Чарли Хьюстон - Неспящие
Вот почему можно надеяться, что их наниматель, кем бы он ни был, извинит их за то, что они не успели расстрелять меня прежде, чем я отправил оставшиеся пять патронов из «Ремингтона-870МС5», теперь оказавшегося в моих руках, им в головы.
Это были патроны с крупной дробью, на мой взгляд, перебор. У меня ушло два на одного и три на другого, я стрелял в них по очереди, пока патроны не кончились. Тогда я бросил ружье и упал в сторону, ныряя под рабочий стол, вынул мой «лес-баер» 45-го калибра из наплечной кобуры под курткой и стал терпеливо ждать, прицелившись в дверной проем в свете компьютерного монитора, который вдруг проснулся посреди стычки.
Так я мог прицеливаться, может быть, в течение часа, чтобы удостовериться, что их было только трое, но тут застонал человек, у которого я отнял ружье, и напомнил мне, что пора заканчивать.
Я вылез из-под стола, поискал удостоверения у обоих мертвецов и не нашел. Никаких часов или украшений, хотя у одного была красноречивая полоска бледной кожи вокруг смуглого запястья, а у другого аналогичная полоска вокруг большого пальца левой руки, и оба уха у него были проколоты.
Третий снова застонал. И потом звякнул «Мейс». Я поднялся по лестнице, вынул свой готовый диск и сунул его в карман спортивной куртки. Я еще не проверял ткань на пятна и разрывы. Мне была невыносима мысль, что плод ручной работы мистера Ли мог пострадать. Сшитая им одежда была в буквальном смысле слова незаменима. Отложив осмотр на потом, я нажал несколько кнопок на «Мейсе», дважды подтвердил, да, я хочу стереть все содержимое жесткого диска, и спустился по лестнице назад.
Теперь в комнате было множество противоречивых вещественных доказательств. А у меня совсем не было времени, чтобы как следует обо всем позаботиться.
На миг меня объяла неприятная дрожь. Мысль о том, чтобы покинуть комнату, не приведя ее в порядок, была почти невыносима.
Я взял телефон. Держал его в одной руке, а «лес-баер» с похожей отделкой в другой.
Человек на полу снова застонал.
Продолжая дышать как загнанная лошадь, я спросил его, пыхтя, кто они такие, он и его спутники, кто их нанял и для чего. Он опять застонал, и этот стон сказал мне, что он недостаточно пришел в чувство, чтобы понимать, о чем я спрашиваю.
Я застрелил его. Сразу. Подумал хорошенько. И снова выстрелил. И мое дыхание стало выравниваться. Нельзя сказать, чтобы убийство человека приносило покой само по себе. Однако в комнате была новая симметрия, эти две пули придали новую гармонию разрозненности и беспорядочности мертвых тел, разбросанных по полу, и я опять мог двигаться вперед.
Я дошел до конца переулка, где припарковал «акуру» между двумя мусорными баками, и, высыпав немного мусора на ее крышу, придал ей косметический налет заброшенности. Достал мою «туми» с пассажирского сиденья, вытащил из нее кумулятивный заряд октола. Созданное для того, чтобы пробивать бронированные пластины, выбрасывая в дыру жидкую струю сплава, это было не совсем идеальное для моих целей устройство. Однако при небольшой модификации сгодится и оно. Я взял бензиновую канистру на пять галлонов, которую автомеханики «Тысячи журавлей» всегда надежно закрепляли в багажниках своих машин, вернулся на голдфарм и заложил заряд в проеме раскрытой внутренней двери, а прямо перед ним поставил канистру с бензином. После этой доработки октол не наведет порядка в комнате, полной мертвых тел, но сделает их необычно похожими друг на друга.
На обратном пути я обнаружил незапертый черный «рейнджровер» прямо перед выездом из переулка, он был повернут в сторону улицы, готовый к быстрому, но так и не случившемуся бегству. В нем не было ничего интересного. Три черные нейлоновые спортивные сумки с параферналиями для тактической операции. Запасные обоймы, черная самоклеящаяся лента, ассортимент пластиковых пряжек и ремней, небольшой набор инструментов и разные компоненты для переделки «таворов» в пистолет-пулемет калибра 9 мм. И тому подобное.
Отсутствие опознавательных признаков меня не удивило. От таких профессионалов, как те, которых я убил, нельзя было ждать, что они оставят в машине свои бумажники. При этом, да, от них можно было ждать, что они будут подозрительно вооружены любимым оружием израильских военных и одеты в пятикарманные куртки типа гуаяберы, популярные у Шабака,[15] и все-таки они отлично выполняли свое дело. Поэтому я не посмотрел на номера, так как был уверен, что они никуда не приведут, ради проформы скопировал заводской номер автомобиля с приборной доски, бросил в «рейнджровер» еще один заряд октола и уехал.
