на обнаруженный выход он смотрит с нескрываемым облегчением. Должно быть, здесь. Серебристая арка, безупречный полукруг с филигранной чеканкой по краю. Он набирает в грудь побольше воздуха и делает шаг вперед. Реальность как будто резко обрывается…
— Еще вина, мой господин?
…И он оказывается в огромном бальном зале, который не может быть ничем иным, как Королевским залом в Олимпийском дворце. Рабыни-гоголы в мерцающих драгоценностях немыслимым образом изгибаются на высоких шестах, демонстрируя чудеса механической акробатики. Автоматический слуга в красной ливрее протягивает в похожей на клешню руке бокал вина. Исидор с облегчением обнаруживает на себе наряд марсианской знати: легкий плащ поверх темного камзола из ку-ткани и меч. Его окружают люди в еще более вычурных нарядах, все залито светом Фобоса, струящимся из огромного окна с видом на склоны Олимпа. Купол высоко над головой напоминает золотистое небо.
Все выглядит вполне реально, и ошеломленный Исидор молча принимает предложенный бокал.
— Не желаете ли потанцевать?
Высокая женщина в венецианской маске, с кожей, отливающей красноватым золотом, и пышными формами, едва прикрытыми полосками ткани и драгоценностями, протягивает ему руку. Все еще страдающий от головокружения Исидор позволяет увести себя на свободное пространство в центре зала, где многорукий гогол играет невероятно красивые мелодии на медных флейтах. Женщина легко движется, приподнявшись на цыпочки и, словно перо на бумаге, повинуется его руке, уютно устроившейся на плавном изгибе ее бедра.
— Я хочу заставить своего мужа ревновать, — шепчет она, обдавая его ароматом экзотического вина.
— А кто ваш муж?
— Вон он, на помосте.
При очередном развороте Исидор поднимает голову. А там, конечно же, стоит марсианский Король — смеющийся, в белом с золотом костюме, окруженный толпой почитателей и придворных. Он поворачивается к краснокожей женщине, чтобы сказать, что ему уже надо уходить, как вдруг все замирает.
— Что ты делаешь? — спрашивает Пиксил.
Она смотрит на него, сложив руки на груди. Пиксил выглядит вполне бодрой и уже одета в повседневный наряд зоку.
— Танцую, — говорит он и отодвигается от краснокожей женщины, превратившейся в статую.
— Глупый мальчишка.
— Что это за место?
— Фрагмент старого Королевства. Я думаю, Дратдор собрал эти экспонаты. Он у нас романтик. — Пиксил пожимает плечами. — Не в моем вкусе. — Она взмахивает рукой, и за ее спиной возникает арка. — Я шла приготовить тебе завтрак. Все зоку еще спят.
— Я не хотел тебя будить.
Разрыв реальности на этот раз приносит облегчение, возвращая Исидора к некоему подобию нормальности.
— Да ладно. В чем дело? Собирался тайком ускользнуть после такой ночи?
