Ольга Манскова - Без имени
Ну, именно в 26-м я и понял: пора бежать. Иначе, пошлют стрелять в людей, ни в чем не повинных. А куда? В Украину не сбежишь: там «наши» посты кругом, на границе стоят, танки, пулеметы, зенитки. Через них не пройти. На Урал — так там тоже «Красный Урал» с Че Геварой на знаменах и в берцах… В Казахстан — тоже не пустят, прибьют на границе, и правы будут: всякое отрепье с наших краев туда суется. Осталось одно: сюда двигаться, в Московию. Ну, по Московии я тоже помотался изрядно, пока в Питере, не так давно, не осел.
Границу с Московией я, понятное дело, пересек нелегально. Конечно же, потом прошел чипизацию, но остался без паспорта и других документов и почти что вне закона, бомж-гастроарбайтер с личной идентификацией… Ни семьи, ни прописки… Ни в вуз не поступить, ни на приличную работу устроиться… Так и живу. Иногда, грешным делом, даже подумывал: может, зря из Великой Сарматии ушел… Отслужил бы там, быть может, выжил как-то… И жил бы теперь себе. Там теперь — Донская Республика и демократия. Быстрей, чем здесь, всё повернулось; в конце концов, жизнь в нормальное русло вошла. А здесь этого не будет вовсе.
В общем, попал я из огня, да в полымя. Жуткая это страна — Московия… Особенно, когда она — мачеха, а не мать. Тьма беспросветная. Хотя…Я почему-то полюбил этот город… Мой Питер…
— Я тоже, — сказала Фанни.
Они немного помолчали. За окном было темновато. Шел дождь.
— Схимник, — Фанни сказала тихо, — Можно, я так буду вас называть?
— Да. Меня так зовут друзья.
— Схимник, что вы там такого написали, в своей тетради? Той самой, которую нашел ваш друг, выброшенную в мусорный контейнер… По которой он вас и разыскал…
— Вы в курсе этой странной истории?
— Да.
— Ничего особенного там не было. Там был черновик нескольких моих сказок, несколько придуманных мною афоризмов, стихов, карта фантастической земли, текущие записи: телефоны, адреса… Но, найдя эту тетрадь, он понял что-то важное только для него: что он не одинок, не один в этом мире… Он захотел поэтому меня отыскать. Вовсе не затем, чтобы отдать назад эту тетрадь. Для него просто было важным то, что мы существуем.
— Кто — «мы»?
— Он. Я. Живые люди. Живые люди, которые пишут. Не интелы. В интернете много великолепных рассказов и стихов, картин и фотографий. Но они разъединены и болтаются, как мусор. Никто не вывешивает сейчас их «кучкой», собранием в единое… Чаще всего, вывешивают пару-тройку глав повести, чтобы потом люди жаждали продолжения и выходили на автора. Но никто не жаждет. Висят «образцы» стихов и прозы, заметки и рисунки на продажу. Целые сайты, чаще всего, посвящаются только уже ушедшим из мира авторам.
А потому, за всеми этими «образцами творчества», болтающимися на разных сайтах, перестало быть видно живых людей, с их особыми, только им присущими, мыслями, с их связью с реальностью. Строки стали просто строками; будто огромный, единый компьютер или сеть компьютеров создают их, и теперь, созданные, они болтаются, как щепки в море: эти рассказы, романы, стихотворения… Их не прибивает на берег и за ними больше не видно людей… В моей тетради он, поэт, отыскал то, чего ему так не хватало: живого человека. Он впервые прочел это всё… На бумаге. Вдобавок, написанное от руки.
— Прочитайте мне что-нибудь из сочиненного вами. Можно, совсем короткое.
— Я… Не помню ничего наизусть из того, что написал. Но… Я попытаюсь рассказать, как получится. Я расскажу вам одну из тех сказок, что были написаны мной в том черновике. Найденном тем поэтом. Он… Был очень горд собой, своей «миссией на земле», своими стихами, считал себя исключительным и особенным человеком. Он читал стихи всегда и везде, где только мог. Даже — случайным прохожим. Он старательно исчислял их количество, как скупец считает деньги. Он никогда бы не выкинул черновик в мусор; впрочем, чаще всего, он настукивал стихи на клавишах, но не писал их от руки… Встретить меня было для него шоком еще и поэтому. Мы очень с ним разные. Но всё же, он очень талантлив, и я, когда выздоровлю, обязательно его навещу. Это он рассказал вам обо мне?
— Нет. И… Не ходите туда, к нему. Он… не живет там больше, — ответила Фанни и опустила глаза. — Расскажите лучше мне сказку.
— Хорошо. Слушайте…
В некотором царстве, в некотором государстве… Или так: в очень давние времена… Жил-был один мастер. Он создавал из камня цветы и животных, делал статуэтки людей, скульптуры и барельефы.