Чуть дальше по улице я услышал грохот заряда, дополненного канистрой с бензином, за которым вскоре последовал более резкий удар взрывчатки в джипе. Пламя превратит голдфарм и по крайней мере несколько ближайших заброшенных зданий в пепел, прежде чем аварийные службы успеют отреагировать.
Вернувшись к аэродрому, я понял, что забыл заранее предупредить пилота о своем возвращении. Нужно было как-то провести тридцать минут до разрешения на взлет. Как оказалось, он был совсем не против моего предложения о том, как нам стоит потратить эти полчаса. А женщине-стрелку хватило догадливости, чтобы понять намек и уйти погулять и выкурить пару-тройку сигарет.
На разговоры было мало времени, но выяснилось, что он действительно бывший легионер. Об этом свидетельствовала выцветшая полковая татуировка на его плече. Он заметил мою побледневшую татуировку войск специального назначения и пошутил насчет солдат и того, что на самом деле случается в окопах, хотя ни он, ни я не засмеялись. Задняя часть вертолета не навевала романтического настроения, но это было отнюдь не самое неудобное место, где мне приходилось заниматься любовью. И когда с неотложными делами было покончено, осталось еще несколько минут. Поэтому мы подержались за руки, и большой палец его руки снова и снова возвращался, чтобы потереть загрубевшую мозоль у правого указательного пальца, как раз в том месте, где он ложится на спусковой крючок.
Вскоре после этого мы поднялись в воздух, направились на север, и первый этап моей кампании по ликвидации всех свидетельств и следов разыскиваемого предмета закончился. Безусловно, будет еще много дел, как только я просмотрю запись камеры наблюдения и увижу, кто заходил к ним в гости до меня.
Бедняга.
Глава 8
Парк начинал операцию в роли покупателя.
Обзванивая телефонные номера по списку, который дал ему капитан Бартоломе, Парк стал регулярным клиентом у трех торговцев, которые, как он выяснил, были достаточно надежными и, по всей видимости, предпочитали нанимать чуть более приличных курьеров для доставки, чем обычные торчки на велосипедах, которые заявлялись часа на два-три позже обещанного. Курьеров с машинами, больше похожих на студентов кинематографического факультета частного Университета Южной Калифорнии, чем на конченых наркоманов с Венис-Бич. Курьеров, которые умели поддержать связную беседу, пока не состоится передача. Курьеров, которые в основном говорили о своем занятии как о способе быстро заработать, чтобы выплатить кредит на учебу в университете или купить новый ноутбук.
Когда Парк сказал одному из этих курьеров, что ищет какую-нибудь работу не на полный день, пока его жена не родит ребенка, парень почесал живот под футболкой «Аберкромби энд Фитч» и сказал ему, что курьеры то и дело соскакивают и что им всегда нужны новые люди. Поэтому когда Парк в следующий раз позвонил по телефону, он, вместо того чтобы оставить свой кодовый номер, повесить трубку и ждать, пока ему перезвонят, оставил сообщение:
«Это Парк Хаас, номер шесть-два-три-девять. Я разговаривал с Роханом; он сказал, что вам нужны работники. Меня интересует эта работа».
И в итоге ему действительно перезвонили, но вместо того, чтобы ответить на вопрос, где он находится и сколько там пробудет, и выслушать, сколько времени у него уйдет, чтобы туда приехать, Парк пятнадцать минут разговаривал с молодой женщиной, отвечая на вопросы, учился ли он в колледже, какова была его специальность и, наконец, не служит ли он «в полиции или других правоохранительных органах».
И Парк соврал. Как и обещал капитан Бартоломе, оказалось, что ложь ему дается уже легче. Хотя его всегда немного грызла совесть, а в уголке сознания звучал голос отца: «Вранье, Паркер, большая слабость у мужчины. Я советую тебе никогда ее в себе не допускать. Или тебя разоблачат».
Опасность разоблачения, физического или иного, всегда стояла для отца на первом месте.
Следуя его примеру, Парк старался свести свою жизнь к минимуму возможности быть раскрытым. Его существование состояло из немногочисленных элементов. Мало вещей. Мало связей. Помимо его родителей, сестры, ее несгибаемого мужа и двоих их неприветливых детей, а также нескольких друзей детства, число которых все уменьшалось, он эмоционально ни перед кем не открывался, пока не покинул Филадельфию и не отправился на запад изучать философию, действуя в порыве стремления лучше понимать природу если не людей, то вещей.
