Филип Дик - Убик.
– Смотрите, что я нашел в инструкции, – заговорил мастер. Он подал Элу буклет, тут же отобрал его и стал листать. – Вот где говорится, кто изготовил эту дрянь и кто производит гарантийный ремонт.
– «Сделано Рансайтером, Цюрих», – вслух прочитал Эл. – Гарантийная мастерская на территории Североамериканской Конфедерации: Де-Мойн… То же, что и на спичках. – Он передал буклет Джо. – Надо ехать в Де-Мойн. Теперь это уже ясно. «Интересно, почему именно Де-Мойн?» – подумал он. – Ты не помнишь, какая-нибудь связь между Рансайтером и этим городком есть?
– Рансайтер там родился, – сказал Джо. – Прожил там до пятнадцати лет. Он как-то говорил об этом.
– Значит, после смерти он туда вернулся. Неизвестно, правда, каким образом… – Теперь он одновременно и в Цюрихе, и в Де-Мойне, подумал Эл. В Цюрихе находится его тело, в мозгу которого происходят метаболические процессы, но контакт установить невозможно. В Де-Мойне Рансайтера в физическом смысле нет, но именно там с ним можно установить контакт… в общем-то, контакт уже установлен, пусть и односторонний – с помощью, скажем, вот этого буклета… А тем временем наш мир опрокидывается в прошлое и забытая реальность выходит на первый план. В конце недели мы можем проснуться и увидеть, как вниз по Пятой авеню катятся дребезжащие древние автомобильчики. «Тралли Доджерс», вспомнил он – и удивился, что вспомнил. Забытый звук, пришедший из прошлого… эманация давно прошедшего, но действительность тает под ее воздействием. Ему стало не по себе. – «Тралли Доджерс», – повторил он вслух. Сто лет тому назад. Название запало в память, теперь он не смог бы забыть его, даже если бы захотел.
– Откуда вы это знаете? – спросил его мастер. – Этого уже никто не помнит. Это старое название «Бруклин Доджерс».[2] – Он пристально посмотрел на Эла.
– Пойдем наверх, Эл, – сказал Джо. – Убедимся, что все в порядке, и рванем в Де-Мойн.
– Да, надо поторапливаться, иначе мы рискуем затянуть наше путешествие, – согласился Эл. Средства передвижения тоже подвержены регрессу, подумал он, на смену ракетным кораблям приходят самолеты, сначала реактивные, потом поршневые. Не пришлось бы возвращаться на поезде, а то и дилижансом… Или регресс не зайдет так далеко? Магнитофон сорокалетней давности мы уже имеем. Да, может дойти и до дилижансов…
Они быстро направились к лифту. Каждый был погружен в свои мысли. Джо нажал на кнопку. В нетерпении они ожидали подхода кабины.
Лифт остановился с громким лязгом. Машинально Эл распахнул железную дверь – и обнаружил, что стоит перед открытой кабиной с поручнями из полированной латуни. Скучающего вида лифтер в ливрее сидел на стульчике и держался за рычаг, равнодушно глядя на них. Но то, что испытал Эл, равнодушием никак не было.
– Не входи! – сказал он, оттаскивая Джо назад. – Ну-ка, сосредоточься, вспомни, каким был тот лифт: гидравлика, автоматика, полная бесшумность…
Он осекся. Вместо лязгающего подъемного приспособления перед ними возобновил свое бытие прежний лифт. Но Эл продолжал ощущать тайное присутствие той древней кабины – будто она притаилась, невидимая, рядом, готовая подставить себя, как только они отвлекутся… Она хочет вернуться, понял Эл. Она намерена вернуться. Мы можем оттянуть этот момент – самое большее, вероятно, на несколько часов. Нарастает момент ретросилы – назовем ее так. Архаика врывается в наш мир интенсивнее, чем мы думали. Шаг становится равным веку – тому лифту никак не меньше ста лет. Но какой-то контроль мы сохраняем. Вернулся современный лифт. Если бы мы действовали все вместе – не два, а двенадцать сознаний…
– Что ты там увидел? – спросил Джо. – Почему ты не пустил меня в лифт?
– Ты что, не видел этого лифта? Это же был тысяча девятьсот десятый год! Открытая кабина, лифтер на стульчике…
– Ничего такого я не видел, – сказал Джо.
– Но хоть что-то ты видел?
– Вот это, – Джо ткнул пальцем. – Нормальный лифт, я вижу его каждый день, приходя на работу. Его я и видел. – Он вошел в кабину и, повернувшись к Элу, внимательно посмотрел на него.
Наше восприятие начинает различаться, подумал Эл. Что бы это могло значить?