Однажды он решил, что он сможет уже создать статую какого-нибудь бога. А если он поставит её в своем селении, будет всем людям этого селения большое счастье, и даже из других мест люди будут приходить сюда, чтобы помолиться. «Эта статуя должна быть прекрасной! — подумал мастер. — Но, как создать мне статую настолько прекрасную, что, глядя на неё, люди бы вдохновлялись, и это приносило бы им исцеление и исполнение мечтаний?»
И он пошел к мудрецу, который жил в горах. Он хотел спросить у этого известного мудреца, как бы ему достичь такой степени вдохновения, что он сможет увидеть прекрасных богов и запечатлеть их в камне.
Мудрец медитировал около своей пещеры, когда к нему пришел мастер. Он вышел из медитации и сказал, что знает, зачем пришел к нему ваятель.
«Но я ничем не могу помочь тебе, поскольку я сам не бог, и достигаю видения богов очень редко. Тем не менее, я знаю одно: еще выше в горах, на краю снегов, есть пещера. И там есть статуя, которая приносит всем, обратившимся к ней, исцеление и связь с божественным. Если ты достигнешь этой пещеры и найдешь вход в неё, если ты увидишь эту статую, то ты, возможно, сможешь сотворить полную её копию, и ваше селение получит связь с божественным,» — сказал мудрец мастеру.
Мастер тут же отправился в новый путь, к далекой вершине. Там, среди снегов, он отыскал пещеру. Он вошел в неё, и в глубине увидал фигуру в белой длинной одежде. Он подошел ближе и понял, что статуя была изваяна с таким мастерством, что казалась живой. Каждый изгиб тела, каждый палец руки, закрытые глаза, одухотворенное лицо — всё было выполнено с таким непревзойденным совершенством, и так эта статуя была изумительна, что бедный мастер в экстазе упал перед ней на землю и взмолился: «О, великий скульптор! Прости, что я хотел посягнуть на то великолепие, достигнуть такого же мастерства в своём созидании, которого добился ты! Мне никогда не сотворить ничего подобного; я могу лишь молиться, чтобы твое прекрасное творение жило вечно и никогда не было разрушенным! Оно так великолепно!»
Потом он поднял голову, и вдруг увидел, что статуя открыла глаза и смотрит на него. Из глаз статуи струился свет. Затем, всё: одежда, лицо, волосы статуи, — утратили белизну и приобрели яркие цвета.
— Великий Скульптор прощает тебя, о мастер! — сказала статуя. — А я, благодаря тебе, наконец, получаю вечное бессмертие! Ты попросил об этом моего Бога! — и прекрасная девушка, в которую превратилась статуя, улыбнулась мастеру.
— Я несколько сотен лет просидела здесь в медитации… Я сижу здесь так давно, что люди стали принимать меня за каменное изваяние, а одежды покрылись льдом. Я стала проводником всех молитв приходящих сюда людей, которые они возносят к Богу. Но ещё никто и никогда не молился о том, чтобы я получила бессмертие. Бессмертие — это жизнь, а потому, я покидаю эту пещеру и становлюсь богиней. А ты… Ты станешь великолепным скульптором, потому что у тебя любящее сердце.
Сказав так, она коснулась пальцем лба мастера, и он почувствовал жар прикосновения.
— Помни меня. И знай, что силу творчества никогда не получить от каменной статуи. Её передают от сердца к сердцу, — сказала богиня.
Глава 5. Неназываемый
Она смотрела вниз. Будто сквозь черное, матовое стекло. И видения, наполняющие собой этот матовый экран, сменялись как в калейдоскопе. Черно-белом калейдоскопе, без цвета и смысла.
Внизу ходили люди, с лицами и душами, искаженными ужасом, всё время ожидающие чего-то страшного: бури, цунами, конца света, апокалипсических всадников на черных, вздыбленных конях… Обычная улица обычного серого города.
А где-то, пока вдалеке отсюда, рвались снаряды, и остовы домов, черные и уродливые, были видны вдали, если смотреть с середины широкого сквера, за площадью. Саму площадь перегораживали искореженные снарядами бэтээры, перевернутые машины…
И вот, как реликтовое ископаемое, как грозный монстр дочеловеческой эпохи, по улице, сотрясая стены близлежащих домов, пополз танк.
— Не смотри. Тебе не надо туда смотреть.
— Я не могу… Я всё равно знаю, чувствую, что всё это есть, — слезы закапали из её глаз.
— Ты прошла уже свой путь юдоли земной. Ты обрела право больше никогда не воплощаться… там. Забудь. Ты можешь увидеть другие миры, прекрасные, как весенние цветы. А можешь познавать Вселенную, открывающую тебе свои тайны. Ты теперь — крылатая сущность, и радость бытия может стать твоею навсегда. Только, выбери иную дорогу, иную судьбу. У тебя есть право такого выбора.
