Сборник - Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013
До войны Илия работала в аптеке на Невском. Когда Молотов сообщил, что в 4 утра, «германские войска напали на нашу страну», — она пришла к ним домой и просила маму срочно купить сахар, спички и мыло.
— Фатима, у тебя девочки, твоя кровь и плоть, и их надо кормить. Беги ко мне в аптеку, купи поливитамины, пока они есть.
Мама отшучивалась: «Иля, этих фашистов завтра отшвырнут до Берлина. Аллах не допустит».
Не пройдет и трех месяцев, как они с мамой будут собирать в кастрюли горелый сахар, перемешанный с землей, который тек с горящих Бадаевских складов.
Оранжево-коричневый кипяток издает химический запах, но похож на чай. Надо решать, чем топить. От большой библиотеки остались только несколько книг, которыми мама особенно дорожила. Огромный Коран, где каждая страница украшена вручную, в кожаном переплете и золотыми уголками. Дореволюционное издание «Илиады». Большой том Пушкина, сборники Блока и Гумилева. Сегодня приходит время Александра Сергеевича. Фолиант скрывается за дверцей буржуйки.
— Доченька, — мамин шепот сливается с шумом метели, разгулявшейся за окном.
— Мамочка, я сейчас. Чай готов, есть сахар, витамины! Сегодня пируем!
Всполохи из щелей разгоревшейся буржуйки освещают ночную комнату. На мгновение показалось, что полупрозрачный силуэт проступает из мрака в дальнем углу.
— Доченька, подойди поближе. Я ухожу. Прости меня, родная, я не успела тебе все рассказать — глаза мамы закрылись. Тишину нарушает только ветер в печной трубе. Неожиданно голос ее крепнет, она приподнимается на подушке, по вискам текут ручейки пота, — ТЫ ВЫЖИВЕШЬ И НАЙДЕШЬ ТОГО, С КЕМ ВЕРА, НАДЕЖДА И ЛЮБОВЬ! ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ЖДУ.
Ее голова запрокидывается, судорога пробегает по телу.
Светает. Из зеркала, которое занимает стенной проем в глубине маминой комнаты, на нее смотрит изможденная седая женщина. Ей недавно исполнилось семнадцать.
Фатима ушла, не успев передать последней в роду то, что ее предки несли из поколения в поколение тысячи лет.
Закончится Великая война, фашистские орды отхлынут от стен города-дворца, и сын армянского князя Орбели, Иосиф, расскажет дочери татарского мурзы Байкеева, девушке с седыми волосами, какой груз лежит на ее плечах.
— Девочка, ты не совсем такая, как все. Тысячи лет кровь вашей семьи несет в себе половинку целого. Существует пророчество, по которому раз в 60 000 лет половинки соединяются, и рождается человек с очень редким талантом — делать людей подобными богам. Очень давно, от одной почтенной армянской женщины я услышал эту легенду. К сожалению, в те места пришли турки и вырезали всех армян, никого не осталось. В Ленинграде я встретил твою маму. Они с мужем переехали сюда из Поволжья, чтобы укрыться в большом городе от людей, которые преследовали их семью из поколения в поколение. От нее я узнал, что услышанная мною легенда повествует о реальном факте. Скоро, возможно, ты встретишь человека, кровь которого несет другую часть целого, и в вашем ребенке или его ближайших потомках соединится разделенное когда-то. Что это, я не знаю, как не знала и твоя мать. Но могу сказать одно точно — за тобой будут охотиться, тебя будут искать и попытаются не допустить вашего соединения. Прошу тебя, поменяй имя, фамилию, но никогда не забывай, чья ты дочь.
Весна в Таллинн приходит внезапно. Пронизывающий сырой зимний ветер с Балтики стихает. Стремительно лопаются почки, и город накрывает зелень, зацветают яблони. Море в заливе меняет свинцовую безысходность на яркую лазурь, сливаясь с весенним небом.
Анечка Штейнбест мчится домой на своем Харлее по послевоенному Таллинну. Бросив мотоцикл у крыльца дома, она стремительно взбегает к себе на второй этаж, на ходу скидывая мотоциклетный шлем и кожаную куртку. Надо быстро привести себя в порядок — сегодня он знакомит ее со своей старшей сестрой. Внутри все трепещет. Страшно. Его сестре может не понравиться, что они живут не расписанными.
— Люба, познакомься, моя жена.
В глазах его сестры настороженность и холод предубеждения: «Как Вы добиваетесь столь убедительной седины? Очень оригинально».
Кожа покрывается мурашками от ощущения надвигающейся грозы.
— Аннушка не красится, — ставит он точку в смотринах, — это Блокада.