Внезапно это показалось ему зловещим. Каким-то неясным, шестым, десятым чувством он ощутил, что это самая катастрофическая, самая смертельная перемена из всех, что происходили с ним и вокруг него с момента смерти Рансайтера. Венди Райт чувствовала то же самое, пронзило его…
И пришел холод – тот холод, что прикоснулся к нему в последние минуты пребывания на Луне и не оставлял с тех пор, постоянно напоминая о себе. Холод искажал очертания предметов, заставляя их поверхности вздуваться пузырями и лопаться. Холод втекал в поры и щели, замораживая сердца вещей, делая хрупкими те стержни, которые поддерживали души предметов. То, что Эл видел теперь, было ледяной пустыней с вмороженными кое-где валунами. Ветер гулял там, где только что была иная реальность… ветер намораживал и намораживал лед, и валуны почти исчезли под его наслоениями… и темнота воцарилась там, куда не достигал его взгляд, и лишь слабые проблески…
Но ведь это все разыгралось только в моем воображении, подумал Эл. Вселенная вовсе не погребена подо льдом, темнотой, ветром и холодом, все это только мнится мне, мерещится… Странно, подумал он, неужели во мне действительно заключен целый мир? Мир, ограниченный моей телесной оболочкой? Никогда не замечал раньше… Наверное, это признаки умирания, подумалось ему. Вялость, скольжение в энтропию – это и есть начало умирания, и лед я вижу поэтому же, лед – лишь проявление этого процесса. С моей смертью погибнет целая вселенная, с ужасом понял он. Но где же те миры, которые я должен пройти на пути к новому рождению? Где, в частности, туманный красный свет, символизирующий животную страсть? Все, что я вижу, – это вымороженная равнина и подступающая со всех сторон темнота…
Это не просто смерть, сказал он себе. Это что-то искусственное, навязанное: вместо распада, растворения – раздавливание, решительное и бесповоротное. Может быть, я еще смогу собраться с силами и понять, что происходит… но для этого нужно лечь, лечь и отдохнуть, отдохнуть…
– Что с тобой? – спросил Джо. Они все еще поднимались в лифте.
– Ничего, – сказал Эл. Меня уже можно не брать в расчет, подумал он.
Они молчали, пока лифт не закончил подъем.
Входя в зал, Джо почувствовал вдруг, что Эла рядом с ним нет. Он выглянул в коридор. Эл стоял, не двигаясь с места.
– Что случилось? – снова спросил Джо. Эл не шевельнулся. – С тобой все в порядке?
– Устал – сказал Эл.
– Ты плохо выглядишь – сказал Джо, подходя. Страшное предчувствие нахлынуло на него.
– Пойду умоюсь – сказал Эл. – А ты иди проверь остальных. Все ли с ними в порядке. Я присоединюсь. – Он неуверенно двинулся вперед; его покачивало. – Все будет хорошо, – добавил он.
– Я с тобой, – сказал Джо. – Хочу быть уверен, что ты доберешься.
– Может, если умоюсь теплой водой… – Эл попытался открыть бесплатную дверь в туалет, не смог, и Джо пришлось помочь ему; Эл скрылся внутри. Джо прошелся по коридору. Определенно, что-то случилось с ним, подумал он. После того, как ему померещился какой-то древний лифт… Не в этом ли дело?
Эл снова показался в дверях. Джо увидел выражение его лица.
– Что? – страшным шепотом спросил он.
– Посмотри сам, – сказал Эл. Втащив Джо в туалет, он ткнул пальцем в дальнюю стену: – Граффити. Знаешь, что обычно пишут в сортирах. Читай.
Красной пастой – а может, карандашом – на стене было выведено:
ПРЫГАЙ В СРАЛЬНИК ГОЛОВОЙ – ВЫ УБИТЫ, Я ЖИВОЙ.– Почерк Рансайтера, верно? – спросил Эл. – Узнаешь?
– Да, – кивнул Джо. – Это его рука.
– Что ж, – сказал Эл, – теперь мы знаем правду.
– Разве это правда?
– Конечно, – сказал Эл. – Вне всяких сомнений.
– И мы узнаём ее таким идиотским способом – со стенки в мужском сортире… – Горькое чувство обиды пересилило у Джо все остальное.
– Зато, как и прочие граффити – четко и прямо. Мы могли бы месяцами смотреть телевизор, болтать по фону, читать газеты – и ни черта не узнали бы. Да что месяцами – до конца жизни… или пока нас не ткнули бы носом – как здесь.
– Но мы же не умерли. Никто, кроме Венди… – начал Джо, но Эл перебил:
– Мы в полужизни. Может быть, на борту «Прэтфолл-2» – возвращаемся с Луны, где нас – нас, а не Рансайтера – убило взрывом. А он старается уловить поток протофазонов, и ему этого пока не удается. Никакие сигналы из нашего мира не проникают к нему. Но ему удалось-таки добраться до нас. Мы встречаем его везде, в самых случайных местах. Его присутствие ощущается на каждом шагу, потому что он, и только он, пытается докопаться до нас…
– Скорее, добраться, – сказал Джо. – Докопаться – это по другому поводу.
