Александр Шакилов - ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУЖЧИНЫ
Ещё мгновение назад преследователей было всего лишь пятеро. А теперь… Да, Гюнтер, всегда был отличным стратегом, он смог вычислить мои петли и послал самураев наперерез.
Ты угадал, Гюнтер.
Но я не хочу умирать.
Граница промзоны, спасение так близко, и…
Фигуры в чёрных куртках. Передо мной. И за мной. Некуда бежать. Резкая дуга, ледяная пыль из-под кантов. Вот оно, моё спасение! Цепляясь вакуумными присосками наколенников, я карабкаюсь на самую высокую, чудом уцелевшую, трубу. Я подставляю вам спину, ребята, воспользуйтесь, не стесняйтесь.
И они не стесняются.
Ледорубы крошат цемент стыков буквально в миллиметрах от моих конечностей, лыжные палки-дротики тупят победит наконечников о кирпичи кладки.
Резкий окрик – далеко внизу, почти неслышный:
– Нет! Пусть!
Это Гюнтер. Он уверен: мне не уйти. Он желает насладиться местью.
***
…я пришёл в убежище Гюнтера как друг. Мне были рады, меня ждали, меня встречали шнапсом и сакэ. Перед внешним контуром я снял куртку, чтоб никто не заметил отсутствие кланового знака.
– Алекс, ты так спешишь причаститься, что даже разделся на улице?! – они смеются, они уже пьяны.
И я смеюсь, я пью и не пьянею. У меня есть цель. Я вижу водонепроницаемый чехол. Я вижу лыжные палки. Я вижу рюкзак с обмундированием.
– Здравствуйте, дядя Алекс! – у Кари даже голос слабый, невыразительный.
– Здравствуй, Кари! Поздравляю, сегодня твой день! Сегодня в клане Мизуно родится новый мужчина!
Кари доволен, Кари смеётся и треплет меня за плечо. Хочется брезгливо сбросить его ладошку. Сдерживаюсь, улыбаюсь. Опрокидываю в рот стаканчик теплой бурды, синтезированной из искусственного риса и аскорбиновой кислоты.
Самураи веселятся. Воины Гюнтера произносят длинные тосты, по лицам течёт пот, впитываясь в густые бороды. А потом мы, пошатываясь, покидаем убежище. На мою куртку никто не обращает внимания, это хорошо, незачем прежде времени тревожить лучших буси клана.
Торжественная тишина. Пар над разгорячёнными телами. Кари опускается на колени, он намерен расстегнуть чехол и медленно – величественно! – извлечь лыжи.
Кари намерен, хе-хе.
Но у меня другие планы.
У меня есть древний АПС, и в магазине двадцать патронов. Я знаю, хранить Огнестрельное Оружие – святотатство, но…
Грохот, пламя.
Кари умирает быстро. Мальчик, прости, я не желал тебе зла.
Буси падают, я жму на спусковой крючок, я подхватываю чехол, закидываю за спину, цепляю карабинами палки, рюкзак – на грудь.
Всё оказывается проще, чем я думал. Лыжи несут меня вниз по улице, впереди огромное здание. Врубаю режим вертикального подъёма: лыжи без остановки, плавно, накатывают на бетонную стену. Скользяк плотно прилегает к стеклу и бетону, навигатор "хамелеона" сканирует поверхность в радиусе тридцати метров, определяя наиболее оптимальный маршрут. Кое-где вместо зеркальных окон – алюминиевые рамы, покорёженные, изогнутые. Внутри здания, некогда штаб-квартиры транспланетной корпорации, – заснеженные компьютеры и укрытые инеем офисные стулья. Моё тело параллельно стене, я ритмично напрягаю икры, заодно активируя искусственные мышцы, прикреплённые белковым клеем к экзоскелету защиты.
Крыша небоскрёба стремительно приближается.
Я – ронин. Я – убийца.
Меня преследуют.
***
– Нет! Пусть!
Окружили. Довольны. Небось, кровожадно скалятся. И деваться мне некуда. Почти некуда. И потому я покоряю эту чёртову трубу, я ползу, ползу, хлюпают присоски, ползу, и вот я наверху. Я знаю, никто не осмелится подняться за мной, ибо самоубийц-камикадзе нет в команде Гюнтера. Гюнтер слишком ценит своих буси, чтобы зазря тратить их жизни.
Я стою на самом краю, выщербленном ударной волной.
Я присоединяю мощные аккумуляторы к амортизаторам-прыгунцам. Конечно, я рискую сжечь накопители лыж, но у меня нет иного выхода. Если честно, хе-хе, я предполагал, что подобное может случиться.
Солнце падает на крыши мегаполиса, исчезает, меркнет. Багрянец горизонта прячется за пиками небоскрёбов-гор.
Я резко приседаю и отталкиваюсь от края трубы. Амортизаторы, как всегда, врубаются чётко и мгновенно – меня отшвыривает метров на пятьдесят восточнее. Мои лыжи парят в морозном воздухе. Я – птица, я – альбатрос.
Падаю в сотне шагов от заветного сугроба, того самого, виртуального. Прыгунцы смягчают удар, дымятся, и я не уверен, что их можно отремонтировать. Так никто не прыгает. Я – единственный. Чем не повод для гордости?..