Холодность уходит с красивого лица Любы. Она смущена от своего предубеждения.
Вечером, за чаем с его любимым вареньем из райских яблок, Анна узнала, что сестер ее мужа зовут ВЕРА, НАДЕЖДА И ЛЮБОВЬ…
Сияние хрустальной люстры таллиннской квартиры сменяет тусклый свет ночника.
Храп сына возвращает ее из мира воспоминаний…
«Надо позвать Кирюшу. Я не могу уйти, как ушла мама. У него нет дяди Иосифа, и некому объяснить мальчику, что его ждет. Кирилл должен все знать и, если понадобится, рассказать своим детям».
— НИКТО, НИКОМУ, НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН, — безликий голос шелестит в голове, — и не расскажет. Твой час настал, и ни сын, ни внуки не узнают тайну. Время близко, но люди еще не готовы…
Нечеловеческое стеклянное лицо нависает над ней.
— Кирилл! — кажется, крик распахивает двери, вышибает оконные стекла, впуская зимнюю стужу в дом. Но с губ слетает лишь тихий стон, и ее веки опускаются навсегда.
На другом конце Москвы мальчик улыбается во сне. Он счастлив — фигурка кролика выпала из рук и, сверкая, стоит на мокром песке. Уже несколько ночей один и тот же сон заставляет его просыпаться посреди ночи. Он один сидит на берегу быстрой реки и лепит фигурки из серебристого металла. Но они упрямо превращаются в бесформенные комки. Мысль бьется на кончиках пальцев и ускользает.
Сегодня он не один. Рядом с ним бабушка. Она поднимает фигурку и протягивает ему — «Видишь, надо только успокоиться и знание придет к тебе, руки сами все сделают».
Кирилл проснулся посреди ночи, увидев безвольно свесившуюся с кровати руку и с щемящей тоской понял, что она ушла и ушла, не попрощавшись, когда он спал…
Искушение
Книга третья
Бесконечная игра
Издавна люди говорили,
Что все они рабы земли
И что они, созданья пыли,
Родились и умрут в пыли.
Но ваша светлая беспечность
Зажглась безумным пеньем лир,
Невестой вашей будет Вечность,
А храмом — мир.
«Людям будущего» Н.Гумилев 1905 г.Пролог
Они восседают на тронах Жизни и Смерти. Их время — безвременье. Они ощущают друг друга, пребывая в различных пространствах. Они не спеша ведут игру, порождая и убирая игровые фигуры, меняя условия игры, не представляя ее цели. Они не знают, откуда они появились, и кто когда-нибудь продолжит их игру.
— По моему, мне удалось найти возможность покинуть место игрока, — в голосе слышится едва скрываемое торжество.
У того, к кому были обращены эти мысли, они вызвали легкое раздражение.
— Коллега, надеюсь, Вы хорошо подумали, прежде чем решили закрутить эту авантюрную интригу с цивилизациями на окраинах Млечного пути? Конечно, искушение получить все и сразу велико! Поразительно, но неужели Вам не надоело экспериментировать с этими простейшими? Поверьте, что этот ход я предвидел, поэтому нейтрализую Вашу атаку простым и испытанным способом — Ваши разумные существа, обуреваемые манией величия, сами займутся формированием цивилизации на соседней планете. И, как обычно, дитя уничтожит родителя, а затем выродится само. Согласитесь, старый испытанный способ — наиболее надежное решение. — На мгновение говорящему показалось, что его собеседник довольно хмыкнул. — Не вижу ничего смешного. На Вашем месте, я бы признал поражение в этом раунде.
Собеседник помедлил мгновенье (за это время в глубине Вселенной, на краю неприметной галактики Млечный Путь, как называли ее местные простейшие существа, прошли тысячи лет) и неожиданно согласился.
— Да, того азарта, который горел в нас, когда мы включились в Игру, уже нет. Согласитесь, мы превращаемся в механизмы, которые дают традиционные ответы на привычные ходы. Скучно. Поэтому Ваше решение я ожидал. Более того, готовил его, надеясь на Ваш традиционный ответ. И не ошибся. Признаюсь, эти дети и есть моя цель, которую Вы преподнесли мне сами. Теперь — дело времени, и новый игрок сядет на Ваш или мой трон, чтобы поупражняться в создании хитросплетений Бытия.
— Откуда такая уверенность, что ничтожные простейшие с окраины Вселенной в состоянии осознать даже самые банальные аксиомы сущего? Что они вообще могут представить? Насколько я понимаю, это нечто сиюминутно-белковое. Этакая органическая пародия на жизнь, которая, не успев зародиться, уже умирает. Миг между Рождением и Смертью.