Жаль, мне не удалось запутать погоню, отвести преследователей от нового убежища, но что поделаешь. В конце концов, я и это предусмотрел. Есть, хе-хе, один вариантик: подземный тоннель…
Только бы добраться…
Дззз-зы-тчч!! – фиберглассовый Axis Comp, великолепный шлем, спасает меня от смерти: сюрикен рикошетит, впиваясь нанолезвием в бетон полуразрушенной стены. Повезло. Повезло, что не в череп. Зато вторая "звёздочка" прорубает высокопрочную ткань штанишек, рассекая мясо до кости. Только до кости – это видно на внутреннем экране "хамелеона". Медсистема мгновенно выдаёт диагноз и оказывает первую помощь: впрыскивает обезболивающее. Сейчас трансивер автоматически наберёт 911 и сообщит, что, мол, такому-то, а именно, Алексу Иванову, срочно требуется внимание квалифицированных хирургов, шаманов и мануалотерапевтов. Трансивер врубит маячок наведения на цель, тобишь на меня родимого. Заодно система жизнеобеспечения заблокирует скользяк и зафиксирует экзоскелет и псевдомыщцы в "мёртвом" положении – дабы больной не смог двигаться, усугубляя внутренние и наружные повреждения.
И всё.
Мне каюк. Если я не успею провести языком по нёбу определённым образом – справа налево, вверх вниз и наискось. А я успеваю, вырубаю чёртов трансивер к… чёрту?!
Короче, вырубаю.
Нога не болит – уже хорошо. Мне же чуть-чуть осталось, почти дотянул, почти…
Почти не считается.
Ещё один сюрикен срезает головку маркера на левой лыже. Ботинок выскальзывает, нога по самый пах проваливается в глубокий снег – вторая лыжа держит меня, что называется на плаву. Хватаюсь за левую лыжу, моя, не оставлю. Ну же! Чуть-чуть. Чуть-чуть. Почти… почти…
Активирую навигатор, встроенный в шлем. На экране – бегущая строка бесполезной информации: высота над уровнем моря, местонахождение в координатах города – улица Ленина 21, уровень атмосферного давления… Зачем мне всё это?! Сейчас?! Мне нужна опция "автопилот", чтобы лыжи нашли путь домой, протянули моё тело последние полста метров, используя остатки ресурса; ничего, потом поставлю на подзарядку, за месяц, дай боже, восстановятся.
Очередная порция сюрикенов бьёт в спину, срывая пласты композита и алюминиевых сот. Пусть. Я уже дома. Почти. Неимоверная лёгкость…
Напоследок всё-таки оборачиваюсь. Не могу не обернуться. Оптика маски-"хамелеона", задавая двадцатикратное увеличение, натыкается на бешеный взгляд Гюнтера. Бешеный? Или исполненный тоски и боли? Всё-таки нечасто командиру приходится одновременно терять лучшего друга и любимого сына. …пожалуй, если бы Гюнтер захотел, он убил бы меня. Проковырял бы сюрикенами защиту на спине, я не сомневаюсь в этом. Но что-то его остановило. Что?
Я ныряю в голограмму. Я в сугробе. Бронелисты разъезжаются, пропуская меня в нору-убежище. Отсюда, из-под многометровой толщи искусственного камня и стали, меня не выковырять даже господу богу, не то, что парням с эдельвейсами на рукавах.
Мягкое освещение. Это шлюз. Мелкие брызги антисептиков, сквозняк вентиляторов. Падаю. Крепление автоматически отстёгивают ботинок. Вползаю в прихожую, переворачиваюсь на спину, снимаю трофейный рюкзак с обмундированием…
На спину?!..
Чехол?!!
Вскакиваю, судорожно сдираю защиту и куртку, и…
Хохот, истерика, слёзы. Лямки чехла аккуратно срезаны сюрикенами. И это смешно, это очень смешно! …неимоверная лёгкость…
Я потерял лыжи!!
Гюнтер отобрал своё, не дал вору унести украденное. Гюнтер-шутник, Гюнтер-проказник.
Шаги, взволнованное дыхание, запах лаванды.
– Ты… -…как?
Мирра молчит, моя любовь молчит. Не спрашивает, только смотрит на меня. На кровь, стекающую по штанине на мраморный пол. Мирра шевелит ресницами, ей нечего сказать. Мои руки. Всему виной мои пустые руки. Я опоздал на день рождения сына. Уже вечер. Почти ночь.
И я без подарка.
Как я мог.
Я же обещал.
***
Держи, сына, это лыжи. Настоящие. Носи на здоровье.
Ты не подумай, сына, не подумай… Сегодня твой день рождения, отныне ты настоящий мужчина. У меня нет выхода, я не смог, я… …вынужден продолжить традицию, как это сделал мой отец – семнадцать лет назад. Он долго отказывал мне в законном праве, он спорил с матерью, и однажды ночью я прокрался в родительскую спальню. Я не осмелился осквернить лыжную палку, как это сделал ты, мой сын, – я был трусом. Я ударил спящего отца катаной, я метил в голову.
